26. Трансформация

26. Трансформация

На следующий день, когда Ирмы все так же нет, Аид забирает меня с собой в Подземный мир.

— В последнее время все было тихо, — говорит он мне. — Но вооружись, на всякий случай.

Идея быть во всеоружии нравится мне почти так же сильно, как идея снова оказаться в его объятиях, проносясь через долины и пещеры. Кажется, с тех пор, как мы были на мушке, прошла целая вечность. Почему сейчас время так быстро летит?

Мы останавливаемся в одной из расписанных пещер. Эта роспись старше других фресок, изображающих древних фэйри в классических греческих одеждах, которые украшали картины и горшки в кабинете моего отца. На ней показано происхождение богов: пятеро из них были извергнуты желудком Кроноса после того, как он поглотил их новорожденными. Восхитительно.

Она показывает, как они возвращаются в мир смертных, где Зевс правит царем на Горе Олимп, а его братья Посейдон и Аид тянут бразды правления над морями и Подземным миром соответственно.

Я изучаю их золотые лавры.

— Прости, если ошибаюсь, — говорю я, — но я совершенно уверена, что в старых сказках и Посейдон, и Аид названы королями.

— Верно.

— Но теперь просто «лорд».

— Тоже верно. Зера хотела предельно ясно дать понять, кто здесь главный.

— Посейдон так же привязан к океану, как ты к этому месту?

— У него нет целого океана, но он может перемещаться между несколькими потаенными там царствами.

— Отстойная сделка.

— Специальность Зеры, хотя он, кажется, не возражает.

— Хотела бы я, чтобы был способ выйти из…

— Из чего?

— Выйти из сделки или, по крайней мере, этой ее части. Дать тебе и ему свободу, которую вы заслуживаете…

Он наклоняется ближе.

— О? С какой целью?

— Ты знаешь, с какой.

— Думаю, да, но я хочу услышать это от тебя.

— Потому, что я хочу тебя. Потому, что е хочу с тобой прощаться. Потому, что это правильно…

Аид сокращает расстояние между нами с такой силой, что меня отбрасывает к стене, но его руки мгновенно взлетают, обхватывая затылок, чтобы смягчить удар. Он целует меня с такой яростью, что я не знаю, кто больше рискует сломаться.

Он ухмыляется, отрываясь от меня.

— К чему это было.

— К тому, что ты хороший человек.

— Ты хороший человек.

Он вздыхает.

— Нет, это не так. Самое лучшее во мне — это ты.

— Видишь ли, я думаю, все совсем наоборот. Ты, кажется, думаешь, что я лучше тебя, потому что хорошо отношусь к людям, но на самом деле легко быть приятным человеком, когда у тебя есть запас энергии, когда тебе не страшно, не больно, не голодно, когда тебя любили и о тебе заботились всю жизнь. Я смотрю на тебя и думаю, что, возможно, я недостаточно хорошая, потому что иногда мне кажется, что я в шаге от того, чтобы стать суперзлодейкой, а ты… у тебя есть все причины ненавидеть всех и вся, но ты этого не делаешь. Ты продолжаешь стараться творить добро, даже если весь мир подарил тебе так мало хорошего.

— Я не мил ни с кем, кроме тебя.

— Но это неправда. Ты хорошо относишься к псам. К Ирме. Ты добр даже к духам, какими бы бесчеловечными они ни были. Ты добр ко всем и вся, кто и что не причинило тебе боли. Ты даже стараешься понравиться моей психованной кошке.

— Мир был не совсем ко мне жесток, — говорит он, поглаживая мои щеки. — Он привел меня к тебе.

— Я не стою всего плохого, что было в твоей жизни. Никто этого не сто́ит…

— Никто, кроме тебя, — уверяет он. — Все плохое, что было, все плохое, что будет…

— Не искушай судьбу…

— Если я с тобой, мне все равно, что случится. Остальной мир может сгнить.

Я замираю, в горле застревает вдох. Он не может лгать.

— Видишь? — говорит он. — Я не так добр, как ты думаешь. Ты не всерьез это говорила, верно?

— Нет, — говорю я, — но я все еще чувствую это.

Я все еще связана с миром наверху, с папой, с Либби и моей семьей, с вещами и людьми, которые заложили основу моей души. Я могла бы жить вечно, но никогда бы не смогла от них избавиться. Их усики переживут свои смертные витки, вростая в мою кожу, плоть и года.

На мгновение, тонкое, хрупкое мгновение, что создали прикосновения его губ, прикосновения его рук… Я чувствую себя точно так же, как и он, будто все остальное не имеет значения.

В туннеле что-то звенит. Аид напрягается, выпрямляясь.

— Оставайся здесь, — шепчет он.

Я достаю свои кинжал и хлыст.

— Словами моей дорогой подруги Либби, ага, нет уж.

Аид смахивает с себя улыбку и крадется по туннелю.

— Ладно. Просто держись позади меня.

К этому, по крайней мере, я прислушиваюсь, стоя далеко позади, когда он скрывается в тени, бесшумный, как ночь.

Я замечаю вспышку чего-то легкого и маленького, но не успеваю разглядеть получше, как Аид хватает это за горло и швыряет об стену.

В тусклом свете поблескивают голубая кожа и серебристые волосы, на фоне скалы мерцают радужные крылья. Пикси. Она пинает Аида в живот и отбегает подальше, волоча по земле крылья.

Я замахиваюсь хлыстом, хватаю ее за лодыжку и дергаю наземь. Вес кажется неправильным, будто она слишком тяжелая. Она не визжит, когда я тащу ее назад.

Что-то вокруг нее мерцает, как блеск мыльного пузыря. Аид тоже это видит.

— Ты не пикси, — говорит он, направляя меч на ее шею.

