— Ничего, работает, устает только сильно.
Дядя Вася кивает, соглашаясь.
— Отец пишет?
— Редко. Давно письма не было. Мама беспокоится.
По лицу дяди Васи пробегает чуть заметная хмурь. Бросив на меня острый боковой взгляд, сказал:
— Там некогда писать часто. Будет свободная минутка — напишет… Да ты чего не ешь, не пьешь чай? А ну-ка бери колбасу, хлеб, вот вилка — вон тушенка… Давай, давай, наворачивай, не стесняйся!
По совести признаться, я давно глотал слюнки. Круг сухой колбасы, вскрытая банка тушенки, от которой исходил головокружительный запах, белые комья сахара, кирпич пшеничного хлеба — какое богатство, сколько вкуснейших вещей! И как давно я не пробовал ни колбасы, ни мяса — даже боязно руку протянуть! И все это, с разрешения дяди Васи, я начинаю есть. Ем и боюсь, что вот сейчас он скажет: хватит, и уберет со стола и колбасу, и тушенку, и сахар. А ему, видно, нравится мой волчий аппетит, и он приговаривает:
— Ешь, ешь, не стесняйся… Оголодали вы здесь, в тылу…
Насытившись, разомлевший от горячего чая, отваливаюсь от стола.
— Спасибо, дядя Вася, наелся…
— Очень хорошо, — отвечает он довольный. — Давай теперь поговорим… Матери помогаешь?
— А как же? — удивляюсь я. — Что она попросит, всегда сделаю. Научился даже стряпать — затируху там варить, борщ из крапивы…
— Как из крапивы? — переспрашивает дядя Вася.
— Ну, как… Очень просто, заместо капусты… Помоешь, порежешь и в кастрюлю…
— И вкусно?
— Так себе, кислит малость… А то свекольные листья… Это вкуснее… Научился и пирог с «таком» печь.
— Непонятно, это что же такое?
— У-у, это вещь! — восхищаюсь я. — Нужна картошка и немного муки. Картошку пропустить на терке, замешаешь на муке, выложишь на сковородку и ставишь в духовку. Пюре подрумянится, корочка на зубах похрустывает — вкусно!
Глаза у дяди Васи грустные. Мой рассказ, видимо, нисколько не занимает его, и я умолкаю. Он вздыхает и говорит:
— Хорошо, что ты стряпать умеешь — пригодится… Да, в жизни все пригодится… А больше ничем не помогаешь матери?
— Ну чем же еще? — развожу я руками. — Хожу на рыбалку, приношу рыбу…
— Много? — быстро и заинтересованно спрашивает дядя Вася.
— Иногда по сто пескарей, — гордо отвечаю я.
Дядя Вася вдруг начинает хохотать и приговаривать:
— Ах ты воробей! Ах, черт тя задери!.. Пескарей! Ну, уморил, так уморил…
Его смех немного обижает меня.
— А недавно Арька язя выволок — два килограмма сто граммов, мы взвешивали…
— А кто таков Арька?
— Товарищ мой. Эвакуированный. У Пызи на квартире с теткой живет… Он сегодня дрова для Пызи рубил и ногу себе… — Спохватившись, я испуганно посмотрел на дядю Васю — не обидел ли?
Дядя Вася усмехнулся.
— Ты хочешь, сказать, по ноге себе тяпнул? Эх, воробей, какой ты еще угластый, боишься при мне о ногах говорить, а сам подчеркиваешь… Ну, ладно, не красней, я уже привык. Ничего, браток, не поделаешь, я еще хорошо отделался, бывает и хуже… Не вешай носа, будем жить!
Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. О чем он думал в эту минуту? Как жить дальше? И действительно, как? Никого из близких у него нет — никто не поможет, не поддержит. А ему они очень нужны — поддержка и помощь…
Дядя Вася, не открывая глаз, вдруг сказал:
— К одному только не привыкну… ступни иногда чешутся нестерпимо, а их нет — что же почесать?..
Я с испугом и недоверием смотрю на него, перевожу взгляд на его культи. Что он, шутит! А дядя Вася спрашивает:
— Рассказать, как все это произошло?
— Что? — не понял я.
— Ну, как я без ног остался, — поморщившись, ответил он и открыл глаза.
Я промолчал.