Глава 32

Кэтти

Слова, которые не хочет слышать ни один наездник. Перелом плато большеберцовой кости. Я имею в виду, я не дура. Я знала, что все плохо. Как только приземлилась, то сразу же услышала треск. Похожий на треск ломающейся ветки — самый сюрреалистический звук.

А потом была боль.

Так много боли.

И страх. Страх за меня, но главным образом за Самсона.

Мой бедный пушистый мальчик.

Меня доставили в какую-то шикарную больницу, любезно оплаченную моим отцом, и в кои-то веки я не стала спорить о том, чтобы принять от него что-то. Мне просто снова хотелось ходить, хотелось когда-нибудь вновь ездить верхом и, если это был мой лучший вариант, с радостью согласилась.

Меня продержали там больше недели. Первые дни были самыми тяжелыми. Я была прикована к постели и мучилась каждый раз, когда напрягался какой-нибудь мускул, каждый раз, когда ворочалась в полусне. Через три дня мне привезли инвалидное кресло, но садиться и вылезать из него стало настоящим испытанием, и все это ради того, чтобы Рик, Карл или мама катали меня туда и обратно по коридору. Однажды мы вышли на улицу, в маленький больничный садик, но мне не хотелось находиться там, не хотелось вдыхать запах травы или чувствовать дуновение ветерка на своем лице. Осознание того, что мой пушистый мальчик, скорее всего, заперт где-то, напуган и одинок, заставляло мой желудок сжиматься.

Первые несколько дней я постоянно видела его во сне, представляла каждый раз, когда закрывала глаза. Снова и снова переживая те ужасные мгновения, жалея, что не потратила больше времени на подготовку, жалея, что была такой безрассудной, такой чертовски глупой.

Я задавала так много вопросов о том, где он, как у него дела.

Порванные сухожилия на правой передней ноге. Как поверхностные, так и глубокие сухожилия сгибателя. Они лечили его с помощью холодного компресса, поддерживая копыто с помощью опорных скоб. Остальное сделает отдых. Много отдыха.

Было сомнительно, что я когда-нибудь снова сяду на него верхом.

Это разрывало мое сердце на куски.

Вряд ли они того стоили — ни экскурсии на инвалидных колясках, ни визиты, на которых ежедневно настаивали Рик, Карл и мама, — но я заставляла себя улыбаться, говорить «спасибо», заставила себя идти дальше. Папа тоже зашел с цветами и большой яркой открыткой «выздоравливай скорее». Но это будет не скоро. Даже и близко нет.

Хирург подождал, пока опухоль спадет настолько, чтобы можно было оперировать, и тогда появились штифты, винты и большой рваный шрам на моей икре.

Я старалась не смотреть на него. Старалась не думать о нем. Старалась не позволить мраку поглотить меня.

Режим был напряженным, а дни были длинными. Физиотерапия на колене, лекарства от боли, сканирования, обследования, и консультации.

И вот, наконец, после самых долгих десяти дней моей жизни, меня отпустили домой.

Я заплакала, увидев, на что пошли Карл и Рик. Они вкатили меня внутрь с «та-да», и столовой больше не было, вместо нее на первом этаже была спальня. Они перенесли свою кровать — нашу кровать — с верхнего этажа и поставили комод для моих вещей. Они даже повесили несколько фотографий: я и они, я и Самсон, я и мама.

— Чтобы поднять тебе настроение, — сказал Рик. — Круто, да? Номер для восстановления Кэтти. Будут массажисты и коктейли... полный роскошный комплект…

— Вам не нужно было все это делать, — всхлипнула я, но Карл поцеловал меня в макушку.

— Мы хотели, Кэтти, мы оба этого хотели.

— Не думай, что мы не скучали по тебе, красотка, — сказал Рик. — Без тебя здесь так пусто. Похоже, ты нас здорово зацепила.

Я улыбнулась сквозь слезы.

— Ну да, вы меня тоже здорово зацепили.

Мы должны были быть осторожны. Мое положение между парнями больше не было безопасным, и я была перемещена на внешний край, в то время как они оба спали на некотором расстоянии, чтобы не задеть меня, но они тянулись пальцами, чтобы коснуться моих. Это было утешением. Они стали моим утешением.

Они стали для меня всем на свете, даже глазом не моргнув.

Вы даже не представляете, как много вы принимаете как должное, пока каждая мелочь не станет невыполнимой задачей. Встать с постели, одеться, сходить в туалет. Попить, принять душ, немного перекусить.

Любое подобие скромности или личного пространства, которым я когда-либо наслаждалась, было предано забвению. Они купали меня, одевали, вытирали мою задницу. Они приносили мне еду, устраивали поудобнее и развлекали.

Они заставляли меня улыбаться, когда мне не хотелось улыбаться, заставляли смеяться, несмотря на боль. Они заставляли меня забыть о моей печальной ситуации, когда были рядом со мной, продолжая любить меня так же сильно, как и раньше.

И как же я их за это любила.

Я любила их так сильно, что плакала по ночам, пока они спали, оплакивала свое счастье иметь их, хотя все остальное превратилось в ничто.

Я любила их за все, что они делали, но больше всего за то, что они возили меня к Самсону, хотя и не думали, что я готова к этому.

— Где же он? — спросила я, когда машина повернула в противоположную сторону от конной больницы. — Разве он больше не в Сайренчестере?

