Турин подошел и встал там, где лед выровнялся, лицом к скрытому туннелю. Он не был уверен, что у него осталось достаточно сил, чтобы добраться до входа, к которому привели Яз и остальных. Зато он был уверен, что у него не хватит сил пробиться сквозь лед и исследовать пустоту, которую он почувствовал. И еще он был совершенно уверен, что у него не хватит сил сделать и то, и другое.

В конце концов за него решил ветер, изменивший направление и задувший сильнее, чем когда-либо прежде. Шкуры Турина и меховая накидка Эксара оказались беспомощными перед натиском урагана. Желая избежать зубов ветра, Турин погрузил свою силу в лед. Здесь, по крайней мере, он был на знакомой почве. Большую часть своей взрослой жизни он потратил на то, чтобы измельчать лед до осколков, которые геранты собирали, а затем тщательно обыскивали в поисках звезд. В конечном счете они собирали даже звездную пыль.

Турин работал быстро, находя естественные небольшие трещины и применяя давление, которое заставляло их распространиться. В результате трещины становились длиннее, разветвлялись и снова разветвлялись, превращая лед в замерзшее молоко, разделяя его на фрагменты, переплетенные с головоломной сложностью. Вместо того, чтобы полагаться на отсутствующую мускулатуру полудюжины герантов, которые решили бы головоломку с помощью кирки и лопаты, Турин использовал лед-работу, трескучим белым взрывом разбив массу на куски. Ветер оттащил в сторону все, кроме самых крупных осколков, белое облако распространялось все дальше.

Это усилие, в дополнение к тому, которое вынесло его на поверхность, заставило мозг Турина зазвенеть, как треснувший колокол. Шатаясь под тяжестью усталости и перешагивая через большие куски, он вошел в пещеру из разбитого льда, которую сам же и создал. Он двигался с осторожностью старика, опасающегося собственной хрупкости. Ему казалось, что любое неожиданное движение может расколоть ему череп. Даже наклона головы было достаточно, чтобы боль перекатилась с одного бока на другой, заставив его пронзительно закричать.

Таким образом он продвинулся на несколько ярдов. Почти сразу же ветер стих, осталось только его жалобные завывания у входа в туннель. Турин заставил себя продолжать двигаться, а не погрузиться в облегчение и позволить ему унести себя на пол. Даже без урагана невероятной силы Турину было все еще до боли холодно, и, поскольку красное солнце опускалось к горизонту позади него, он мог только представить, что будет еще хуже.

Лед уступил место камню. Косые лучи солнца отбрасывали тень Турина вперед, чтобы соединиться с мраком дальше по тому, что оказалось вырубленным вручную туннелем. Со вздохом облегчения он поспешил вперед, пока темнота не ослепила его. Он достал из кармана набор маленьких звездочек, каждая не больше детского зуба, но вместе достаточно, чтобы создать вокруг себя тусклое свечение; освещая себе путь, он пошел медленнее.

Почти сразу же он почувствовал себя лучше, хотя голова все еще люто болела, словно запрещая использовать его таланты. Туннель поднимался вверх с небольшим уклоном и, казалось, становился теплее каждые десять ярдов. Стон ветра стих, и вскоре он почти мог представить себе, что идет в подземный город за мусором.

В конечности постепенно возвращалась жизнь. Ноги особенно болели, как в аду, горели и покалывали, но после историй, которые Турин слышал о холоде, откусывающем пальцы ног, он был очень рад чувствовать жалобы собственных.

Турин продолжал идти. Как и в подземном городе, в проходах и комнатах, мимо которых он проходил, возникало ощущение, что они покинуты давным-давно. Он спросил себя, почему жрецы приложили огромные усилия, чтобы вырезать из горы пространство, которое не используют.

Скала была в основном тем же твердым темным камнем, который он видел на склонах, но в некоторых местах земля была усеяна другим камнем, более хрупким и еще более темным, истинно черным, от которого его горстка звездного света не могла добиться никаких изменений.

— Уголь, — прошептал Турин, поднимая кусок материала размером с кулак, который был менее тяжелым, чем любой другой вид камня, который он знал.

В одном месте он обнаружил тонкий угольный пласт, проходящий через более твердый камень. Он спросил себя, не добывали ли жрецы уголь из камня таким же образом, как Сломанные добывали звезды из льда. Возможно, эти пещеры и туннели были частью истощенной шахты.

Позже в боковой пещере с низкой крышей он нашел ржавый железный контейнер, достаточно большой, чтобы вместить нескольких человек, и установленный на четырех колесах. Турин никогда раньше не видел колес, за исключением игрушек, которые Мадин иногда делала для детей из принесенных мусорщиками кусочков. Россыпь обломков угля на дне пустого контейнера намекала на его назначение.

Он двинулся дальше, осторожно и тихо, осознавая свой голод и жажду теперь, когда его тело оправилось от нападения ветра. Проход, по которому он шел, расширился и начал спускаться вниз. Воздух продолжал нагреваться. Тихий шум из темноты впереди заставил Турина остановиться. Он успокоил дыхание, зажал в кулаке звезды и прижался плечами к стене. Шум раздался снова. Влажный, рвущий звук.

Турин медленно пошел вперед. Он пришел, чтобы узнать это место. Чтобы найти Яз. Не прятаться. Та же задача стояла перед Квеллом, когда тот вошел в незнакомый мир Сломанных, и Квелл не шарахнулся от нее. Турин решил поступить так же, если не лучше, признавшись себе, что считает этого человека соперником.

Турин держался у стены, осторожно переставляя ноги. Впереди лежала пещера, очень слабо освещенная тремя маленькими звездочками, казалось, брошенными на пол. Пространство было немногим больше, чем расширение прохода, возможно, проходной пункт для грузов угля и пустых контейнеров. С одной стороны пещеры, спиной к Турину, на корточках сидела фигура. Фигура настолько бесформенная в куче рваных мехов, что он мог только догадываться — это человек. Очень крупный человек.

Снова раздался рвущий звук. Кто бы это ни был... что бы это ни было... оно, казалось, что-то жевало.

Турин знал, что он в опасности. Он не понимал, откуда ему это известно, но знал. Не делая следующего вдоха, он сделал медленный шаг назад. Другие могли бы подумать, что это страх оттолкнул его, и его действительно наполнил страх, заставляя его руки дрожать, а лоб потеть, но отступление было вызвано скорее здравым смыслом, чем ужасом.

Как только Турин отошел, незнакомец поднял косматую голову и понюхал воздух, потом еще раз, более резко, как будто уловил запах. Поднимаясь, он повернулся, и продолжил подниматься, еще более огромный и широкий, чем опасался Турин. Одна огромная рука сжимала жалкую тушу того, что когда-то могло быть крысой. Другая рука, покрытая мехом, щеголяла металлическим стержнем, спиралью обернутым вокруг нее. Появилось лицо с нюхающим носом и пряди туго завитых грязных волос, лицо раздалось в ухмылке, которая выставила напоказ множество заостренных зубов.

Теперь страх овладел Турином по-настоящему. Как она могла оказаться здесь? Как он может убежать? Он представлял себе всевозможные ужасы, которые могли ожидать его внутри Черной Скалы, но этого ужаса среди них не было.

— Хетта...