И я не могу дышать.

Что-то твердое и осязаемое сжимается вокруг моих конечностей, и меня дергает вверх. Я все еще не позволяю себе вдохнуть или даже открыть глаза. Держусь и стараюсь не кричать, потерявшись в ощущении, похожем на падение или полет. Я не чувствую ничего и все сразу.

— Сефона. Сефона!

Однажды, в детстве, я случайно отошла от папы и попала под машину. Я ничего не помню о машине, вообще мало что помню о том дне, но мне хорошо запомнился крик моего отца.

Этот еще хуже.

Кажется, я потеряла сознание. Должна было. Потому что ничего не помню о возвращении во дворец. Возникает головокружение, которое поглощает все остальное, пока я не заворачивают в одеяла и не возвращают в мою комнату.

Кто-то зовет меня по имени, грубо трясет.

Я открываю глаза.

Аид, весь в прожилках зеленой крови, его глаза снова стали золотистыми, но совершенно дикими.

— Не кричи, — выдавливаю я.

Он испускает глубокий, судорожный вздох и отстраняется от меня. Я плотнее прижимаю к себе одеяла, и долгое время никто из нас не произносит ни слова.

— С тобой все в порядке? — наконец спрашивает он, сидя на полу, закрыв лицо руками.

Я киваю, потому нет сил говорить. Жду, что он накричит на меня за то, что сбежала, но в его голосе звучит та же мягкость, с которой он обращался к духу.

— Ты дрожишь, — говорит он.

— Мне холодно.

— Возможно, у тебя шок. Смертные могут от этого умереть?

— Не знаю.

— Ты не знаешь?

— Смертных много убивает. Я не все запомнила.

Он моргает, глядя на меня со странным, отсутствующим выражением лица, словно не знает, как реагировать.

— Мне принести что-нибудь? — беспокоится он.

— Я упала в Реку Стикс, да? — справляюсь я.

— Да.

— Могу я… Это как-то влияет на смертных?

— Насколько я знаю, нет, и ты пробыла там недолго.

— Я должна… мне нужно снять мокрую одежду.

— Конечно, — говорит он, резко поворачиваясь спиной. Никаких грубых комментариев, чего я не ожидала.

Я бросаю мокрую одежду на пол и натягиваю халат. Аид щелчком пальцев убирает мокрое месиво.

— Что это были за серо-зеленые шишковидные штуковины? — спрашиваю я его. — И что они делали?

— Гоблины из Неблагого Двора, крали души.

— Зачем они им?

— Цена души довольно высока; их можно использовать в темной магии.

— Это твоя работа? Пресекать воров?

— Ее часть. Я должен следить за тем, чтобы души достигли Врат, и что любой, кто их украдет, будет устранен. Одни дни выдаются тихими, другие… менее.

— Что происходит, когда души достигают Врат?

— Понятия не имею, — говорит он. — Они поступают в Ядро, которое ты сегодня видела, и стекают к Вратам. Я не знаю, как они туда попадают, и что происходит после. Мы не боги.

Сегодня он казался почти богом, убив то существо и спасши меня секундой позже. Интересно, потерял ли он из-за этого душу?

— Та душа, что вырвалась сегодня из реки, — спрашиваю я, — что случилось, если бы она не вернулась обратно, или ее схватили бы?

Он вздыхает.

— Если духи не возвращаются в Стикс, они становятся призраками, которые могут проскользнуть через барьеры в мир смертных, представляя угрозу. Призраков в реку не вернуть, и убить их можно только божественной сталью или прикосновением Аида.

— И… что с ними тогда происходит? С человеком, которым призрак когда-то был? — я почти боюсь ответа.

— Ничего, — говорит Аид. — Если после смерти есть мир, то они изгнаны из него. Ни мира, ни отпущения грехов. Они исчезают из мироздания так же верно, как потухает свеча. Судьба хуже смерти.

И тот, от кого от стремился уберечь это бедное создание, хотя оно было незнакомо ему.

Для монстра у него странная мораль.

И я все еще жду, что он накричит на меня.

— Мне не следовало выходить наружу, — говорю я ему. — Это было глупостью…

— Да, — соглашается он, — но также и человеческой природой. Я должен был объяснить все раньше, показать тебе опасности…

— Объясни сейчас, — убеждаю я его. — Расскажи мне о дворах фейри. В чем разница между Благими и Неблагими? Зачем им ежегодное жертвоприношение?

