— Я потрясена тем, что все это и вправда произошло.

— Я бывал на нескольких крайне скучных вечеринках, — он играет с кончиком моих волос, дергая за выбившийся локон. — Прости. За все, что произошло сегодня вечером.

— Ни в чем из этого не было твоей вины.

— Мне не нравится подвергать тебя опасности.

— Я не возражаю.

— Ты лжешь, не так ли?

— Полагаю, да.

Он вздыхает.

— Чаще всего, когда лжешь, ты делаешь это для того, чтобы помочь людям, и мир казался менее ужасным, — говорит он. — Поведай мне еще своей прекрасной лжи, Сефи, и позволь мне утонуть в ней.

Но у меня не выдается такой возможности — спустя несколько минут он засыпает.

Я заканчиваю его мыть, опустошаю миску, снимаю с него ботинки и натягиваю на него одеяло. Псы устраиваются рядом с ним. Мое очарование исчезло, и я снова оказалась в ночной рубашке, которая была на мне раньше.

Я перекатываюсь на другую кровать, стараясь не смотреть на медленное вздымание и опаданием его груди, на его скульптурный профиль и ореол темных волос на подушке.

Я стараюсь игнорировать сокрушительное чувство облегчения от того, что он в безопасности, что все мы в безопасности.

Я не ожидаю, что сон придет легко, но мои конечности тяжелеют, мысли слишком запутанны, чтобы на них зацикливаться, и все кричит об освобождении. Я медленно проваливаюсь вниз, в темноту.