Одри не сомневалась, что он научился этому, насилуя негритянских девушек, которых затаскивал к себе в постель. Интересно, испы­тывал ли он хоть какие-то чувства к детям-мулатам, чьим отцом оказался? Ужас перед тем, что Ричард делает с ней, усиливался боязнью заболеть какой-нибудь страшной бо­лезнью. Элеонор однажды рассказывала, что мужчины, которые спят с разными женщинами, заболевают болезнями, которые убивают как мужчину, так и женщину. А перед смертью больные люди обычно сходят с ума.

Может быть, Ричард уже начал сходить с ума?.. Не поэтому ли он так ведет себя? Неужели она тоже сойдет с ума? Одри содрогнулась и взглянула на Лину.

– Как хорошо быть снова дома, Лина. Как чувствовал себя отец?

Лина понимающе рассматривала ее.

– Ты никогда не умела врать, Одри Бреннен Поттер. Что-то не так. Что сделал этот человек с тобой?

Одри отвела глаза в сторону, сожалея, что Лина слишком хорошо знает ее.

– Он мой муж. Что сделано, то сделано.

– У твоего отца достаточно власти, чтобы все изменить, если будет необходимо. Для него нет никого важнее, чем ты, Одри. Если этот человек плохо обращается с тобой, отец должен знать об этом.

Одри покачала головой.

– Но не в данном случае. Если он узнает всю правду, это убьет его.

Лина нахмурилась.

– А в чем заключается правда, девочка?

Молодая женщина посмотрела негритянке в глаза.

– Я уже далеко не ребенок, Лина. Ричард убедился в этом, – глаза ее наполнились слеза­ми. – Лина, не твое дело вмешиваться в личную жизнь тех, кому ты принадлежишь.

«Помоги мне, Лина!»– хотелось закричать ей. Но разве могла она рассказать женщине, какие гнусные вещи позволяет себе Ричард и как объяс­нить причину такого отношения? Тогда это не казалось ей чем-то гадким. Но Ричард сумел доказать ей, какая она на самом деле проститут­ка. Отец не должен об этом даже догадываться. Джой тоже. Даже слуги не должны знать, как бесстыдно она вела себя с Ли Джеффризом, какие гнусные, отвратительные вещи позволяет себе Ри­чард по отношению к ней.

– Не разговаривай со мной так, будто я обыч­ная рабыня, – сказала Лина, гордо вздернув подбородок. – Тебе прекрасно известно, мисс Одри, что я люблю тебя, как свою родную дочь. Если я проявляю участие, это значит, что жалею тебя и хочу помочь.

Одри закрыла глаза.

– Если ты действительно любишь меня, не задавай никаких вопросов. И, пожалуйста, не говори ничего отцу, – она посмотрела в понима­ющие глаза Лины. – Я требую, чтобы ты молча­ла, Лина. Если ты меня любишь, оставь все, как есть. Если ты расскажешь отцу и он поднимет шум, для меня будет только хуже. Я жена Ричар­да перед законом и Богом. Ничего уже не изме­нишь. Пожалуйста, помоги мне все пережить и не делай ничего, что разгневало бы моего мужа, иначе он навсегда увезет меня из Бреннен-Мэнор. Это единственное место, где я чувствую себя в безопасности. Ты понимаешь, Лина?

Лина нахмурилась, сочувствуя и жалея Одри.

– Поняла, – она погладила девушку по воло­сам. – Иди наверх, девочка. Тусси, вероятно, уже приготовила ванну.

Одри вошла следом за Линой в дом, но не направилась в гостиную, чтобы попрощаться с Ричардом. Она поспешила подняться по широкой лестнице в свою комнату, ей так хотелось увидеть своих кукол. Сегодня она будет спать с ними, а не с Ричардом Поттером. Это будет самая благо­словенная и спокойная ночь с тех пор, как она вышла замуж. Сегодня она прижмет к себе кукол и представит себя маленькой девочкой, которой совершенно неизвестно, что означает быть замуж­ней женщиной. Как странно, что с одним мужчи­ной близость так прекрасна и доставляет истинное удовольствие, в то время, как с другим мужчиной интимные отношения могут превратиться в кош­мар.

Глава 13

Ли остановил черного мерина, нанятого в ко­нюшне Батон-Ружа. Пришлось заплатить за ло­шадь двойную цену, и Ли подозревал, что владе­лец конюшни завысил цену из-за того, что у приезжего не оказалось луизианского акцента.