Аид вздыхает, поднимаясь с пола. Он отодвигает стул от стола в углу комнаты и щелкает пальцами, вызывая графин вина и пару бокалов. Наливает себе щедрую порцию и протягивает мне пустой.

— Эм, нет, спасибо.

Он пожимает плечами, потягивая свое.

— Тебе нужно вино, чтобы рассказать эту историю?

— Я вообще считаю, что вино большинство ситуаций делает лучше. Ты нет?

— Эм…

— Твое дело, — он делает еще глоток. — Итак, есть два основных дрова Фейри: Благой и Неблагой Двор. Неблагой двор возглавляет король Валериан. Он состоит в основном из гоблинов и упырей, троллей, огров, некоторых пикси… традиционно вызывающий проблемы вида.

— А Благой двор?

Он вытягивает руки.

— Состоит из хорошеньких.

Мои щеки покалывает, и я ищу что-нибудь, что не прозвучит как согласие.

— Уверена, за этим кроется нечто большее.

— Конечно. Мы более могущественные, прямые потомки Титанов и Двенадцати Олимпийцев. Неблагой Двор — потомки монстров, которых они создали. Почти тысячелетие назад между ними произошла великая война. Благой Двор был счастлив уйти в тень человеческого общества, чтобы ему больше не поклонялись. Неблагой Двор хотел поохотиться. В конце концов было достигнуто соглашение. Первоначально он включал в себя большую охоту каждый Самайн, но столетием позже сменился одним подготовленным жертвоприношением.

— Так вот какую цену требует этот Король Валериан?

Аид пожимает плечами.

— Да, полагаю.

— Как думаешь, он предпочел бы еще одну войну?

— Валериан не был ответственен за первоначальное восстание, и он странно разумен, но сомневаюсь, что ему нравится быть под каблуком у Зеры. Скорее всего, он ищет любой предлог, чтобы разорвать перемирие.

Я делаю паузу, обдумывая это. Традиция, культура, опасность.

— Ты многим рисковал, забирая меня оттуда.

— Ну, я же дьявол, по крайней мере, так они говорят, — ухмыляется он, делая еще один глоток. — И разве это не моя работа — создавать проблемы?

— Почему ты это сделал?

Он снова наполняет свой бокал.

— Возможно, я люблю неприятности.

Возможно — отличное слово для лжецов.

— Не думаю, что причина в этом.

Его молчание оглушает, но когда он говорит, его голос тих.

— Какая еще у меня может быть причина?

Я думаю над словами Перевозчика о том, что большинство фейри — люди, в том, что имеет значение, если только они не прожили слишком долго. И я не думаю, что он прожил. Он, несомненно, старше меня, но не старый.

Я думаю, ты можешь желать моей компании, что делает твое избегание меня с тех пор, как я пришла, еще более сбивающим с толку. Сбивающим с толку и вызывающим сострадание.

Определенно сбивающим с толку.

— Не знаю, — признаюсь я. Но я это выясню. — На Самайне ты сказал, что, если я не пойду с тобой, моя подруга умрет. Ты убил бы ее?

Аид бледнее, словно стыдясь своих слов.

— Нет. Но подозревал, что это сделает кто-то другой, если вы обе не успокоитесь.

Внутренний узел с облегчением распускается, и я радуюсь, что часть тьмы вокруг него рассеялась.

Он поднимается со своего места.

— Если ты уверена, что с тобой все в порядке и у тебя больше нет вопросов, я тебя покидаю, — он отвешивает поклон.

— Конечно.

Он направляется к двери.

— Аид?

— Да?

— Спасибо, что не дал мне утонуть в Реке Стикс.

Он ухмыляется.

— Пожалуйста.

— И за то, что… не позволил им убить меня в качестве ритуальной жертвы.

— Наконец-то признаешь, что я спас тебя, а?

— Я…

— Все в порядке. Я понимаю нежелание испытывать благодарность за ситуацию, в которую ты с самого начала не должна была попасть. И это… ты расплачиваешься за это, — он опускает глаза вниз. — Я сожалею о поцелуе. Все не так, как… мне очень жаль.

— Все в порядке, — говорю я. — У тебя не было других вариантов.

— Ты невыносимо понимающая.

— Невыносимо? — хмурюсь я. — В каком смысле?

Он качает головой.

— Спокойной ночи, Персефона.

Мягкость моего имени на его губах ошеломляет меня, и я обретаю дар речи только после его ухода.

— Спокойной ночи, Аид.