Глава 5. Самые первые уроки

То, что Альтаирцы могут чего-то не понимать, для меня было сюрпризом. Но как иначе можно объяснить удивление Александра, вызванное моим приключением на географии? После того, как я рассказал Александру об «истории с географией», когда прошло его удивление вмешательством неизвестных никому «Высших», отец сказал нечто, ещё более поразившее меня.

Оказывается, мне предлагают, ни много ни мало- спасать мир! Ну прямо, как в банальном голливудском фильме-боевике, они уже настолько «затаскали» эту тему, что уже снимают фильмы-пародии на самих себя! А тут мне предлагают делать именно это — да еще на полном серьёзе.

Я, конечно, сразу захотел узнать, о чем отец и Александр так долго вчера разговаривали. Отец спросил:

— Кто будет рассказывать, ты или я?

— Конечно ты, как мы договорились, а я послушаю.

Для меня было сюрпризом, что они на «ты», и когда я спросил, отец сказал, что это со вчерашнего дня.

— Зомбируешь? — спросил я у Александра.

— Твой отец здесь покрепче не только тебя, но и некоторых альтаирцев, так что не переживай! — правда, я не знаю, как это ему удалось.

— Никакого секрета нет, я потом вам обеим расскажу. А пока, Федя, послушай, что творится с разумными расами, пока они только готовятся стать по-настоящему разумными — как мы сейчас.

И отец повторил мне то, что узнал вчера от Александра про историю разумных рас вообще, и Альтаира в частности, и про то, как альтаирцы взяли на себя труд обучать другие расы, разумные, можно сказать, условно или потенциально.

Я спросил: — и что, я уже записан альтаирцами в команду спасателей современной цивилизации человечества?

Александр сказал: — не хватает только твоего личного согласия.

— а не хиловат ли я для такой работищи?

Александр: Сейчас — несомненно, а вот после обучения….

— Опять учиться?

— А ты ведь уже начал. Ты только что слушал сейчас свой первый урок по эволюционной истории разума. Вчера я рассказал все это твоему отцу, ему это показалось очень любопытным. Настолько, что он сразу все запомнил и очень точно рассказал сейчас тебе. Он предвидел, что твой энтузиазм может исчезнуть от одного слова «учиться», поэтому первый пробный, самый неинтересный урок мы провели неожиданно для тебя, прямо сейчас.

— самый НЕИНТЕРЕСНЫЙ?

— Ага. По крайней мере так сказали мне все, кто учился до сих пор. Но твой эмофон мне показал, что урок тебе явно понравился. Так что наши методисты на Альтаире трудились не напрасно.

— А при чем здесь ваши методисты? Рассказал то все мой отец.

— Так именно это и предусматривает программа обучения! А вчера, так получилось, что я, неожиданно для себя, провел с твоим отцом первый урок: — чисто случайно начал, а ему с первых моих слов стало так интересно, что я, по учительской привычке, продолжил урок до конца. А сегодня, рассказав всё это тебе, он окончательно усвоил этот урок сам.

— Пап, так ты тоже будешь учиться?

— Конечно! Я же записался в спасатели мира, и тоже пока мало что умею. Здесь мы с тобой практически на равных!

— Что, и я буду в роли учителя?

Александр ответил:

— Обязательно, и нередко! Мы давно поняли, что нужно не допускать даже малейшей скуки в процессе учебы, это не только замедляет процесс обучения, но и сильно вредит его качеству.

— Так что, учиться спасать мир может быть интересно?

— Бывает, учиться даже интереснее, чем применять знания и спасать, уж поверь моему опыту. Но спасать миры бывает необходимо, даже если это не всегда столь интересно. Вот представь себе, что перед тобой мир, который для тебя столь прост и понятен, будто лежит у тебя на ладони. Только у тебя есть знания, чтобы наверняка судить о том, что мир этот тяжко болен, и что если пройти мимо и не вмешаться, то будет разрушение и гибель многого и многих, но в этом мире никто этого не понимает. Ты сам вылечить весь мир не можешь, но у тебя есть ключик, которым открывается известная одному лишь тебе дверка, за которой томится могучий джинн- созидатель, и ты точно знаешь, что уж он-то этот мир спасти хочет и сможет. Но пока у него нет знаний, он не понимает, чем мир болен и как его надо лечить.

Даже если замок изрядно заржавел и проклятая дверка никак не хочет открываться, джина надо пару часов приманивать какими-нибудь нудными плясками с бубном, а потом еще долго и трудно, много-много дней что-то разжёвывать неучёному, но славному джину, чтоб он наконец понял, что же надо делать, — сможешь ли ты сам считать себя хорошим человеком и уважать, если равнодушно пройдешь мимо и оставишь миру — погибель, а джинну — неведение и беспомощность за дверкой?

— Это ты про что?

— Да все про вас, людей. Когда вчера у меня вышел досадный прокол с первым контактом и учебными программами, я подумал, что мне, видимо, придётся изрядно попотеть, но я все равно не отказался бы от работы. Но когда сразу встретил двух могучих джиннов, которые, услышав лишь намёк на предстоящую работёнку, не то что смазали замок, а, довольно потирая руки, так рубанули дверцу со своей стороны, что её снесло с петель даже раньше, чем я в замок ключ вставить успел… Короче, мне приятно с вами работать. И с человеческой цивилизацией, и с Вами, Кнышевыми.

