Это было похоже на блаженство.
Один горячий душ, два горячих парня. Сначала я намылила их, в ответ они намылили меня, а затем они намылили друг друга по полной программе. Я хихикала, когда они мыли мне голову — слишком много пены, слишком близко к глазам, но это не имело значения. Все это не имело никакого значения.
Наконец, мы обнялись и прижались друг к другу, и я вздохнула от комфорта этого момента. Три тела, кожа к коже, дыхание к дыханию.
Я любила этих парней.
Я любила это место.
Это был мой дом.
Я, не спеша, потягивала свой коктейль, поглядывая из нашей кабинки на пустой танцпол.
— Потанцуем? — спросил Рик. — Скажи только слово, и мы взорвем танцпол.
Я покачала головой.
— Позже.
Карл еще теснее прижался ко мне.
— Когда захочешь. Это твой праздник. — Он чокнулся с моим бокалом. — За блестящий успех Кэтти.
— За Кэтти, которая к чертовой матери взорвала отдел продаж, — добавил Рик и тоже чокнулся со мной бокалом.
Я счастливо улыбнулась, покачивая головой в такт музыки. Они выбрали хорошее место — достаточно близко к танцующим, но достаточно далеко, чтобы можно было говорить. А мне хотелось поговорить.
Наверное, мне придавал храбрости алкоголь.
— Как это будет работать? — спросила я. — Эта… эта история с ребенком.
Парни долго смотрели друг на друга, а потом Карл ответил на мой вопрос другим вопросом.
— Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас?
Я кивнула.
— Просто хочу знать. Так я смогу нормально это обдумать.
Он улыбнулся.
— Будет что будет. Никакого давления, Кэтти. Если это не для тебя, значит это не для тебя.
Но это было для меня. Они были для меня.
Я посмотрела на людей, которые были с нами в клубе, на пары, которые занимались своими делами и хорошо проводили время. Затем посмотрела на группу женщин у стойки бара, которые смеялись и шутили, бросая взгляды в нашу сторону. И тогда меня поразило осознание.
Если это буду не я, то им придется искать другую. Им нужно будет найти кого-то, кто даст им то, что они хотят. Даст им семью.
Я представила на месте той другой девушки одну из тех женщин, которые бросали взгляды в нашу сторону, гадая, кто из этих парней мой, а кто — свободен. Представила эту женщину, которая родила бы ребенка от Карла, ребенка от Рика, воспитала бы семью рядом с этими двумя потрясающими мужчинами.
И это заставило меня чувствовать себя больной.
Мне не хотелось, чтобы у кого-то еще был их ребенок. Не хотелось, чтобы кто-то другой занял мое место в их жизни.
Я сделала еще один глоток коктейля.
Пьяная. Я была пьяной.
— Итак, — начала я. — Расскажите мне. Как это будет происходить? У вас ведь наверняка есть планы.
Рик прочистил горло.
— Мы, эм… мы уже думали над этим.
— Много думали, — добавил Карл. — Мы кончаем вместе или не кончаем вообще — это правило.
— Знаю, — сказала я. — Я поняла это.
— Ты не понимаешь, — проговорил Карл. — Нам бы не хотелось знать, ну, наверняка.
Я вопросительно выгнула бровь.
— Кто отец, — продолжил он. — Биологический отец. Мы бы предпочли этого не знать.
Рик наклонился и взял меня за руку.
— В любом случае, мы будем любить ребенка одинаково, так что это не имеет значения. Зачем усложнять жизнь этим знанием?
Я перевела взгляд с одного на другого.
— Так вы просто… разделите… а потом не будете знать, чей ребенок?
— Именно, — ответил Карл. — Это кажется для нас правильным.
— И мы будем жить вместе? Растить его?
Мы. Я сказала мы.
Рик кивнул.
— Я работаю неполный день, и это немного облегчает жизнь.
— А как вы объясните это ребенку? Папочка номер один и папочка номер два? — Эта мысль заставила меня рассмеяться, хоть и не должна была. — Простите, — извинилась я. — Это просто в голове не укладывается.
— Все в порядке, — сказал Карл. — И мы пока не знаем. Мы не знаем, как ребенок будет воспринимать нас.
— Папочка Рик и папочка Карл, — проговорил Рик. — А что, мне нравится. — Он ухмыльнулся Карлу через стол. — Мне действительно нравится «Папочка Карл», тебе идет.
— Останови уже этот поток мыслей, — произнес Карл, но улыбался.
— А что насчет школы? Что насчет обычной жизни? — продолжила я.
Карл пожал плечами.
— В мире существует множество полигамных отношений. Мы будем честными с людьми, честными с нашими детьми, убедимся, что они знают, как сильно их любят. Поверь мне, Кэтти, все могло бы быть гораздо хуже.
— Я знаю, что все бывает гораздо хуже, просто… у них не будет проблем? Я имею в виду, что дети ведь могут быть такими жестокими.
Рик снова прочистил горло, и его взгляд стал серьезным.
