– Эй, Ихалайнен, а ты приготовил корм кобыле?

Но Антти Ихалайнен не отвечал. Анна-Лийса сказала:

– Опять, кажется, дрыхнет.

Миина подтвердила, что именно так и обстоит дело. Анне-Лийсе стало жаль своего мужа, и она сказала в его оправдание:

– Уж больно рано он встал зерно молотить. Неудивительно, что его ко сну клонит.

– А что, Ихалайнен рожь молотил? – спросила Миина.

– Рожь… Ту, что он получил от Матикайнена…

– Ах, он ту молотил…

– Сколько же мереж у вас получилось? – спросила Миина.

И Анна-Лийса ответила:

– Полный дерюжный мешок, да там еще на мешковине осталось немного.

– Вон как!

Аина-Лийса стала теперь суетливо подметать пол. И тут пожаловалась:

– Моя работница ушла на неделю, так что мне одной приходится бегать и вертеться. А ведь при этом надо еще накормить десять коров. Да вот еще придется лен трепать.

– А что, у вас в работницах дочка Тийны? – спросила Миина.

– Она самая.

– Ах, она… Я так и думала…

Тут Анна-Лийса, поворачивая хлебы в печи, опять вспомнила про баню со льном и сказала, вздохнув:

– Ну где бы взять спички? Лен-то ведь высох, пора его теребить…

Миина посоветовала:

– Так сходил бы твой Ихалайнен за спичками хотя бы к Хювяринену, а вы бы ему потом отдали.

Анна-Лийса ничего не ответила, так как суетилась около своих хлебов, приговаривая:

– Как будто они готовы… Прошлый-то раз сгорело тесто, потому что золу из печки не выгребла.

Однако совет Миины запал в голову Анны-Лийсы. Закрыв печь, она сказала мужу, чистя котел из-под каши:

– И верно, Ихалайнен, ведь мог бы ты сходить за спичками к старику Хювяринену, чтоб завтра нам разжечь огонь в бане.

Но Антти не отвечал, потому что он, прямо скажем, спал. И вот, казалось, что о спичках забыли. Тем более, что хозяйки заговорили о пряже.

Между тем дело на этом не кончилось. Оно только начало подниматься, как на дрожжах.

Суетясь по хозяйству, Анна-Лийса сказала мужу:

– Да ты что, все еще спишь?

– Он не слышит, он спит, – подтвердила Миина и тут же добавила: – Если идти напрямик, то до старика Хювяринена будет не более шести километров.

– Никак не больше, – согласилась Анна-Лийса и уже громко сказала мужу: – Да ты что, Ихалайнен, не слышишь, что ли! Надо бы встать и сходить за спичками к Хювяринену.

Теперь Антти услышал нечто такое, что напоминало ему голос Анны-Лийсы, он даже отчасти понял, о чем она говорит, но сон был так сладок, что ему не хотелось отвечать.

Некоторое время хозяйки говорили еще об овцах Пекки Хакулинена, но мысль о спичках не выходила из головы Анны-Лийсы. Она подумала, что если и завтра не начать лен трепать, то баня совсем остынет, и тогда придется ее заново отапливать. И тут она прикрикнула на Антти:

– Да ты что – целый день намерен дрыхнуть и храпеть?

Эти слова Антти услышал уже совершенно отчетливо, тем не менее, он прижался к скамье еще крепче.

Такое поведение рассердило Миину, и она сказала:

– Надо бы хлопнуть его хлебной лопаткой вон по тому месту…

Анна-Лийса мысленно одобрила совет, но пока еще удерживалась от этого, занятая своими хлебами. Но вот она вспомнила, что уже осень, рано темнеет и мужу придется тащиться в темноте к Хювяринену. И тогда она не сдержалась. Она шлепнула Антти хлебной лопаткой пониже спины и в сердцах сказала:

– А ну, давай поднимайся! Иди к старику Хювяринену за спичками, чтоб завтра нам было чем затопить баню.

Антти медленно приподнялся, спросонок минутку посидел на скамье, посасывая свою потухшую трубку, потом, сладко зевнув, спросил:

– Неужели прошло больше полгода со дня смерти старухи Юсси Ватанена?

– Да, прошло, – сказала Миина. – Похоронили ее в день Благовещения.

Антти снова зевнул, напялил шапку на затылок, набил трубку, прикурил у печки от уголька и уже в дверях, уходя, спросил Анну-Лийсу:

– Значит, ты сказала – сходить за спичками к Хювяринену?

