38

Прошла неделя. В тот день мама собиралась в ночную смену вяло, рассеянно — делает что-нибудь и вдруг замрет на месте и стоит так минуту-другую, а потом спохватится и озирается по сторонам, ищет чего-то.

— Чего я хотела?.. Ах, да, Вася, ты не беспокойся, все будет хорошо… Покушай и ложись спать.

— Хорошо, мама.

— Что еще?.. — И опять замрет и о чем-то думает, думает, уставившись в одну точку глазами.

Потом я проводил ее. Она взяла меня под руку и вдруг остановилась, глянула своими прежними ясными глазами.

— Васенька, какой же ты большой стал — с меня прямо, я и не заметила…

Так мы шли под руку До самых «Красных бойцов». Мама думала о чем-то своем, вздыхала. И только когда я собрался возвращаться, она посмотрела мне в глаза и как-то жалостливо и смущенно улыбнулась.

— Сынок, больно-то мне как, если бы ты знал…

Неожиданно крепко стиснула мне плечи, прильнула, всхлипнула.

— Не нужно, мама, ну, не нужно же… Не расстраивайся. Ты иди, работай и ни о чем не думай…

— Хорошо, — вытирая платочком глаза, ответила она. — Ты тоже иди… и не скучай. Не будешь?

— Ладно, — ответил я, и мама ушла. У проходной она остановилась, обернулась, махнула рукой.

Заснул я поздно — все ворочался в постели и думал о маме. Снилось что-то сумбурное, тяжелое… Летали самолеты. Мы с мамой стоим на пыльной дороге и смотрим в небо. Самолеты похожи на больших черных птиц, даже крыльями взмахивают. Сейчас они начнут бросать бомбы, стрелять из пулеметов. «Спрячемся», — говорю я маме, а она стоит, и лицо у нее такое же незнакомое и чужое, какое было в день получения похоронки. «Спрячемся!» — кричу я и куда-то бегу, бегу. А самолеты уже низко, догоняют, из-под их крыльев с жутким воем срываются бомбы… Вот одна из них упала рядом, и раздался глухой взрыв… потом другой…

Я проснулся — слишком уж явственно прогремели эти взрывы во сне. Болела голова, билось испуганное сердце, хотелось пить. За окном послышались голоса, топот ног. Разборчиво крикнула женщина:

— Бежим туда!

Потом топот удалился, и все стихло. Я закрыл глаза, подумал: «Куда это они побежали?..»

Очнулся я от стука в дверь, сел в постели, вглядываясь в темноту. Спросил:

— Кто там?

Голос Арика ответил:

— Это я, Вась… Открой!

«Арик! Чего он ночью вздумал?..»

— Сейчас, — ответил я и продолжал сидеть. Арик постучал опять. Тогда я поднялся, включил свет и направился к двери.

У Арика было заплаканное лицо.

— Ты чего? — спросил я его.

И Арик заговорил глухо, не отнимая рук от лица:

— В «Красных бойцах» газ взорвался… Два взрыва, не слыхал?.. Тетю Веру в больницу увезли.

— Какую тетю Веру? — не понял я, но чувствуя, что произошло что-то страшное, непоправимое.

— Ты что, не понимаешь? — глянул на меня Арик. — Твою мать… Она бросилась перекрывать газовую линию… прямо в огонь… Вася, что с тобой?!.. Васька!..

…В себя я пришел от прикосновения чьей-то руки. Большая, тяжелая и прохладная, она легла мне на лоб и замерла. Я открыл глаза. Надо мной склонился дядя Вася Постников.

— Ты можешь выслушать меня?

Я попытался кивнуть.

— Нам нельзя падать духом, Василек, понял? Нельзя! Мы — мужчины, и нам запрещено падать духом, не имеем мы на это никакого права…

Я перебил:

— Мама умерла?

Дядя Вася смотрел серьезно и прямо, словно что-то приказывал взглядом. Потом ответил:

— Да.

Далеко-далеко что-то беззвучно лопнуло, все поплыло перед глазами, и потолок тяжелой белой массой ринулся на меня…