26. Трансформация
26. Трансформация
На следующий день, когда Ирмы все так же нет, Аид забирает меня с собой в Подземный мир.
— В последнее время все было тихо, — говорит он мне. — Но вооружись, на всякий случай.
Идея быть во всеоружии нравится мне почти так же сильно, как идея снова оказаться в его объятиях, проносясь через долины и пещеры. Кажется, с тех пор, как мы были на мушке, прошла целая вечность. Почему сейчас время так быстро летит?
Мы останавливаемся в одной из расписанных пещер. Эта роспись старше других фресок, изображающих древних фэйри в классических греческих одеждах, которые украшали картины и горшки в кабинете моего отца. На ней показано происхождение богов: пятеро из них были извергнуты желудком Кроноса после того, как он поглотил их новорожденными. Восхитительно.
Она показывает, как они возвращаются в мир смертных, где Зевс правит царем на Горе Олимп, а его братья Посейдон и Аид тянут бразды правления над морями и Подземным миром соответственно.
Я изучаю их золотые лавры.
— Прости, если ошибаюсь, — говорю я, — но я совершенно уверена, что в старых сказках и Посейдон, и Аид названы королями.
— Верно.
— Но теперь просто «лорд».
— Тоже верно. Зера хотела предельно ясно дать понять, кто здесь главный.
— Посейдон так же привязан к океану, как ты к этому месту?
— У него нет целого океана, но он может перемещаться между несколькими потаенными там царствами.
— Отстойная сделка.
— Специальность Зеры, хотя он, кажется, не возражает.
— Хотела бы я, чтобы был способ выйти из…
— Из чего?
— Выйти из сделки или, по крайней мере, этой ее части. Дать тебе и ему свободу, которую вы заслуживаете…
Он наклоняется ближе.
— О? С какой целью?
— Ты знаешь, с какой.
— Думаю, да, но я хочу услышать это от тебя.
— Потому, что я хочу тебя. Потому, что е хочу с тобой прощаться. Потому, что это правильно…
Аид сокращает расстояние между нами с такой силой, что меня отбрасывает к стене, но его руки мгновенно взлетают, обхватывая затылок, чтобы смягчить удар. Он целует меня с такой яростью, что я не знаю, кто больше рискует сломаться.
Он ухмыляется, отрываясь от меня.
— К чему это было.
— К тому, что ты хороший человек.
— Ты хороший человек.
Он вздыхает.
— Нет, это не так. Самое лучшее во мне — это ты.
— Видишь ли, я думаю, все совсем наоборот. Ты, кажется, думаешь, что я лучше тебя, потому что хорошо отношусь к людям, но на самом деле легко быть приятным человеком, когда у тебя есть запас энергии, когда тебе не страшно, не больно, не голодно, когда тебя любили и о тебе заботились всю жизнь. Я смотрю на тебя и думаю, что, возможно, я недостаточно хорошая, потому что иногда мне кажется, что я в шаге от того, чтобы стать суперзлодейкой, а ты… у тебя есть все причины ненавидеть всех и вся, но ты этого не делаешь. Ты продолжаешь стараться творить добро, даже если весь мир подарил тебе так мало хорошего.
— Я не мил ни с кем, кроме тебя.
— Но это неправда. Ты хорошо относишься к псам. К Ирме. Ты добр даже к духам, какими бы бесчеловечными они ни были. Ты добр ко всем и вся, кто и что не причинило тебе боли. Ты даже стараешься понравиться моей психованной кошке.
— Мир был не совсем ко мне жесток, — говорит он, поглаживая мои щеки. — Он привел меня к тебе.
— Я не стою всего плохого, что было в твоей жизни. Никто этого не сто́ит…
— Никто, кроме тебя, — уверяет он. — Все плохое, что было, все плохое, что будет…
— Не искушай судьбу…
— Если я с тобой, мне все равно, что случится. Остальной мир может сгнить.
Я замираю, в горле застревает вдох. Он не может лгать.
— Видишь? — говорит он. — Я не так добр, как ты думаешь. Ты не всерьез это говорила, верно?
— Нет, — говорю я, — но я все еще чувствую это.
Я все еще связана с миром наверху, с папой, с Либби и моей семьей, с вещами и людьми, которые заложили основу моей души. Я могла бы жить вечно, но никогда бы не смогла от них избавиться. Их усики переживут свои смертные витки, вростая в мою кожу, плоть и года.
На мгновение, тонкое, хрупкое мгновение, что создали прикосновения его губ, прикосновения его рук… Я чувствую себя точно так же, как и он, будто все остальное не имеет значения.
В туннеле что-то звенит. Аид напрягается, выпрямляясь.
— Оставайся здесь, — шепчет он.
Я достаю свои кинжал и хлыст.
— Словами моей дорогой подруги Либби, ага, нет уж.
Аид смахивает с себя улыбку и крадется по туннелю.
— Ладно. Просто держись позади меня.
К этому, по крайней мере, я прислушиваюсь, стоя далеко позади, когда он скрывается в тени, бесшумный, как ночь.
Я замечаю вспышку чего-то легкого и маленького, но не успеваю разглядеть получше, как Аид хватает это за горло и швыряет об стену.
В тусклом свете поблескивают голубая кожа и серебристые волосы, на фоне скалы мерцают радужные крылья. Пикси. Она пинает Аида в живот и отбегает подальше, волоча по земле крылья.
Я замахиваюсь хлыстом, хватаю ее за лодыжку и дергаю наземь. Вес кажется неправильным, будто она слишком тяжелая. Она не визжит, когда я тащу ее назад.
Что-то вокруг нее мерцает, как блеск мыльного пузыря. Аид тоже это видит.
— Ты не пикси, — говорит он, направляя меч на ее шею.