— О чем ты говоришь? Я выгляжу точно так же, как одна из них.

Он прижимает острие своего клинка к ее плоти.

— Отпусти свое очарование.

— Что ты…

Металл обжигает ее кожу, и она вскрикивает. Глаза Аида вспыхивают при этом звуке, и я понимаю, как сильно он не хочет этого делать.

— Стой! — кричит она.

Ее голубая кожа тает, становясь коричневой, а серебристые волосы — черными. Она увеличивается в размерах, тонкие руки превращаются в темные и мускулистые, покров из листьев сменяется кожей и серебром, тиснеными гербом в виде совы.

— Я знаю тебя, — говорит Аид, — Одна из лейтенантов Афины.

Ее взгляд темнеет.

— Раз знаешь, так отпусти меня. Мы на одной стороне.

— Я в этом сомневаюсь, — рычит он. — И ты должна, придя сюда в чужом обличии.

— Я пришла, как велела мне моя леди. Я собираю информацию о том, кто послал гидру.

Он делает паузу, вдумываясь в слова, и я знаю, что в этот момент он уверен, что за этим стоит его мать. Конечно, Зера и Афина легко могут послать кого-то на задание, не раскрывая собственных умыслов.

— И что же ты нашла? — вместо этого спрашивает он.

— Ничего, — отвечает она. — Другие создание, с которыми я сталкиваюсь здесь, внизу, ничего об этом не слышали.

— Значит, не Валериан ее послал?

Она замолкает, и мы оба вслушиваемся в наступившую, гадая, что она скрывает, чего не скажет.

Аид приближает меч к ее коже.

— Говори, лейтенант.

— Гоблины и другие фэйри здесь, внизу… — говорит она, точно из нее вытягивают правду. — Они не со двора Валериана. Они изгнанники. Одиночки.

Глаза Аида вспыхивают.

— Тогда из мог послать кто угодно.

— Да, — она стискивает зубы. — Вам нужно что-нибудь еще, Мой Лорд, или я могу вернуться на свой пост?

— Еще кое-что для начала, — говорит он. Его голос звучит легко, но костяшки пальцев побелели от напряжения, сжимая меч. — Пару недель назад на меня напала группа пикси. Что ты об этом знаешь?

— Ничего, — отвечает она.

— Что насчет каких-либо заговоров с целью моего убийства?

— Это не входит в мои приказы, Мой Лорд.

— А какие приказы Афина отдала относительно меня?

— Избегать очарования с вами, — она напрягается, стискивая челюсти.

— Продолжай.

— Докладывать обо всем, что узнали о вас, если наши пути пересекутся.

— А, — тянет Аид, опускаясь рядом с ней. Он пытается вести себя непринужденно, поглаживая подбородок длинными пальцами изящной руки, но глаза его темны. Мне это не нравится. Совсем не нравится. — И что ты собираешься доложить из нашей сегодняшней встречи?

Ее глаза обращаются на меня, она осторожно дышит, чувствуя оружие вблизи своего горла.

— Что кажется странным брать в патруль свою очарованную смертную. Что я слышала ваш разговор и не уверена, очарована и безвольна ли она вообще.

Глаза Аида практически лишены цвета.

— Да, — говорит он твердо, — этого я и боялся.

Он отводит свой меч.

— Подожди! — кричу я.

Аид поворачивает голову, но не встречается со мной взглядом.

— Я не могу позволить ей доложить об этом Афине. Не могу позволить Зере узнать о тебе. Даже если она ни за чем не стоит, узнав это, она…

— Не убивай ее, — умоляю я его. — Она ничего не сделала. Вместо этого ты можешь взять с нее клятву.

— Она, должно быть, отдала свою клятву Афинк. У нее нет выбора.

— У нас есть, — я смотрю на лейтенанта. Она одна из немногих фэйцев, которых я видела, чьи глаза могли бы сойти за человеческие. Коричнево-черные, как у птицы. Это могли бы быть глаза Либби. Тети Имоджен.

— Назови ему свое настоящее имя, — говорю я ей.

Те же глаза становятся ядовитыми.

— Нет, — вскипает она. — Я верна Афине…

— И можешь оставаться верной, пока жива, — уверяет ее Аид, его голос стал мягче. — Я никогда не прикажу тебе ничего, кроме этого. Но сейчас я не могу позволить тебе уйти с какой-либо информацией, которая может повредить моей леди. Понимаешь?

— Да, — говорит она, сжав челюсти. — Я понимаю.

— Тогда делай, как велит Моя Леди, и назови мне свое истинное имя.

Ее глаза полыхают гневом.

— Сиерра Верадина Лай.

— Очень хорошо. Сиерра Верадина Лай, ты никому не расскажешь о нашем сегодняшнем разговоре. Ни каким-либо образом, никакими средствами. Ты забудешь произнесенные нами слова. Поняла?

— Поняла.

Он убирает свой меч, и она поднимается на ноги, массируя шею.

— Ваша мать не зла, Лорд Аид.

— Ты можешь верить в это, — говорит он. — Но я — нет.

Он вновь проявляет свое очарование, исчезая в туннеле. Лишь после ее ухода мне приходит в голову, что Зера, вероятно, уже знает о том, что я не была очарована; Арес мог ей сказать. Но Аид этого не знал, и я умолчала об этом, не желая еще больше его тревожить.

Домой мы оба летим в тишине.

Только подойдя к двери, я нахожу в себе силы заговорить.

— Как думаешь, кто устроил засаду? — спрашиваю я его.

Он пожимает плечами.

— Не знаю.

— Есть шанс, что за этим стоит Валериан? — я знаю, что бы он ни говорил о Зере, он не хочет, чтобы она за этим стояла. Он предпочтет ей любого врага.