Глава 33

Кэтти

Жизнь такая странная штука.

Такая хорошая и такая плохая одновременно.

Верити оказалась права насчет подворья. Оно стало моим. Подписано, скреплено печатью и доставлено.

— Я как раз собирался сказать тебе, — сказал Карл. — Я бы и сам его купил для тебя, но твой отец не захотел отступать. — Он сделал паузу. — Мне хотелось позволить ему сказать тебе, когда ты будешь готова услышать это. Готова увидеться с ним.

— Но почему? Как он это сделал? — Я уставилась на него, и Карл встретился со мной взглядом, прежде чем вырулить на главную дорогу, и я поняла. — Как много ты рассказал ему?

— Достаточно.

— Ясно. — Я улыбнулась. — Ты рассказал ему о моем ужасном музыкальном вкусе? О моих дурацких кроличьих тапочках?

— О да, — ответил он. — Я все рассказал ему. Рассказал ему, что ты по утрам ешь яйца, что ты смотришь ужастики, только если потом можешь посмотреть детские передачи, как ты перепрыгиваешь через три ступеньки, когда спешишь утром.

— Больше нет.

— Ты будешь делать это снова. Ты просто должна верить в это. — Он потянулся к моей руке. — О, и я рассказал ему, что ты читаешь надписи на бутылочках шампуня, когда сидишь в туалете.

— Ты этого не сделал! — Я чувствовала, как горят мои щеки.

— Нет, — подтвердил Карл. — Не сделал, но это было бы забавно.

— Ты же понимаешь, что он разрушил твои маленькие планы узнать отца, — проронил Рик с заднего сиденья. — Он уже все ему рассказал. Больше нечего рассказывать. Скучно.

Я рассмеялась.

— Тогда мне придется придумать что-то новенькое, не так ли? Чтобы держать его в напряжении.

Что я и сделала.

Я действительно придумала кое-что новенькое. Совершенно новые мечты.

Они медленно выстраивались, как корни, уходящие под землю. Так медленно, что я не чувствовала их, эти мечты, растущие в моем сознании.

Вулхоуп всегда будет рядом, когда бы я ни захотела, папа ясно дал мне это понять, передавая документы.

У меня никогда не было такого долгого неловкого объятия, но, кажется, он не возражал.

Джек остался присматривать за домом, держа ферму и рабочие помещения за низкую арендную плату, пока его бизнес не встал на ноги, а все остальное ждало меня, с небольшим доходом от поступлений за постой других лошадей в подворье.

Это займет некоторое время. Много времени.

Прошла целая вечность, прежде чем мне разрешили ходить на костылях, несмотря на то, что я практически ничего не могла делать, не имея свободных рук.

К счастью, Рик был рядом, мой постоянный компаньон, и на самом деле моя придумка с «Кэт-Рик» оказалась не такой уж безумной. Рик позволял мне следить за тем, что тот делал, давая возможность заменить практику по маркетингу, которую пришлось оставить, и мне это нравилось. Мне нравилось работать с ним, нравилось подбрасывать ему идеи и наблюдать, как они обретают форму прямо у меня на глазах.

Некоторые из них были откровенно так себе, а некоторые в моей голове выглядели лучше, чем в реальности, и я знала, что Рик потакал мне. Но даже так, некоторые идеи все же были хороши. Некоторые из моих идей были очень даже хороши. И я улыбалась, наслаждаясь этим. Счастливая.

На костылях стало легче видеться с Самсоном, легче было делать все, тем более что моя нога становилась более дееспособной. Сначала на десять процентов, потом на двадцать. Чтобы стало пятьдесят, казалось, ушла целая вечность, а потом в один прекрасный день я снова набрала полную силу. И вновь смогла стоять самостоятельно.

Только потом мне снова пришлось учиться ходить, и это было сложнее, чем я думала. Гораздо сложнее.

Учиться снова трахаться получилось более органично.

Не думаю, что мои мышцы когда-нибудь позволят мне забыть это.

Даже когда моя нога все еще была бесполезна, когда я лежала в постели не имея ни малейшего желания двигаться, даже тогда, в самые мрачные моменты, когда казалось, что лучше никогда не настанет, мне все еще хотелось этих красивых парней.

Я не могла получить их, но отчаянно хотела.

Мне оставалось только смотреть, как они овладевают друг другом.

Такие трудности. Пришлось преодолевать такие ужасные трудности. Жизнь иногда такой отстой, верно?

Была одна приятная вещь, которая поразила меня больше всего во всей этой печальной реальности моего несчастного случая, через все это — всю боль и унижение от того, что я не могу ничего сделать для себя самостоятельно — эти два невероятных мужчины ни разу не колебались, ни разу не заворчали, не огрызнулись, не потребовали тайм-аут.

Они ни разу не посмотрели на меня так, словно я перестала быть той девушкой, в которую они влюбились.

Они не любили меня меньше, они не хотели меня меньше.

И они не стали брать меня меньше. Но я постепенно становилась готова к этому. Медленно, очень медленно, но верно.

И, может быть, именно это начало для меня все менять.

