— Как ты можешь быть так уверена?

Она смотрит на меня мрачно, как судья, и говорит очень медленно.

— Все, чему ты дашь свет, будет расти, Дэш. Накорми это, и оно расцветет. Достаточно позаботиться и хрупкая вещь в твоих руках укрепится. Я доверяю тебе и знаю, что ты дашь мне все, что сможешь, и даже больше. Вот и все.

Господи Иисусе, мать твою. Я по уши в дерьме. Я был недостаточно хорош в этой жизни, чтобы заслужить хотя бы секунду внимания этой девушки, но собираюсь воспользоваться этим, потому что такая возможность появляется лишь однажды. Мне повезло, что я сейчас испытываю все это, черт возьми, а не застрял в Англии, уже обещанный какой-то скучной чистокровной кобылке, с которой меня свел бы отец.

И вот я целую ее, и этот поцелуй значит больше, чем когда-либо в моей жизни. Ее рот сладкий и неуверенный, но это ненадолго. Один взмах моего языка, и девушка вспыхивает, как будто она пороховая бочка, а я — спичка. Кэрри запускает пальцы в мои волосы, сжимая их в кулак, и я застигнут врасплох, когда она тянет мою голову назад. Я встречаюсь с ней взглядом. Мой рот слегка приоткрыт, сдерживая улыбку от ее дерзости, и девушка делает то, от чего у меня в животе разгорается пламя: Карина встает на цыпочки и щелкает кончиком языка по моей верхней губе, облизывая меня, как будто я пенка на гребаном кофе-латте.

— О, ты не можешь просто так это делать, — говорю я ей.

Хватаю ее за талию и поднимаю, и она вскрикивает от удивления. Боже, я мог бы привыкнуть к этому звуку. Я бы с радостью вытягивал из нее этот испуганный маленький визг каждый чертов день и все еще хотел бы услышать это снова. Кэрри обвивает ноги вокруг моей талии. Я несу ее по другую сторону телескопа, слишком довольный, чтобы говорить, и когда девушка видит гнездышко из одеял, которое я устроил для нас перед ее приходом, она улыбается.

— Самонадеянно, — шепчет Карина.

— Ко всему готов, — отвечаю я. — Шел дождь. Я не хотел, чтобы ты простудилась.

После того, что произошло между нами прошлой ночью, я решил, что у меня есть шанс снова заполучить ее, но не сильно рассчитывал на это. Я говорил правду, когда сказал, что просто хотел убедиться, что ей тепло. В ту секунду, когда я открыл дверь и увидел ее, стоящую под дождем, с мокрыми волосами, с ее большими карими глазами, полными удивления и облегчения, я понял, что не смогу держать свои руки при себе.

Черт, Карина — чистое совершенство. Укладываю ее на одеяло, убираю волосы с ее лица, и вид того, как она лежит подо мной, с ее напряженными сосками, торчащими сквозь тонкий материал футболки, вытягивает воздух из моих легких.

У меня не должно быть этого. Я не должен так себя чувствовать. Я так привык к мысли, что в какой-то момент отец продаст меня, как покерную фишку, что не позволял себе представить, каково это — на самом деле заботиться о ком-то. Это казалось бесполезным занятием. И вот теперь я стою на коленях перед богиней, собираясь полакомиться ею, и мое глупое сердце делает всевозможные неожиданные гимнастические кульбиты. Суть гимнастики в том, что вам нужно тренироваться, чтобы правильно выполнять движения, а я понятия не имею, что делаю. И, вероятно, сломаю что-то гораздо более болезненное, чем кость.

Стараюсь быть осторожным, когда задираю ее футболку, но я не очень хорош в этом. Мои руки не были созданы для этого. Карина задыхается, когда я отрываю влажную ткань с ее тела. Моя собственная рубашка оказывается расстегнутой в мгновение ока. Я бросаю ее в кучу на полу. Туфли с носками тоже сброшены. Брюки отброшены в сторону. Карина уже сняла туфли и носки, промокшие насквозь, так что остались только джинсы и нижнее белье. Она приподнимает свои бедра для меня, чтобы я мог снять промокшую джинсовую ткань с ее чертовски красивых ног, а затем…

…затем я прекращаю то, что делаю, и просто смотрю на нее.

— Срань господня, Кэрри. Ты самая невероятная девушка, которую я когда-либо видел. — Комплимент так далек от того, что я действительно хотел сказать, но я превратился в глупца.

Ее сиськи, натянувшие ярко-оранжевое кружево лифчика, просто феноменальны. Кремовая выпуклость ее кожи наполняет кружево, глубокий розовый румянец ее соска проглядывает сквозь щели, заставляя мой член пульсировать. Ее трусики крошечные и черные, материал врезается в ее бедра, и я хочу сорвать их своими проклятыми зубами.

Поднимаюсь вверх по ее телу, теперь мой член официально болит, напрягаясь под моими боксерами. Он умоляет, чтобы его использовали, но я не тороплюсь. Хочу полакомиться и насладиться ею. Хочу, чтобы она задыхалась, умоляла и извивалась, а на это потребуется время. Только вчера Кэрри потеряла девственность. Ей все равно будет больно. У меня нет никаких ожиданий, что она будет скакать на мне, как порнозвезда.

