— Он спасал меня! — возразила я. — Он — мой Защитник! Почему мне никто не верит?
— Дженна, мы понимаем, что ты потрясена, — папа сжал мое плечо. — Ты пережила ужасное, но наша работа, как твоих родителей, защищать тебя.
Я стряхнула его руку.
— Мне нужен только один Защитник… и это Феникс!
Отец стиснул зубы, а мама тревожно прикусила губу от моей вспышки. Неловкое молчание повисло в комнате. Взрослые с пониманием переглянулись, словно родители без слов извинялись за мое «глупое» поведение.
Детектив Шоу кашлянула.
— Вижу, вам нужно время вместе, чтобы прийти в себя, — сказала она, встала на ноги с помощью костыля. — Но, прошу, звоните мне сразу же, если потребуется помощь, — она посмотрела многозначительно на моего отца. — Мы можем посоветовать психологов, которые отлично помогают справиться с шоком.
— Спасибо, инспектор, — папа пожал ее руку. — Спасибо за все, что вы сделали для Дженны. Жаль, что другой офицер погиб в той аварии.
Я хотела кричать на него. Вопить. Сказать всем, что эта детектив убила своего напарника! Но доказательств не было, авария скрыла улики ее атаки. И после смерти Танаса детектив Шоу не помнила, как совершила преступление. Так что, несмотря на то, что я описала всю историю, многое списали на бред подростка, который пережил ужасное.
— Спасибо, мистер Адамс, — сказала детектив. — Я передам ваши соболезнования его семье. Жаль, но это трудности нашей работы.
Отец кивнул с сочувствием, а мама встала и пожала руку детектива, а потом вывела двух офицеров наружу. У двери детектив Шоу повернулась ко мне и улыбнулась, думая, что утешает этим.
— Дженна, я понимаю, что ты все еще в шоке, — тепло сказала она, — он бери силы из факта, что ты пережила этот ужас. Надеюсь, эта сила поможет тебе в жизни.
Я не знала, понимала ли, как звучали ее слова, но я поежилась, глядя на то, как бывшая Охотница на души уходит, хромая, от нашего дома по дорожке.
45
— Думаешь, ты еще увидишь Феникса? — спросила Мэй, мы сидели в парке и кормили уток в пруду. Папа был на скамье в стороне, делал вид, что читал газету.
Я печально покачала головой.
— Мой психолог считает Феникса «негативным влиянием» на меня, и родители с ним согласились.
Мэй потрясенно фыркнула.
— Но ты жива из-за Феникса!
— Знаю, — я отломила кусочек хлеба и бросила уткам и голубям. — Из-за него я выжила и во всех своих прошлых жизнях.
Мэй приподняла бровь, глядя на меня с сомнением, словно говоря: «Серьезно? Ты все еще фантазируешь о перерождении?».
За последние пару недель мой психолог пытался разобраться в моем рассказе, объяснить видения о прошлой жизни механизмом, которым мой хрупкий разум справлялся со стрессом и напряжением из-за атаки, похищения и близости гибели в ритуале. В этом было немного смысла, но у меня были доказательства, которые опровергали его мнение. Например, откуда я знала путь побега через колодец в замке Арундел, или как я вдруг смогла мастерски ездить верхом и сражаться? Он пытался объяснить это как удачное применение врожденных способностей, которые проявились от желания выжить, и это мне убедительным не казалось. Кто бы что ни говорил, но необученный человек, как я, не мог одолеть пятерых сильных соперников, а я победила их всех. Я знала, что тут не мог помочь только инстинкт выживания!
Мой психолог определил, что у меня была проблема с привязанностью к Фениксу, прямое следствие стокгольмского синдрома. Да, симптомы были похожими — положительные чувства к «похитителю», вера в одни ценности и цели, отказ выдавать его властям — но Феникс не похищал меня. Он был моим спасителем и другом. И у нас была глубокая связь душ. Без Феникса в своей жизни я была как без важного органа. Будто в сердце была большая дыра.
Но после такой оценки психолога и из-за того, что родители настаивали на моей терапии, я стала скрывать свои мысли, больше не поднимала тему о перерождении или Фениксе, если удавалось.
Но порой я расслаблялась и выражала свои истинные чувства и мысли, когда была с лучшей подругой. К счастью, она не упрекала меня за тему прошлых жизней. Она спросила:
— Когда Феникса отправят в Штаты?