Уже наступила зима, когда я впервые почувствовала нежелание принимать по утрам противозачаточные таблетки. Сначала я отбросила эту мысль и все равно приняла ее, решив, что это глупый гормональный всплеск, и это желание снова пройдет.

Но этого не произошло.

На самом деле нет.

Возможно, это было в целом несущественно. Лишь дыра во временной шкале моих мечтаний. Вынужденный перерыв, пока я поправлялась, а Самсон отдыхал на пастбище. Я имею в виду, что у меня не было никакого интереса наполнять свое подворье новыми лошадьми, никакого интереса заменять Самсона другой лошадью, даже если бы могла это сделать. Мои мечты о школе верховой езды были сильными, но далекими, отдаленными во времени, и возможно это стало причиной, по которой я впервые задумалась о детях.

А, может быть, это было немного связанно с изменением моих отношений с собственной семьей. Моих собственных мыслей о семье, и раздумий о том, как это могло бы быть для меня при других обстоятельствах. Какой могла бы быть моя жизнь. Какой становилась жизнь с мамой и папой, которым я могла верить, без всякой лжи, гноящейся под поверхностью. С сестрой и двумя братьями, которых я по чуть-чуть узнавала, немного лучше с каждым днем.

Но в основном, думаю, это было связано с Карлом и Риком.

Все дело в том, что они были рядом со мной, любили меня, заботились обо мне и помогали мне, когда я в них нуждалась.

Может быть, это было связано с тем, что они всегда ставили меня выше себя, мое расписание по приоритету было выше их собственного.

Может быть, потому что они были такими сильными. Или то, как Карл помогал Самсону, когда я не могла, оставался рядом с ним, когда я не могла. Или то, как Рик крепко держал меня за руку в машине скорой помощи и ни разу не отпустил.

Может быть, потому что приближался день рождения Карла, и я знала, знала, как сильно тот хотел иметь полную семью, знала, как сильно тикали его внутренние часы. Знала, как много это для него значило.

Я уверена, это было связано с тем, как он крепко обнял меня, когда его день рождения, наконец, наступил, и тот сказал мне, что я в течение некоторого времени значу для него больше, чем все это, больше, чем его мечта, больше, чем стать папой к сорока годам, и быть достаточно молодым, чтобы наслаждаться всеми вещами, которые делают молодые папы.

То, как он сказал, что мы будем вместе долго, мы втроем, с малышом или нет.

Я была важнее его мечты.

Он поставил меня выше своей мечты.

Поэтому так легко было захотеть поставить его выше изодранных остатков моей мечты.

Но, несмотря на все это, все эти размышления, все причины, которые могли бы способствовать этому, я думаю, что это было действительно довольно просто, когда дело дошло до этого.

У меня были тело, сердце и разум, и, по крайней мере, двое из них отменили мое решение избегать тему детей всю мою жизнь.

По крайней мере, двоих из них хотели ребенка Карла. И Рика тоже. А другая часть, мой голос разума? Ну, в голову это желание тоже приходило.

Мои яичники начинали воспламеняться каждый раз, когда они входили в комнату, каждый раз, когда они улыбались и смеялись, и говорили мне, что это было оно, что это были мы. Надолго.

Навсегда.

Я чувствовала боль в животе при мысли о том, чтобы держать их ребенка на руках, моего ребенка. Нашего ребенка.

При мысли о том, что мы будем одной семьей.

И вот однажды утром я не выпила противозачаточную таблетку. Просто положила ее обратно в коробку и больше не доставала.

Я следила за своими месячными, подготовила на телефоне один из тех графиков рождаемости, и молчала, пока не стану готова поговорить об этом.

До тех пор, пока моя нога не стала бы в порядке достаточно, чтобы принять их обоих одновременно.

Я шлепнула Рика по руке, когда он попытался помочь мне подняться наверх.

— Я могу сделать это сама, — сказала я и высунула язык. — Теперь я снова на ногах.

— Попался, — сказал он. — Это просто предлог, чтобы полапать тебя, ты же знаешь.

— Конечно, так и есть.

Когда мы вошли в спальню, Карл уже был в ванной, голый, готовый лечь в постель, его член был наполовину тверд. Он улыбнулся нам, пока чистил зубы, и мой живот странно затрепетал. Я присоединилась к нему в ванной, Рик тоже, счастливо умываясь в тишине, а напряжение гудело между нами.

Я сбросила одежду и осторожно подняла ногу, изучая исчезающий шрам, как делала это каждый вечер.

Но Рик и Карл смотрели не на него, а на меня, не сводя с меня глаз.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Карл, указывая на шрам.

Я улыбнулась.

— Я в порядке. Очень даже хорошо. Так же хорошо, как и в последние двадцать раз, когда ты меня спрашивал.

— Просто хотел убедиться, — сказал Карл. Он умылся и вытерся полотенцем, а я ждала, опустив руки ему на талию, когда тот повернется.

— Вы оба, — начала я. Я посмотрела на Рика, на его легкую улыбку. — Я хочу вас обоих, сразу. Как мы делали это раньше…

— Делали раньше? — спросил Рик. — Я думал, мы уже достаточно занимались этим.

Я покачала головой.

— Не один за другим, не по очереди, а сразу оба.

— Уверена, что справишься с этим? — спросил Карл.