Делает ли меня извращенным, больным ублюдком то, что меня заводит ее невинность? Да, конечно, делает. Но мне, бл*дь, все равно. Мне не стыдно признаться: тот факт, что я единственный парень, с которым она когда-либо была, заставляет меня чувствовать себя королем. Вчера было бы неплохо предупредить, но сейчас я отошел от этого. Мой член — единственный член, который когда-либо бы внутри нее. Мой рот — единственный рот, который когда-либо пробовал ее на вкус. Мои пальцы — единственные пальцы, которые когда-либо погружались в нее.

Вчера я сделал ее своей множеством разных способов. Первобытной, неандертальской части моего мозга это нравится. Это кажется так чертовски правильно. Кэрри резко втягивает воздух, когда я опускаю бедра, позволяя весу моего члена прижаться к ее клитору через трусики.

Я жду, прежде чем снова надавить.

— Все хорошо? — Черт, мой голос такой грубый, словно я выкурил две пачки «Марли Редс», прежде чем вышел из дома, чтобы встретиться с ней.

Карина кивает, глаза широко раскрыты, зрачки расширены. Она осторожно кладет руки мне на грудь и так нерешительна и застенчива, что мне приходится сдерживать довольное рычание. Девушка хочет меня, но все еще немного напугана моим размером и весом, лежащим на ней сверху. Боже, помоги мне, но я наслаждаюсь маленькой искоркой паники, которую вижу в ее глазах.

— Да, — шепчет она. — Я в порядке. Это… — Карина сглатывает, и я загипнотизирован работой мышц в ее горле. — Это приятно.

Чувствительная Кэрри. Такая наивная. Такая невинная.

Она — все хорошее в этом мире.

Я больной и извращенный, грязный ублюдок, собирающийся развратить ее. А что может быть прекраснее? Я увижу, как эта девушка обнаружит свою странность. Она превратится из неопытной, застенчивой и осторожной в смелую, требовательную и извращенную прямо на моих глазах. В этом нет никаких сомнений. В этой девушке нет ничего ванильного — от одежды и волос до характера. Она громкая, яркая и смелая, и мне не терпится увидеть ее трансформацию.

Стягиваю бретельки ее лифчика с плеч твердыми, собственническими руками.

— Какая у тебя самая сокровенная фантазия? — спрашиваю я.

— Я не... я не... — Она задыхается, когда я опускаюсь и беру в рот ее сосок.

Провожу языком по ареоле, смачивая ее, пока кожа не становится гладкой и блестящей. Монстр внутри меня одобрительно рычит, когда ее бедра сжимаются подо мной.

— То, что ты не трахалась до вчерашнего дня, не означает, что у тебя не было фантазий, Кэрри.

Девушка смотрит на меня. Ее щеки покрыты пятнами, раскрасневшиеся самым прекрасным образом. Она выглядит так, будто у нее лихорадка, но это не так. Кэрри покраснела из-за того, что мой рот сомкнулся вокруг ее соска, а моя рука скользнула между ее ног. Я чувствую ее клитор сквозь ткань трусиков и потираю маленький набухший бутон подушечкой среднего пальца. Она откидывае голову назад, приоткрывает губы, когда испускает восхитительный, божественный вздох.

— Моей самой сокровенной фантазией... всегда был ты.

Черт!

ЧЕРТ!

Она могла сказать все, что угодно. Тройничок. Двойное проникновение. Девушка с девушкой. БДСМ. Доминирование. Любая из этих вещей была бы горячей.

Но она выбрала меня?

Дикое, темное существо внутри меня кричит от восторга. Карина все еще не знает, во что ввязывается, но скоро узнает. Я улыбаюсь, обхватываю ее грудь, сжимая ее полноту, затем кусаю…

Кэрри хнычет, цепляется руками за одеяла, дергает их, но не говорит мне остановиться. Сжимаю зубами ее прелестный розовый сосок и надавливаю, ожидая, когда она уступит. У каждого свой порог. Речь идет не о том, чтобы переступить черту, за которой исчезает удовольствие и берет верх боль. Речь о том, чтобы достичь точки, в которой вы не можете отличить одно от другого, а затем балансировать на этом канате до тех пор, пока это приятно.

Драгоценная Кэрри. Она еще ничему не научилась. Еще ничего не знает. Но у нее есть я. И я собираюсь показать ей, как выглядит ее темнота, и как только она столкнется с ней, то будет свободна либо принять ее, либо убежать от нее. Надеюсь, черт возьми, ради себя и меня, что она примет это. Я уже могу сказать, как весело мы могли бы проводить время вместе…

Ее спина выгибается над одеялами.

— Ах! Ах, черт, Дэш! АХ!

Вот она, леди и джентльмены. У нас есть наша первая пограничная линия, начерченная на песке. Я расслабляю челюсть до тех пор, пока совсем не перестаю пользоваться зубами, а просто облизываю и сосу…

— Карина.

Она резко открывает глаза.

— Дай мне свою руку.

Ошеломленная, девушка подчиняется, протягивая мне руку, и я веду ее вниз, между ее бедер.

— Чувствуешь? Видишь, какая ты мокрая для меня, милая? Ты промокла насквозь.

Девушка пытается вырвать руку, но я держу ее за запястье.

— Не надо. Разве это неприятно? — Я слегка надавливаю, прижимая ее пальцы к мокрой ткани, и она вздрагивает.

— Нет, — шепчет она.

— Тогда зачем останавливаться? — Сажусь на пятки, отпуская ее руку. — Поласкай себя для меня, Кэрри. Я хочу посмотреть, как ты заставишь себя кончить.