Пролог

МНОГИЕ МЛАДЕНЦЫ УБИВАЮТ, но редко когда жертва не является их матерью.

Когда отец передал свое дитя жрице, чтобы та предсказала его судьбу, ребенок перестал кричать, зато завыла сама жрица, заполняя наступившую тишину.

Предзнаменования трудны и открыты для интерпретации, но если оракул, который касается вашего новорожденного, умирает мгновением позже, с пеной у рта, трудно, даже с материнской любовью, считать это хорошим знаком.

В таких случаях часто требуется второе мнение.

НА АЛМАЗНОМ ЛЬДУ за северными хребтами есть пустое место, где ветер плачет, хотя никто его не слушает. На всех этих милях есть единственная пещера, в которой живет ведьма. Вернее, она там существует, потому что в ней мало того, что можно назвать живым. Агатта ждет, больше ничего. С застывшей в жилах кровью она ждет, двигаясь только для того, чтобы расколоть лед, который образуется вокруг нее, и позволить ему упасть.

Отец и мать пришли, закутанные в тюленьи шкуры и меха хула, такие громоздкие, что их можно было принять за огромных медведей, пришедших с юга. Они положили перед ведьмой цену — соль, — а потом и младенца, запеленутого в шкуры.

— Идите, — проскрипела Агатта, двигаясь. Она понюхала воздух и нахмурилась, ее лицо потрескалось. — Настоящее. — Она посмотрела на ребенка ледяными глазами. — Для меня он пахнет настоящим. Такой тонкая грань между тем, что было, и тем, что будет, и все же в нем всегда столько всего происходит…

Ведьма подождала, пока родители скроются из виду. Она посмотрела на молчащего ребенка, чувствуя его розовость. Ее рука, напротив, была белой, со всеми признаками раннего обморожения.

— Что у нас тут? Маленькая капля тепла в холодном мире. — Агатта потянулась к ребенку, протягивая свои чувства в будущее и прошлое, как она всегда делала, ища корни, ведущие к семени, следуя через годы за ростком, ветвящимся в возможные завтра.

— Дай посмотреть… — Ледяная рука коснулась теплой кожи.

Мгновенно вспыхнул огонь. Яростный яркий огонь, пожравший замерзшую плоть.

Родители вернулись, настороженные, вызванные, скорее, не единственным пронзительным криком, а наступившей тишиной. Они вошли в пещеру, щурясь от темноты и морщась от вони горелого мяса.

Агатта стояла там, где они ее оставили, одна рука указывала на их ребенка, другая, которую она держала за спиной, еще тлела.

— Берите своего ребенка и уходите. — Ее голос скрипел, как торосы в то время, когда течет лед.

— А… а предсказание? — Отец, заикаясь, произнес эти слова, желая убежать, но зайдя слишком далеко, чтобы уйти без ответа.

— Величие, — ответила Агатта. — Величие и муки. — Пауза. — И огонь.