— Разве у тебя нет своих приспешников, которыми ты мог бы командовать?

Я не обращаю на это внимания. По какой-то причине мне кажется совершенно необходимым немедленно разлучить этих женщин.

— Зарикс спрашивает о Бэт, — говорю я. Зарикс не станет отрицать этого, если его спросят.

Глаза Алексис блестят, хотя в голосе звучит горечь.

— Мне что, теперь нельзя разговаривать с друзьями?

Я смотрю на Бэт, и женщина вздыхает.

— Мне все равно пора возвращаться.

Алексис помогает ей подняться, протягивая костыли.

— Возвращайся скорее, — говорит Алексис, и женщины обнимаются.

Потом мы остаемся одни, и Алексис отворачивается, как будто ей слишком противно смотреть на меня.

АЛЕКСИС

Дексар оказывается гигантским гребаным придурком. На мгновение он выглядел злее, чем я его видела, и как только Бэт ушла, он выключил эту эмоцию, словно щелкнул выключателем. Теперь он кажется гораздо более расслабленным, когда он крадется по комнате, как кот из джунглей.

— Ты подслушивал, о чем мы говорили? — спрашиваю я.

Он смотрит на меня, останавливаясь как вкопанный.

— Я владею всем в этом племени. Включая твои слова.

У меня отвисает челюсть, и я невольно смеюсь. Его глаза мгновенно вспыхивают, и он делает три больших шага, внезапно оказавшись достаточно близко, чтобы прикоснуться.

Я делаю шаг назад, сразу же чувствуя, что за мной охотятся. В том, как он смотрит на меня, есть что-то хищное, но если он думает, что может командовать мной и подслушивать мои разговоры, то скоро узнает, что это не так.

Я бросаю на него быстрый взгляд.

— Я оставлю это заявление без комментариев, потому что я просто пассажир вашего поезда в Город Чокнутых. Но если ты собираешься запереть меня здесь, то должен знать, что я домашний питомец, требующий особого ухода. И эта сучка кусается.

Дексар на мгновение замолкает, очевидно, пытаясь разобраться с переводом, который он получает от устройства в своем ухе. Он, должно быть, понял суть моих слов, потому что хмурится.

— Я не хочу, чтобы ты была несчастна, — говорит он наконец, и я прищуриваюсь, не доверяя этому повороту. Он придвигается еще ближе и берет меня за руку. Я позволяю ему это, и он проводит большим пальцем по чувствительной коже моего запястья.

Он, очевидно, ожидает, что эта смена тактики действительно сработает в его пользу. Вполне вероятно, что придурки, получившие эту очаровательную ухмылку, попадутся на его актерский крючок, леску и грузило.

Я чуть не фыркаю и тут до меня доходит. Этот парень, может быть, и король, но он все еще просто мужчина. Мужчина, который влюблен в себя и привыкший, что все остальные тоже влюблены в него.

Оу, печалька, титулованный мужчина.

— Если ты не хочешь, чтобы я была несчастна, как насчет того, чтобы дать мне немного больше свободы? Ты действительно думаешь, что я смогу сбежать отсюда?

Я показываю на свое длинное платье и тонкие туфли, и Дексар бросает на меня долгий внимательный взгляд.

— Я верю, что ты можешь сделать все, что захочешь.

Я почти краснею от этого заявления.

Возьми себя в руки, Алексис. Он уже раскусил тебя.

— Ладно, давай начистоту, — говорю я, выкладывая на стол большую часть своих карт. — Я хочу три вещи. Во-первых, я хочу узнать как можно больше о том, где могут быть Айви и Чарли. Во-вторых, я хочу поговорить со здешними жителями о вашей проблеме рождаемости и о том, почему так мало женщин. И в-третьих, я хочу иметь возможность ходить, чтобы Высокий, Темный и Ворчливый не дышали мне в спину.

Ровакс должен уйти. Я упустила то, чего хочу больше всего на свете — вернуться на наш корабль и осмотреть его. Я не могу ничего сделать, пока все остальные женщины не будут найдены.

— Ты думаешь, я поверю, что ты не попытаешься покинуть лагерь?

— Послушай, я любопытна, как кошка. Подай на меня в суд за это. Хочу ли я знать, как работает ваша охрана? Конечно. Но я не идиотка. У меня тут три личные комнаты, питание, слуги и кроватка. Неужели ты думаешь, что я откажусь от всего этого и отправлюсь одна бродить в глуши?

Дексар хмурится, и я объясняю ему по буквам.

— Мне нравятся мои комнаты, ясно? Мне нравится еда, и мне чертовски нравится эта кровать.

Он посылает мне лукавую улыбку.

— Моя кровать больше.

Я пробегаю глазами по его массивному телу, стараясь не думать о похотливых мыслях.

— Держу пари, так оно и есть.

Его глаза темнеют, и я прочищаю горло, когда воздух вокруг нас, кажется, потрескивает от напряжения.

— Итак, — говорю я хриплым голосом. — Мы идем на компромисс?

— Компромисс. — Он пробует это слово на вкус, и я почти смеюсь.

— Я знаю, для тебя это сложно.

Все эти просьбы о разрешении более чем раздражают. Но я хорошо знаю одно: мы должны играть с той рукой, с которой мы имеем дело. Если милые разговоры с катаем дадут мне то, что я хочу, то я пойду на это.

— У тебя может быть доступ продуктовому кради и ко всем местам общего пользования лагеря, — наконец говорит он. — Ты не должна приближаться к тренировочной арене, оружейному кради, мишуа или стенам лагеря.

Я хмуро смотрю на него, позволяя себе это осознать.

— Стены лагеря, мишуа и оружейное кради — это я понимаю. Что не так с тренировочной ареной?

Он хмуро смотрит на меня.

— Ты моя. Ты не должна проводить время рядом с моими воинами.

— В этом утверждении так много неправильного, что я даже не знаю, с чего начать.

Он раздраженно скалится.

— Таковы мои условия.

— Прекрасно, Ваше Величество. Я буду держаться подальше от тренировочной арены.