— Дети жестоки ко всем, кто отличается от них. Со мной случилось изрядное количество дерьма, пока я рос. Что хочу сказать, ведь я — бисексуал, всегда им был, и некоторым детям это не нравилось. Но знаешь что? На самом деле меня это не беспокоило. Потому что дома ждала отличная семья, которая научила меня, что я стою гораздо больше, чем какой-то дрянной хулиган. У меня была уверенность и чувство собственного достоинства, и я был счастлив в своей собственной шкуре. Так что грубые слова отскакивали от меня. Знаю, что они отскакивают не ото всех, и знаю, что это может не быть так легко для нашего ребенка, как это было для меня, но в целом, мы сделаем все возможное — мы будем любить их сильно, и думаю, все будет в порядке. Таково мое внутреннее чутье.
— Есть вещи и похуже, — добавил Карл. — Намного хуже. Но мы будем любить их и убедимся, что они достаточно уверены в себе, чтобы идти своим путем, что бы это им не принесло.
Я откинулась на сиденье.
— Они? Сколько детей вы хотите?
Парни посмотрели друг на друга.
— Что, прости? — спросил Карл.
— Ты сказал «мы будем любить их».
— Оу.
— Итак, сколько? — повторила я свой вопрос. — Я имею в виду, вы не остановитесь на одном, да? Вы хотите больше?
Глаза Карла расширились.
— На самом деле мы не заглядывали так далеко в будущее. Мы даже не надеемся… — Он вздохнул. — Мы рассматривали усыновление. Может быть, нам посчастливится иметь одного общего ребенка. И, возможно, мы также могли бы и усыновить кого-нибудь. Многим детям нужен дом. Мне ли не знать об этом.
— А биологически? — подсказала я. — Ты будешь счастлив только с одним? А сколько вам бы действительно хотелось?
Карл взял меня за руку и так посмотрел на меня, словно видел меня насквозь.
— Сколько бы ты нам не родила, Кэтти. В этом вся правда.
Я рассмеялась и покачала головой.
— Не могу поверить, что это происходит со мной. Даже не могу поверить, что говорю о детях. Я никогда не хотела детей.
— Никакого давления, — сказал Карл. — Как мы и сказали, решать тебе.
Я прижала пальцы к вискам, борясь с пьяными мыслями.
— Это все равно, что спросить, хочет ли кто-то мороженое, когда видит, как его лучший друг тонет в чане с этим дерьмом.
Рик улыбнулся.
— Простите, я что, пьян? Есть ли в этом вообще какой-то смысл?
— В этом есть немного смысла, — ответил Карл. — И ты определенно пьян, Рик.
— Я имею в виду, у моей мамы это было хреново, — поделилась я. — Видела, как она борется, слышала, как та плачет по ночам. И это была моя вина. Потому что у нее была я. И нам не к кому было обратиться, некому было сделать все лучше. — Я вздохнула. — Мои бабушка и дедушка живут далеко на севере, и они не очень хорошо относились к моей маме. Что уж там, думаю, они скорее предпочли бы, чтобы меня вообще не было. — Я допила свой коктейль. — Итак, суть в том, что я знаю, как дети все портят, как в свое время я все испортила для своей мамы. Ненамеренно, конечно, но это то, что делают дети, — они берут вашу жизнь в свои маленькие ручки и делают ее своей. Вот что происходит.
— Ты не испортила жизнь своей маме, — возразил Рик. — И у нас все будет по-другому. Нас трое. Мамочка, папочка Рик и папочка Карл.
— Прекрати уже повторять «Папочка Карл», — проговорил Карл. — Тебе это слишком нравится, Ричард, не думай, что я, черт возьми, не слышу это в твоем голосе.
— А что, если у мамочки, папочки Рика и папочки Карла ничего не получится? Что, если мамочка останется одна со своими детьми, а папочки будут приходить только на выходных? Что насчет мамочкиной верховой езды, Самсона и мечтах о подворье?
— Это сработает, — уверенно произнес Карл, и его глаза загорелись. — Мы заставим это работать. Мы никогда не оставим наших детей. Никогда, Кэтти, ни за что. Даже через миллион лет.
Я вздохнула.
— Тогда ты будешь лучшим отцом, чем я когда-либо имела.
Они ничего не сказали, но я знала. И снова этот великий Дэвид Фэверли, который заморочил им голову своим дурацким поведением «славного парня».
Мысль о нем расстроила меня. Это странное дурацкое чувство возникало у меня с тех пор, как я заключила эту глупую сделку с призом в виде Харрисона Гейблса.
Я уставилась на танцпол, наблюдая за сменой огней и танцами, позволяя всему раствориться, кроме алкоголя в моих венах и ритма музыки.
Рик прервал мои размышления. Одной рукой он взял меня за руку и крепко сжал, а другой рукой взял Карла.
— Хватит разговоров о детях, — сказал он. — По-моему, нам уже пора взорвать этот чертов танцпол.