— Я ведь жива, верно? Это не какая-то галлюцинация, защищающая сознание, когда меня проглатывают и растворяют в желудочной кислоте, верно?
Я услышала взрыв смеха, а потом он перегнулся через меня и схватил подлокотники кресла, в котором я сидела. Он поднял его и развернул, поставив меня прямо перед собой. Мои колени коснулись края его сиденья, его ноги по обе стороны от меня. Он не прикасался ко мне, но его пристальный взгляд помог успокоить мои нервы.
— Ты — боец. Независимо от того, что было предпринято сегодня ночью, ты справилась. Они выигрывают только тогда, когда ты сдаёшься.
Я кивнула.
— Они не победят, — сказав это, я почувствовала, как мои нервы успокоились.
Это было правдой. Может, меня и трясло, но я не сдамся.
— Страх — это хорошо. Он поможет помочь тебе выжить, — Клайв умолк, оценивая мою реакцию. — Но не давай ему власти мешать тебе жить. Ты сильнее этого.
Маленький огонёк гордости согрел мою грудь.
Оттолкнувшись, он резко встал.
— Уже почти рассвело. Мне нужно идти.
— Конечно, — сказала я, вставая.
Он подошёл ближе, его глаза блуждали по мне, как будто убеждая себя, что я всё ещё цела. Он медленно поднял руку, давая мне время среагировать. Когда я не отпрянула, он пальцами мягко коснулся моей щеки. Кончики его пальцев согревали меня так, что я не могла объяснить.
Прочистив горло, он опустил руку.
— Поспи немного.
И через мгновение он исчез. Чёрт, вампиры были быстрыми.
Я снова заперла свои обереги и вернулась в квартиру. Расстроенная, я остановилась в ванной и сполоснула холодной водой лицо. Я ни за что буду снова спать. Мой дом был скомпрометирован, мой разум разрушен. Безопасность была иллюзией. Я оденусь и сяду в баре с бейсбольной битой на коленях. Если кто-то придёт, я буду готова.
Я склонилась над раковиной, с носа капала холодная вода, что-то блестело на свету. Мамин кулон. Я подумала о том, почему мой запах может быть другим. Единственное, что изменилось за те несколько часов с тех пор, как Дейв и Клайв видели меня в последний раз, это мамин кулон. Раньше я его никогда не снимала.
Вытирая лицо, я задумалась, что это значит. Я не помню случая, чтобы моя мать не волновалась. Она вздрагивала от неожиданных звуков и не спала ночами. Папы к тому времени уже не было. У меня остались лишь смутные воспоминания о том, как они смеялись вместе, когда он танцевал с ней на кухне. После того, как его не стало, мама прожила свою жизнь, оглядываясь, таща нас в машину посреди ночи.
Вопрос был не в том, чтобы избежать арендной платы. У нас были деньги. Немного, но достаточно, чтобы иметь еду на столе. Она целыми днями выглядывала из окон, проверяла меня, читала старые книги и плакала над фотографиями, когда думала, что я сплю.
Мы часто переезжали, никогда не задерживаясь на одном месте больше чем на несколько месяцев, чаще всего на несколько недель. Разные квартиры в разных домах, но все одинаковые. Выглядя более взволнованной, чем обычно, она работала над кулоном до поздней ночи. "Кое-что очень особенное для тебя", — сказала она. Я заснула на диване, наблюдая, как она сгорбилась над шатким столом, бормоча что-то себе под нос, а перед ней лежали открытая книга и принадлежности для изготовления украшений.
Она разбудила меня посреди ночи, повесила кулон мне на шею и сказала, что нам нужно уходить. Он был прекрасен, но мне было всё равно. Я устала и не хотела больше двигаться. Мы пробыли на новом месте всего пару дней, и через дорогу был парк. Она утихомирила меня, сказала, что мы не в безопасности, и загрузила машину, как делала это бесчисленное количество раз до этого. Мы ехали сквозь ночь, направляясь к ещё одной неприметной квартире.
Взяв кулон с туалетного столика, я изучила камни, рисунок. Его нужно было почистить после моего погружения в океан, а цепь — починить. Однако я не могла избавиться от ощущения, что без него на шее я была открыта тому, от кого или от чего мы скрывались все эти годы.