Карл покачал головой, и вид у него был настороженный, хитрый.

— Что? — спросила я. — Где он, Карл? — Меня охватила паника. — Они не могут отправить его обратно в подворье! Там никого не будет! Никого, кто мог бы о нем позаботиться!

— Он не в Вулхоуп, — ответил Карл. — Он недалеко.

— Где это «недалеко»?

Карл, отвечая, смотрел прямо на меня.

— Он в доме твоего отца. У них есть все необходимое, Кэтти.

Я не могла отрицать, что мое сердце болело.

— А кто о нем заботится? Кто собирается быть рядом с ним?

— Верити, — просто ответил он. — Верити и команда конных физиотерапевтов. У него все хорошо, обещаю тебе.

— Верити?! — Я с трудом могла это понять. — Верити заботится о моем Самсоне?

Он кивнул.

— Ты сама все увидишь.

Они катили меня мимо стойл, которые я так ненавидела в детстве, и чувствовала, как колотится мое сердце, тошнота грозила превратиться в рвоту.

Рик и Карл были такими тихими, все подворье было тихое. Пара лошадиных морд высунулась, чтобы поздороваться, но ни одна из них не была моим Самсоном.

Они подкатили мое кресло к стойлу в самом конце. Я затаила дыхание. Едва осмеливаясь взглянуть.

И вот он был здесь.

Самсон высунул голову из-за перегородки, навострил уши, но я едва могла разглядеть его сквозь слезы. Облегчение, чувство вины и любовь — все смешалось воедино.

— Помогите мне встать, — попросила я, ерзая на кресле, и хотя Рик и Карл запротестовали, они все же помогли мне подняться, держа меня достаточно высоко и устойчиво, пока я обнимала руками шею Самсона. — Прости меня, — всхлипнула я, уткнувшись лицом в его гриву. — Мне так жаль.

Я наклонилась над перегородкой, чтобы посмотреть на него, но его передние лапы по-прежнему были перевязаны, опухшие и больные. Но он все еще оставался собой, счастливым, вынюхивающим мятные леденцы.

— С ним все будет в порядке, — сказал Карл. — У него все хорошо.

— Я сделала это, — плакала я. — Это моя вина. Это все моя вина.

— Не валяй дурака, — сказал Рик. — Ты была великолепна, вы оба были великолепны. Это просто несчастный случай, вот и все. Просто одна из тех гребаных ужасных вещей, которые иногда случаются.

Я отрицательно покачала головой.

— Мне хотелось победить, это было все, о чем я думала. Я была так глупа, эгоистична и безрассудна.

— Это была доля секунды, — сказал Карл. — Одна доля секунды невезения. Все на этом поле хотели победить, Кэтти. Каждый. Это была не твоя вина.

— Посмотри на него. — Голос Рика был таким теплым. — У него все в порядке. Он уютно устроился в своем стойле с бесконечным запасом сена и мятных леденцов. И, наверное, думает, что у него гребаный отпуск.

Эта мысль заставила меня рассмеяться, и немного сопливо и мокро и, без сомнения, совершенно непривлекательно, но эти парни крепко держали меня и целовали мои волосы, так что я чувствовала себя хорошо.

— Ты снова прокатишься на нем, — сказал Карл. — Просто дай ему время. Не отказывайся Кэтти, ни от него, ни от себя.

— Я никогда от него не откажусь, — сказала я.

— И от своей мечты. Не отказывайся от своей мечты.

— Я мечтала о соревнованиях с Самсоном. И владеть подворьем Джека. — Я вздохнула. — Теперь этого нет.

— На какое-то время, — сказал Карл. — Но это не навсегда. Это еще не конец.

— Харрисон Гейблс, стажировка, подворье… Самсон… все исчезло.

Они не произнесли ни слова.

Что они могли сказать?

Они опустили меня обратно в кресло, и я уже устала, но мне не хотелось уходить.

— Можно мне минутку? — попросила я. — Просто хочу немного посидеть с Самсоном.

— Конечно, — ответил Карл, и они оба взъерошили мне волосы, давая немного пространства.

Я поговорила с моим мальчиком, сказала ему, как сильно скучала по нему, как была счастлива, что он был в безопасности. Сказала ему, что найду ему новый дом, где-нибудь на пастбище, где можно будет поправиться, где будут другие лошади и люди, которые помогут мне хорошо о нем заботиться.

Сказала ему, что люблю его, как сильно я всегда любила его, как горжусь, что он так старался ради меня.

Я покраснела, услышав позади себя шаги, не в силах достаточно повернуться, чтобы увидеть, возвращался за мной Рик или Карл.

— Привет, Кэтти, — произнес голос, и у меня по коже побежали мурашки, а сердце бешено заколотилось.

Я затаила дыхание, когда моя сестра шагнула в поле моего зрения, готовая к злорадствам о том, какой глупой я была, что приехала сюда.

Но она этого не сделала.

Она вообще ничего такого не делала.

Верити тут же пустилась в объяснения по поводу нынешнего состояния здоровья Самсона. Она рассказала мне, как его лечат, какие обезболивающие тот принимает и каков план его выздоровления.

Говоря это, та прислонилась к перегородке его стойла, и мой пушистый мальчик боднул ее, будто она была кем-то, о ком он заботился, кого он знал.