– Да, иди, и только не болтайся там целый день, – ответила Анна-Лийса.

И вот Антти отправился к Хювяринену за спичками.

Через некоторое время Миина потвердила его уход следующими словами:

– Пошел-таки Ихалайнен за спичками. Аниа-Лийса на это ответила:

– Пошел…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дом Антти Ихалайнена стоял в лесной глуши Муртосало. Туда редко заезжал кто-либо из соседних деревень. До ближайшей же деревни Луосоваара было добрых шесть километров. Там и находился дом Хювяринена, куда теперь направлялся Антти.

Ни о чем не думая, добрел Антти до полянки, кем-то названной Косматый лужок. Никогда Антти не мог равнодушно пройти мимо этой полянки. Всякий раз не без гордости он останавливался тут. На опушке леса росла здесь большая сосна, которую Антти давно уже облюбовал для досок своего гроба.

Здесь Антти и теперь остановился и, задумчиво посасывая свою трубку, стал смотреть на сосну, похваливая это могучее дерево:

– Вот она, моя… сосна… А и толстенькая же она, черт ее побери! Не худо мне будет полеживать в сосновом гробу, когда закрою свои глаза.

Тут Антти мысленно представил себе гроб во всей его красе и сказал сам себе, поглядывая на сосну:

– Да вообще-то и делать ничего не надо, просто выдолбить нутро сосны, вот и гроб готов. Войдет туда труп любого мужчины, будь хоть у него брюхо как у ленсмана.

Спокойным шагом Антти побрел дальше. Однако, удаляясь, он продолжал думать о сосне, которую он всю жизнь приберегал для себя.

Правда, мысли его текли теперь вяло, лениво, но все-таки не оставляли его. Это были мысли о смерти и о сосне: «Вот если бы у нее было внутри дупло, так и вовсе не пришлось бы ничего делать. Тогда просто можно было бы отпилить сосну, втиснуть туда покойника, и все в порядке. А дыру деревянной затычкой закрыть. Вот и лежал бы себе умерший, как в деревянной бутылке».

Лениво текли мысли Антти под медленный его шаг. Он думал: «А вот если б одновременно со мной померла бы еще и Анна-Лийса, вот тогда можно было бы сразу запихнуть обоих в длинный сосновый чурбан… и в могилу».

Эта мысль позабавила его. Не без серьезности стал он взвешивать это дело: «Да, но такой деревянный чурбан длиной в два трупа вряд ли можно будет поместить иа одни сани, если они без подсанок».

Подумав об этом, решил, что без подсанок нельзя: «Не уляжется проклятый чурбан без подсанок… Во всяком случае голова второго трупа будет волочиться за полозьями саней».

Думая об этом, Антти твердо решил, что подсанки необходимы, и заключил эту мысль словами:

– Нет, без подсанок, черт побери, не увезешь, если, например, я и Анна-Лийса в одном чурбане. Да и чего доброго, кувырнется чурбан, раз он висит за полозьями саней. И тогда загрохочет моя голова по дороге.

Медленно шагая и лениво думая, дошел он до холма Леппямяки. И тут он перестал размышлять о сосне.

Вдали показалась телега и в ней какой-то мужчина, который, видимо, ехал в Муртосало. Случай был тем более странный, что стояла осенняя пора и день был сырой, туманный. Ну кому придет охота ехать в такое время в Муртосало?

Да, эта встреча, быть может, озадачила бы кого-нибудь другого, но Антти на это дело не обратил особого внимания. Он только подумал, шагая навстречу телеге с седоком: «А не все ли равно мне, кто там едет».

В телеге оказался его приятель Юсси Ватанен. Подъехав ближе, Юсси приветствовал Антти:

– Тпру-у… Ах, вот ты где… А ведь я еду тебя повидать, в Муртосало.

– Так ведь я тут, а не дома, – ответил Антти. И тотчас спросил: – Ты что, эту свою кобылу у Кеттунена выменял?

– У него… Ведь тот мой рыжий мерин до того был злой, что я решил – пусть лучше с ним Кеттунен возится. Он умеет лошадей усмирять.

Приятели минутку помолчали. Антти взглянул на круп лошади, потом осмотрел ее зубы и сказал:

– Не больше десяти лет ей… Сколько ты дал придачу?

– Около сотняшки марок. – Ах, все-таки сотню дал!