Изменить стиль страницы

Глава 7

Глава 7

Больше недели я избегаю его, торчу в своей комнате и в подземном саду, читаю, вяжу и упражняюсь в стежках, пока кожа не становится исполотой и перешитой, а салфетки и плохие шарфы не покрывают каждую поверхность моей комнаты.

Думаю, он может вызвать практически все, что ему захочется, используя свои силы. Сомневаюсь, он приложил много усилий, чтобы достать этот комплект. Не то что достать Пан.

Не понимаю. Зачем делать для меня все это?

По общему признанию, я настоящий монстр.

Очень странный, вдумчивый монстр.

Так откуда же взялись эти слухи?

Если только он не умеет лгать, и все это — часть какой-то сложной игры, чтобы заставить меня полюбить его. Это кажется более вероятным объяснением.

Но я не хочу, чтобы это было правдой.

К концу второй недели мне становится скучно. Моя комната завалена брошенными рисунками и бумажными цветами. Я никогда раньше ни с кем так долго не не разговаривала, и тишина начинает действовать мне на нервы. Аида нигде нет, и я не знаю, что бы я ему, в случае чего, скажу. Я обнаружила, что его нет большую часть дня. Он уходит рано и возвращается поздно, почти нигде, кроме своей комнаты, не проводя время.

Интересно, пытается ли он избегать меня, или просто устает после своих дел.

Что он там делает?

Знаю, он предупреждал меня не выходить наружу, но он не запрещал этого прямо, да и путь открыт. Мои пальцы опускаются на блестящие черные ручки прежде, чем я успеваю сдержать их. Двери невероятно высокие и зловещие, с вырезанными костями и вороньими перьями.

Но не заперты.

Только взгляну, говорю я себе. Лишь один взгляд. Просто посмотрю, что там.

Я вздыхаю. Папе следовало меня назвать Пандорой.

Я распахиваю двери и оказываюсь в колоссальной подземной пещере, освещенной теми же кристаллами, что и дворец, и жуткой люминесцентной рекой, заросшей тростником. Вокруг темно и холодно. Пещера, как кусок пчелиных сот, выдолблена десятками, сотнями проходов, ведущих неизвестно куда, из некоторых течет вода. По туннелям разносится странный звук, похожий на вой ветра и вопль человека. Этот звук отдается у меня мурашками по спине.

Я медленно продвигаюсь вперед. Осторожно. Я не одна в этом месте. Проходы кто-то патрулирует наверху.

Нет, не кто-то. Что-то. Стражи — ожившие скелеты. И вода…

В ней нет тростника. Предметы, дрейфующие по течению имеют грубые очертания людей, но так, словно кто-то оторвал их от бумаги. Только лица выглядят настоящими.

Настоящими и напуганными.

Мой желудок сжимается, тело охватывает холодный, болезненный озноб.

— Человек, — произносит холодный голос позади меня, — что ты делаешь в этом месте?

Я поворачиваюсь на него, настолько пораженная, что сама чуть не сваливаюсь в реку. Это высокое, худое существо, одетое в длинные серые одежды, с лицом, похожим на гниющий воздушный шар, натянутый на череп. Он почти полностью состоит из костей, скрепленными лишь тонкими полосками кожи, пустые глазницы смотрят на меня с чем-то похожим на безумие.

Он наклоняет голову, когда я проглатываю свой крик.

— Прости, — говорит он холодным, хриплым шепотом, — я забыл надеть чары…

Он щелкает своими костлявыми пальцами, и на его месте появляется молодой мужчина в накрахмаленном костюме. Он выглядит почти красивым, но что-то в его лице все так же напряжено, словно чары знают, что это лишь маска.

— Кто… кто ты?

— Я Перевозчик, — говорит он. — Кто ты?

— Персефона, — я думаю о том, чтобы сказать ему, что я гостья Аида, но так ли это? Полагаю, это лучше, чем «ухоженная пленница на свободе».

Перевозчик внимательно смотрит на меня своими льдисто-голубыми глазами. Интересно, он Перевозчик, Харон, из древних легенд, или это тоже титул, передаваемый из поколения в поколение? Он не похож на фейри и все же способен использовать чары.

— Неужели мир прожил так долго, что теперь время движется вспять, а не вперед? — спрашивает он.

Я хмурюсь.

— Что?

— Персефона, — говорит он. — Я знал ее.

— Я… я не она.

— Нет, — говорит он, втягивая воздух вокруг меня, ты пахнешь смертной, а Персефона была богиней.

— Аид… Аид сказал мне, что богов не существует.

— Аид существует не так долго, как я. Возможно, Древние не были богами, какими вы, смертные, видите их, но с таким же успехом они могут и быть ими.

— А ты? — спрашиваю я, надеясь, что голос не дрожит. — Кто ты?

— Такой же древний, как они, но не один из фэйцев. Что-то другое. Камень, обретший плоть. Сущность земли. Не фэец. Не человек.

— Это, должно быть, одиноко.

— Одиноко, — повторяет он, словно никогда раньше не слышал этого слова. — Полагаю, так и есть. Я не знаю.

— Тебе никогда не было одиноко?

— Земля не умеет чувствовать.

— Ничего? Никаких… вообще никаких эмоций? Никакой боли?

— Никаких эмоций, — медленно произносит он, — и никакой боли.

Для меня это не похоже на существование.

— Что ты здесь делаешь, смертное дитя?