— да какие же мы джинны — мы обычные, нормальные люди.

— Возвращаю тебе маленький «должок» от отца. Он мне вчера сказал, что у вас, людей, высоко ценится скромность.

— А сегодня будут еще уроки?

— Будут, но чуть позже. А пока мне чрезвычайно интересно послушать свой урок- о недавней истории вашей страны, от твоего отца, который во всем этом участвовал непосредственно. А то сейчас по телевизору несут такую противоречивую чушь и ахинею, что даже мне было трудно толком разобраться. Если я не ошибаюсь, ваша страна в недавнем прошлом сделала очень интересную попытку создания более разумного жизнеустройства, чем общество имитации борьбы за выживание в условиях нарочито созданных социальными паразитами проблем, обычное для конца очередного цикла варварских цивилизаций. Досадно, что вы не смогли обеспечить его длительную устойчивость — вам явно не хватило знаний о развитии, человеке и обществе.

— Александр, ты что, выходит, тоже учишься?

— Постоянно. У бесконечного Космоса мы все лишь ученики. Каждая цивилизация по-своему уникальна, это всегда еще и урок для меня и Альтаира. Вы вдвоем всем нам вчера такой урок преподали — век не забуду! Ну, так как, согласен ли ты упорно потрудиться на благо родной планеты?

— А ты не врешь, что учиться интересно? Вдруг будет, как в школе?

— Очень жаль, что ты не чуешь эмофона, а то мне не пришлось бы ничего объяснять словами. Зато я скажу тебе, чему будет посвящен следующий урок.

— И чему же?

— Как правильно учиться в вашей сегодняшней школе. Это тоже может быть интересно.

— Иди, погуляй пока — вмешался отец — У Александра будет урок новейшей истории Земли, ты же слышал. Думаю, займет это часа полтора. Возвращайся к обеду. Для усвоения знаний нужна свежая голова, а твоим мозгам придется поработать очень интенсивно. И я так понимаю, что твое согласие уже получено!

— Да-да, конечно, я согласен- Но мой голос звучал не столь уверенно, как надо бы. Я все ещё был ошарашен тем, что в ОБЫЧНОЙ ШКОЛЕ тоже может быть ИНТЕРЕСНО.

Я бродил по окрестным улицам, и смотрел на всё окружающее с новой, непривычной ранее точки зрения. Хотя я ещё даже толком не начал обучение, сама мысль о том, что я буду менять этот мир, заставила взглянуть на него широко раскрытыми глазами.

Я уже не был наблюдателем, равнодушно фиксирующим окружающее на плёнку своей памяти, я впервые почувствовал желание проникнуть в смысл, понять сокровенную суть всего, что я вижу, у меня проснулся интерес к тысяче разных вещей, которые раньше представлялись мне незаслуживающими внимания. Бросив взгляд на свой дом, я подумал о его строителях, вообразил себе, как могучий кран, панель за панелью, воздымал этажи, как огоньки электросварки плавили металл и скрепляли арматуру, вообразил даже сосредоточенные лица строителей. Что ими руководило тогда, в Советские годы, как они жили, о чём мечтали?

Потом, проходя мимо винно-водочного магазина, я совсем по-другому посмотрел на опустившихся пьяниц, как всегда толпившихся около него. Их было всего несколько человек, и раньше вид их не вызывал ничего, кроме чувства омерзения. Теперь же я вдруг подумал о многих тысячах таких же магазинчиков, разбросанных по бескрайним просторам нашей страны, и мне они представились хищниками, открытые дверные пасти которых охотятся на обыкновенных людей, чтобы, проглотив и переварив всё человеческое, отхаркнуть назад грязных животных, не похожих на человека даже внешне.

Я прошёл мимо клуба, раньше принадлежавшего тому институту, где работал отец. Ещё полгода назад в зрительном зале там каждый вечер крутили какой-нибудь фильм или ставили любительские спектакли, устраивали новогодние представления для детей, по вечерам в многочисленных комнатках работали разнообразные кружки, звучала музыка и призывно светились окна, за которыми бурлила жизнь и кипело творчество. Именно там состоялся памятный мне гипнотический сеанс. Теперь парадный вход был наглухо заколочен, стёкла во многих окнах отсутствовали, зияющие провалы были кое-как прикрыты старыми досками и грубо обломанными фанерными щитами, с шелушащейся краской, обрывками каких-то старых надписей и рисунков. Картину запустения дополняла выцветшая, покрытая брызгами грязи и пыли краска фасада, и серовато-белые пятна на месте отвалившейся штукатурки, в которых были видны перекрещивающиеся под углом деревянные планочки дранки, прибитые на пересечениях ржавыми гвоздиками. Жизнь теплилась лишь в нескольких комнатках на первом этаже, которые арендовал небольшой магазинчик, торговавший книгами и канцпринадлежностями, весь остальной клуб был брошен на съедение запустению и разрухе. Клуб явно был смертельно ранен, но пока ещё гордо реял его треугольный фронтон, поддерживаемый классической колоннадой, выполненной в греческом стиле.