— О чем ты говоришь? Я выгляжу точно так же, как одна из них.
Он прижимает острие своего клинка к ее плоти.
— Отпусти свое очарование.
— Что ты…
Металл обжигает ее кожу, и она вскрикивает. Глаза Аида вспыхивают при этом звуке, и я понимаю, как сильно он не хочет этого делать.
— Стой! — кричит она.
Ее голубая кожа тает, становясь коричневой, а серебристые волосы — черными. Она увеличивается в размерах, тонкие руки превращаются в темные и мускулистые, покров из листьев сменяется кожей и серебром, тиснеными гербом в виде совы.
— Я знаю тебя, — говорит Аид, — Одна из лейтенантов Афины.
Ее взгляд темнеет.
— Раз знаешь, так отпусти меня. Мы на одной стороне.
— Я в этом сомневаюсь, — рычит он. — И ты должна, придя сюда в чужом обличии.
— Я пришла, как велела мне моя леди. Я собираю информацию о том, кто послал гидру.
Он делает паузу, вдумываясь в слова, и я знаю, что в этот момент он уверен, что за этим стоит его мать. Конечно, Зера и Афина легко могут послать кого-то на задание, не раскрывая собственных умыслов.
— И что же ты нашла? — вместо этого спрашивает он.
— Ничего, — отвечает она. — Другие создание, с которыми я сталкиваюсь здесь, внизу, ничего об этом не слышали.
— Значит, не Валериан ее послал?
Она замолкает, и мы оба вслушиваемся в наступившую, гадая, что она скрывает, чего не скажет.
Аид приближает меч к ее коже.
— Говори, лейтенант.
— Гоблины и другие фэйри здесь, внизу… — говорит она, точно из нее вытягивают правду. — Они не со двора Валериана. Они изгнанники. Одиночки.
Глаза Аида вспыхивают.
— Тогда из мог послать кто угодно.
— Да, — она стискивает зубы. — Вам нужно что-нибудь еще, Мой Лорд, или я могу вернуться на свой пост?
— Еще кое-что для начала, — говорит он. Его голос звучит легко, но костяшки пальцев побелели от напряжения, сжимая меч. — Пару недель назад на меня напала группа пикси. Что ты об этом знаешь?
— Ничего, — отвечает она.
— Что насчет каких-либо заговоров с целью моего убийства?
— Это не входит в мои приказы, Мой Лорд.
— А какие приказы Афина отдала относительно меня?
— Избегать очарования с вами, — она напрягается, стискивая челюсти.
— Продолжай.
— Докладывать обо всем, что узнали о вас, если наши пути пересекутся.
— А, — тянет Аид, опускаясь рядом с ней. Он пытается вести себя непринужденно, поглаживая подбородок длинными пальцами изящной руки, но глаза его темны. Мне это не нравится. Совсем не нравится. — И что ты собираешься доложить из нашей сегодняшней встречи?
Ее глаза обращаются на меня, она осторожно дышит, чувствуя оружие вблизи своего горла.
— Что кажется странным брать в патруль свою очарованную смертную. Что я слышала ваш разговор и не уверена, очарована и безвольна ли она вообще.
Глаза Аида практически лишены цвета.
— Да, — говорит он твердо, — этого я и боялся.
Он отводит свой меч.
— Подожди! — кричу я.
Аид поворачивает голову, но не встречается со мной взглядом.
— Я не могу позволить ей доложить об этом Афине. Не могу позволить Зере узнать о тебе. Даже если она ни за чем не стоит, узнав это, она…
— Не убивай ее, — умоляю я его. — Она ничего не сделала. Вместо этого ты можешь взять с нее клятву.
— Она, должно быть, отдала свою клятву Афинк. У нее нет выбора.
— У нас есть, — я смотрю на лейтенанта. Она одна из немногих фэйцев, которых я видела, чьи глаза могли бы сойти за человеческие. Коричнево-черные, как у птицы. Это могли бы быть глаза Либби. Тети Имоджен.
— Назови ему свое настоящее имя, — говорю я ей.
Те же глаза становятся ядовитыми.
— Нет, — вскипает она. — Я верна Афине…
— И можешь оставаться верной, пока жива, — уверяет ее Аид, его голос стал мягче. — Я никогда не прикажу тебе ничего, кроме этого. Но сейчас я не могу позволить тебе уйти с какой-либо информацией, которая может повредить моей леди. Понимаешь?
— Да, — говорит она, сжав челюсти. — Я понимаю.
— Тогда делай, как велит Моя Леди, и назови мне свое истинное имя.
Ее глаза полыхают гневом.
— Сиерра Верадина Лай.
— Очень хорошо. Сиерра Верадина Лай, ты никому не расскажешь о нашем сегодняшнем разговоре. Ни каким-либо образом, никакими средствами. Ты забудешь произнесенные нами слова. Поняла?
— Поняла.
Он убирает свой меч, и она поднимается на ноги, массируя шею.
— Ваша мать не зла, Лорд Аид.
— Ты можешь верить в это, — говорит он. — Но я — нет.
Он вновь проявляет свое очарование, исчезая в туннеле. Лишь после ее ухода мне приходит в голову, что Зера, вероятно, уже знает о том, что я не была очарована; Арес мог ей сказать. Но Аид этого не знал, и я умолчала об этом, не желая еще больше его тревожить.
Домой мы оба летим в тишине.
Только подойдя к двери, я нахожу в себе силы заговорить.
— Как думаешь, кто устроил засаду? — спрашиваю я его.
Он пожимает плечами.
— Не знаю.
— Есть шанс, что за этим стоит Валериан? — я знаю, что бы он ни говорил о Зере, он не хочет, чтобы она за этим стояла. Он предпочтет ей любого врага.