— Я искала Аида, — ложь. Но он, конечно же, принимает ее, так как привык, к тем, кто может говорить только правду.

— Сегодня он продвинулся довольно далеко, — говорит Перевозчик. — Иди по центральной тропинке, и, возможно, найдешь его.

— Что он делает здесь весь день?

— Почему ты не спрашиваешь?

Хорошее замечание. Мне в голову приходит внезапная мысль.

— Что ты знаешь о других девушках, с которыми он, э, развлекался здесь?

Мгновение он смотрит на меня.

— Они не были похожи на тебя.

— В каком смысле?

— Их глаза были пусты.

Я подавляю дрожь.

— Он причинял им боль?

— Так они говорили.

— Но, по-твоему, он делал это?

— Какая у него может быть причина для обмана?

Не знаю, но чувствую, что она должна быть.

— Зачем ему тащить их сюда, если он не хотел причинить им вреда? Что еще он мог от них получить?

Долгое время Перевозчик молчит.

— Что любой человек получает от общества другого?

— Он не человек.

— Он таков в тех отношениях, которые имеют значение, — говорит Перевозчик. — Большинство из них такие. Они забывают об этом, когда живут слишком долго, но большинство из них по сути своей люди или были ими когда-то давным-давно.

Я не знаю, что на это сказать, поэтому благодарю Перевозчика и продолжаю идти по предложенному им пути, внимательно вглядываясь в реку. Скелеты-стражи не обращают на меня никакого внимания, словно чувствуют, что я не представляю угрозы. Что они защищают? Души, кружащиеся в воде? Похоже, те никуда не денутся.

Я с трудом понимаю, что делаю, и почему я это делаю.

Может, мне скучно, может, я просто рада оказаться за стенами дворца. Может, я думаю о словах Либби, когда она сказала, что я никогда ничего не делаю, и хочу доказать, что она ошибается. Может, я ищу опасности, доказательства того, что я все еще жива и способна бояться, хотя худшее уже случилось.

Или, может, это из-за того, что сказал Перевозчик о людях, желающих компании другого.

Или что-то очень близкое ко всему этому.

Не знаю, как долго я блуждаю. Я стараюсь держаться прямой тропинки, не желая сбиться с пути. Пробираюсь через пещеры, низкие и высокие, большие, как горы, маленькие, как коттеджи. Одни густо поросли мхом, другие высохли и опустели. Некоторые даже сродни красивым, хотя там нет ничего и близко похожего на нетронутую тишь садов.

Низкий вой сменяется чем-то другим, похожим на влажный визг, звук, который могла бы издавать рыба, если бы умела говорить. Я пробираюсь по темным коридорам на этот звук и оказываюсь в чудовищной пещере. Она такая яркая, что на секунду мне кажется, что я отыскала солнечный свет, но свет исходит от пульсирующей сферы над головой, которая извергает тысячи скользких душ в глубокий водоем внизу. Одна из них вырывается из общего потока и барахтается на каменистом берегу, кидаясь на темную фигуру рядом.

Аид.

Три скелета-стражника направляют на нее свои копья, но Аид поднимает руки, одну вк ним, другую и визжащему духу.

— Не бойся, — говорит он ему, — никто здесь не причинит тебе вреда. Теперь ты избавился от боли, мой друг. Не бойся.

Что-то в его голосе, кажется, находит отклик, и дух перестает бушевать. Он открывает рот, и из него льется тихий, печальный звук. Слов нет, но, тем не менее, я, кажется, понимаю его.

Но куда я иду?

Я наблюдаю, как Аид напрягается, как мне кажется, в поисках чего-то, что не будет ложью. Или, может, он не понял.

— Плыви по течению реки, — говорит он вместо этого. — Оно приведет тебя туда, где тебе нужно быть.

Его слова такие успокаивающие, такие мягкие, что я почти испытываю искушение броситься в воду и посмотреть, куда она меня приведет. Дух тянется к нему, но прежде, чем он успевает схватить его за руку, раздается странный сосущий звук, и его оттаскивают, запихивая в бутылку неуклюжего гоблина, стоящего на берегу позади.

Аид рычит. Гоблин замирает, осознав свою ошибку. Глаза Аиды вспыхивают красным, он бросается к нему. Воины-скелеты бросаются на помощь, но их сбивают с ног полдюжины толстых, бесформенных существ, выбегающих из туннелей. Один из них перепрыгивает черепа и кости воины, кидаясь на Аида.

— Сзади! — кричу я.

Аид разворачивается и хватает его за горло. Он поднимает к его шее другую руку и разрывает тело надвое.

Раздается взрыв чего-то черного, зеленого и мерзкого. Кровь, кровь и плоть, повсюду. Покрывает камни, стекая в поток вод, скользит по щеке Аида.

В этот момент становится ясно, почему его называют монстром.

Краем глаза я замечаю мельтешение, серокожего гоблина с желтой кривой ухмылкой.

— Человек? — шипит он. — Вкусный человек.

Он кидается на меня, но я отскакиваю назад, пытаясь отбить нож в его руке. Он цепляется за мои юбки. Я пытаюсь дернуться, но земля уходит у меня из-под ног.

Я ныряю в реку.

Кто-то выкрикивает мое имя, но оно теряется в вое. Я погружаюсь в жидкую зелень, лица воют в мою сторону. Я закрываю глаза, но чувствую, как они царапают мою кожу, глаза своими ужасными, бестелесными голосами. Отсутствие зрения — еще хуже.