– Что, черт возьми, понадобилось здесь ян­ки? – со злостью вопрошал он. И долго бурчал в том же духе, высказав предположение, что Ли поддерживает Линкольна. И что этот чертов Ав­раам Линкольн хочет разрушить страну.

Ли понимал, что нет смысла спорить с этим человеком, как о политике, так и о цене лошади. Он просто заплатил требуемое и ушел, не прислу­шиваясь к тому, что ворчит хозяин конюшни ему вслед. Но теперь молодому человеку стало понятно, как должна была чувствовать себя Одри в Коннектикуте. Ему казалось, будто он покинул пределы Соединенных Штатов и находится в чу­жой враждебной стране.

Все, что он видел и слышал вокруг, убеждало, что он должен возвращаться домой как можно быстрее и не встречаться с Одри. Но он уже стоял перед железными воротами поместья Бреннен-Мэнор и удивлялся, как далеко его занесло. Во­рота оказались открытыми, словно приглашая войти. Конь тихо заржал и тряхнул черной гри­вой, будто предупреждая, чтобы всадник остано­вился. Ли вынул из кармана носовой платок и вытер со лба пот. Он вспомнил, как прошлым летом уверял Одри, что лето в Коннектикуте «гораздо приятнее, чем на' Юге. Оказывается, он был тогда совершенно прав. Может, для тех, кто родился здесь, невыносимая жара привычна. Но ему очень хотелось очутиться сейчас на пляже в Мэпл-Шедоуз, нырнуть обнаженным в воды про­лива Лонг-Айленд и с наслаждением почувство­вать на коже дуновение прохладного ветерка с моря.

Но здесь не было ни прохладного ветерка, ни моря, ни крикливых чаек. Перед ним возвышался дом, прекрасный, словно сказочный дворец. К дому вела дорога, вымощенная булыжником, дли­ной около четверти мили. Из-за густого влажного воздуха над дорогой висела туманная дымка и дом казался миражом. По обочинам росли цветы. Их разнообразие и пестрое многоцветие радовало глаз. Кусты темно-розовых и красных азалий благоухали. Везде работали негры, они ухажива­ли за цветами, обрезали, поливали и сажали. В воздухе витал сильный аромат жасмина и лилий, это было настолько приятно, что подействовало на молодого человека успокаивающе.

Он направил коня по дороге к дому. Дорога была затенена раскидистыми ветвями старых ду­бов, защищающих от жаркого солнца благоухающие цветы. Старые толстые стволы деревьев вы­строились, как стражи, по краям дороги, ветви деревьев увиты испанским мхом[3], словно круже­вом. Стояла тишина, которую нарушал только неумолчный звон цикад. Было так жарко, что даже птицы не пели, а негры, работающие на лугу, двигались неторопливо, разморенные и пот­ные. Кое-кто из них взглянул на него, но тут же люди отворачивались и продолжали копаться в земле.

Да, здесь была совсем другая жизнь. Он отме­тил это, наблюдая за пассажирами, когда плыл на корабле из Чикаго, и еще явнее, когда приехал в Батон-Руж. По сравнению с жизнью в Нью-Йор­ке, здесь все происходило неспешно, замедленно.

У некоторых жителей Батон-Ружа был такой сильный акцент, что Ли еле понимал смысл ска­занного. Никто никуда не спешил. Возможно, люди, живущие здесь, привыкли все делать не­торопливо, чтобы не переутомляться от жары. А кроме того, у них были негры, которые рабо­тали на них. Негры были везде. Ему никогда не приходилось видеть сразу столько негров, и каждый из них был занят какой-либо работой. Неграм отдавали приказы, как обученным соба­кам. В душе Ли снова закипал гнев. Молодой человек опять засомневался, стоило ли приезжать сюда? Но сердце стучало сильнее, тревожнее, он волновался от плохих предчувствий, от надежды, от радости, – наконец-то он приближается к дому.

Из Нью-Йорка он выехал поездом до Чикаго, где принял участие в съезде Республиканской партии, видел Авраама Линкольна, которого вы­двинули кандидатом в президенты. Сначала он намеревался не посещать съезд, но потом решил, что может быстро добраться до Луизианы, все равно, как по морю, так и по суше. Так или иначе, но самая короткая дорога пролегла через Чикаго, а затем через Сент-Луис, далее пароходом по Миссисипи до Батон-Ружа. Ли подумал, коли ему не миновать Чикаго, он посетит съезд, и как только Линкольн будет выбран, тут же отправит­ся поездом в Сент-Луис. Наконец он прибыл на родину Одри и уже ощущал ее присутствие. В Батон-Руже у служителей отеля узнал, как найти Бреннен-Мэнор.