Но он ничего этого не делал. И единственный вывод - он и не хотел. А зачем? Он спасся от гончих, получил приют и быстро взлетел. Взлетел, потому что иначе быть не могло. В объёме имеющихся знаний он на голову выше каждого местного аборигена. Он легко пробился наверх и получил покровительство. Затем акклиматизировался, разобрался, что к чему, и легко привык к сладкой жизни. Ему просто было не нужно делать что-либо другое. Зачем рисковать, искать, задаваться вопросами? Лучше просто жить в своё удовольствие. И, я уверен, жить лучше, чем жил на Земле.

- Вы кем себя возомнили, мать вашу!? - рявкнул я, когда больше не смог сдерживать негодование.

Гуляев выпучил глаза, а девушки, растиравшие крепкую грудь старика, впервые подняли глаза вверх. И уставились на меня с испугом.

- Выйдите! - скомандовал я им. - Быстро!

Обнажённые попки по очереди выбрались из чана, похватали одежонки и мгновенно вылетели за дверь, из-за которой появились.

- Вы - старый избалованный бездельник! Вы аниран? Какой вы, к чёрту, аниран? Вы - самое натуральное дитя местной отвратительной культуры. Как можете вы нежиться в ванне, подставлять руки и ноги под мыло испуганной девчонки, когда ежедневно в этом мире от голода мрут люди? Что вы сделали для того, чтобы спасти хоть одну потерянную душу? Скольких людей вы спасли, прожив здесь больше времени, чем любой другой аниран? Вы - московский профессор, знающий гораздо больше других. Неужели материальные блага имеют для вас какую-то ценность? Они же абсолютно не важны. Через несколько лет от всего этого, - я сделал широкий жест рукой. - Не останется и следа. Почему вы ведёте себя, как сибарит, в мире, у которого нет будущего? Вместо того, чтобы ждать меня тринадцать лет и всё это время нежится в ванне под боком у короля, вы должны были действовать! Вы должны были не допустить упадка. Должны были победить голод. Не позволить местной религии плодить оболваненных хомячков. Но вы... Что делали вы? Нежились в чане с горячей водой? - я от души приложился ногой по бортику. - Позволяли юным девам, чьи шансы быть изнасилованными в ночном Обертоне стремятся к ста процентам, омывать вас? Покровительственно одарить их серебряной монеткой за старание? Почему вы не создали стотысячную армию и не утопили в крови остров Темиспар? Почему не покорили Декедду? Почему, вашу мать, не отыскали других аниранов? Из-за страха? Из-за страха за свою бесполезную жизнь? Или из-за страха всё это потерять? Я ведь не слепой, профессор. Я же вижу, как прекрасно вы здесь устроились. Я вижу ваш снисходительный взгляд, когда вы смотрите на других. И вижу их восторженно-уважительный взгляд, когда они смотрят на вас. Вы - приспособленец. Вам плевать на этот мир. Вам плевать на всех, кроме самого себя. Вы привыкли и не желаете ничего менять.

Я выговорился. Негодование, будто пробка из бутылки с шампанским, вылетело из меня. Наблюдая за Гуляевым, я завёлся очень быстро. И так же быстро выгнал из себя негатив. Но многое зависело от того, что скажет Гуляев в ответ. Ведь отныне я вряд ли смогу на него смотреть такими же глазами, как раньше.

- Вот и сходили в баньку, - покряхтел профессор, выбрался из чана, обмотался полотенцем и уселся на скамеечку у стены. Затем потёр лоб и посмотрел на меня. Даже намёка на улыбку не было на его лице. - Отхлестал ты меня словами, так отхлестал. Не скажу, что мне было приятно, но, наверное, поделом... Ты прав, Иван. Я приспособился. Я очень быстро смекнул, что смогу забраться наверх, даже не напрягаясь особо. Смогу жить, как в сказке. И когда я во всём разобрался и всё осознал, я утратил всяческую мотивацию. А зачем мне, скажи пожалуйста, что-то делать? Зачем искать пути спасения мира, до конца которого я всё равно не доживу? Я знаю, что не выгляжу как дряхлая развалина, каким был в родном мире. Но сколько лет мне ещё осталось? Десять? Пятнадцать? Ладно, пусть двадцать. К этому времени, я нисколько не сомневаюсь, окончательный коллапс ещё не случится. Хоть я, не скрою, позаботился о том, чтобы мне было где укрыться, когда всё начнёт рушиться. Имею в виду: я договорился с самфунном о том, что, когда развалится Астризия, переберусь в Кондук и проведу там остаток жизни. Баши будут рады меня видеть, как обещал Гвелерг... Но дело не в этом. Я, как уже тебе говорил, не тот, кому по силам такая ноша. Я не тот, кто может спасти мир. Я был бы и рад его спасти, если бы знал как. Но не жертвуя ради этого чем-то, понимаешь? Я не хочу растерять всё то, чего смог достичь. Меня - как бы кощунственно это не звучало - всё устраивает. Я доволен собой и своей жизнью. Я могу чем-то помочь тебе, конечно. Но я не тот, кто вместе с тобой будет стоять в первых рядах, сжимая в руках копьё. Я не тот, кто грудью встретит вражескую атаку. Я могу лишь стоять в стороне и давать советы.

К финалу своей речи профессор развёл руками и улыбнулся, будто извиняясь. А я, вместо того, чтобы обрушить на него новый нецензурный шквал, сдержался. Кто я, чтобы от него что-то требовать? Кто я, чтобы требовать от старика больше, чем он готов отдать? Может, во внуки я ему не гожусь, но сыном мог бы быть точно. И хоть я не уверен, что хотел бы иметь такого отца, всё же вынужден признать, что он говорит о себе честно и откровенно. Не по силам ему спасти мир. Не по силам ему зародить новую жизнь в женском чреве. Хоть он аниран, хоть не совсем бесполезный, он бы никогда не смог стать милихом. С таким-то даром, что у него есть... Этот Белый Великан пришёл бы за ним рано или поздно. Пришёл бы и отобрал всё, что у него ещё осталось: дар и жизнь. И перед смертью профессору только бы оставалось вспоминать, как прекрасно он провёл время в этом мире.

- Извините, проф, - я поднатужился, но всё же смог выдавить из себя эти слова. - Взорвался. Смотрел, как вы обыденно принимаете чужие услуги и не сдержался. Наверное, мы на всё смотрим по-разному. Я мыслю глобально и меня не волнуют всякие мелочи. Я, признаюсь, равнодушен и к золоту, и к комфорту, которое оно обеспечивает. Я должен найти Дейдру, я должен найти остальных аниранов, я должен спасти мир. А вы, если точно уверены, что не сможете или не захотите стать милихом, обязаны мне помогать. Ведь без вас - скажу без стеснения - мои шансы что-либо изменить крайне низки. И мне нужна ваша помощь.

Гуляев хоть был бледен лицом, несмотря на жару и пар, всё же улыбнулся. Он встал, подошёл ко мне и сжал своими длинными пальцами плечи.

- Всё, что смогу, - пообещал он. - Я обещаю, что помогу тебе во всём. И, надеюсь, дойду с тобой до конца.

- Спасибо, профессор. Мы сделаем это. Мы спасём этот мир вместе, - я ответил ему тем же, хотя точно знал, что до конца вместе дойти не удастся. Дойдёт лишь один из нас.