— Думаю, завтра, — я притихла и смотрела, как солнце блестело на ряби на пруду. Глаза наполнились слезами от мысли, что я больше не увижу своего Защитника. Дыхание дрогнуло. Я прижала ладонь к груди, ощутила холод амулета на коже. Напоминание об отсутствии Феникса и жертвах, которые он принес, чтобы защитить меня — мою душу — заставило слезы политься сильнее.
Мэй обвила рукой мои плечи.
— Знаю, это сложно, но твой ангел-хранитель выжил и отправится домой, а не в тюрьму. И, — сказала она, — никогда не знаешь, что будет дальше.
Я выдавила улыбку. Я знала теперь правду о перерождении и понимала, что мое будущее было открытой книгой. Но в этой жизни конец не был счастливым полностью. Я потеряла Феникса, но была защищена от Танаса и его Охотников. Я могла наслаждаться жизнью без его тени в ней. Но моя жизнь была одной из многих ненаписанных историй, в каждой из них был упрямый злодей и смелый герой в разных обликах. И конец каждой все еще не был определен… Вот только одна история точно закончится ритуалом, который покончит со всеми историями. Мне нужно было избегать ее любой ценой.
— А Дамиен? — спросила Мэй, отогнав наглого голубя ногой. — Что будет с ним?
Несмотря на тепло солнца, греющего мою спину, дрожь пробежала по мне от упоминания его имени.
— Насколько я знаю, его обвинили в похищении и покушении на жизнь. Его адвокат просит уменьшить его вину.
Мэй нахмурилась.
— Что это означает?
Я сжала корочку хлеба в руке и бросила крошки на землю.
— Что он якобы был не в своем уме, когда им управлял лидер культа, — я взглянула на нее. — Чтобы его не обвиняли в его действиях.
Мэй была потрясена.
— Но он же все равно попадет в тюрьму?
— Наверное, — я пожала плечами. — Наверное, за хулиганство.
— Хорошо, — твердо сказала Мэй и бросила остатки хлеба птицам. — Так он не будет угрозой для тебя. И раз тот жуткий Танас мертв, тебе не нужно переживать и из-за него.
«Точно, — подумала я. — По крайней мере, в этой жизни».
46
— Скорее! — сказал папа, подгоняя меня, чтобы я вышла из его серебряного «Вольво».
— Что за спешка? — спросила я, едва дыша, пока он торопил меня по подземной парковке к лифтам. Он разбудил меня рано, усадил в машину и поехал среди утренних пробок, но не говорил, куда или зачем мы ехали, а я почти весь путь засыпала, так что не знала, где мы были.
— Увидишь, — ответил он, нетерпеливо нажал на кнопку вызова лифта.
Дверцы открылись, он вошел со мной. Я нервно стояла рядом с ним, мы поднялись на второй этаж. Он выглядел тревожно, заламывал руки и чуть покачивался на носках. Он напряженно улыбался, глядя на меня, но он не выдерживал мой взгляд с вопросом. Он словно был приятно взволнован, но и боялся. Я не понимала, что происходило.
Дверцы звякнули и открылись, стало видно взволнованных путешественников, загорелых отдыхающих, утомленных работников после деловых полетов, улыбающихся стюардесс и тележки с багажом. Очереди пассажиров нетерпеливо ждали у автоматизированных столов регистрации, на больших экранах показывали расписание международных и внутренних рейсов на это утро для аэропорта Хитроу.
Я смотрела на отца с изумлением и долей подозрений.
— Что мы тут делаем? — спросила я, пока он вел меня через толпу. — Отправляемся на отдых?
Я волновалась. Кроме психолога и встречи с Мэй пару раз, я была почти все время дома последние две недели, меня даже в школу не пускали.
Папа покачал головой.
— Прости, не в этот раз.
— Тогда зачем мы тут?
Он широко улыбнулся. А потом его улыбка дрогнула, и я снова заметила, как он переживал.
— Признаюсь… твоя мама не одобрила это, — объяснил он, тревожно сглотнув. — Если честно, я сам сомневаюсь в этом плане. Но ты была такой расстроенной, а мы должны быть благодарными как родители. Я решил, что тебе нужно хотя бы дать шанс.
Папа резко остановился у ворот безопасности для отправления и отошел в сторону. Он кивнул офицеру полиции, который охранял высокого спортивного парня в джинсах, белой футболке и черной кожаной куртке. Следы синяков были на его скулах, на нижней губе был небольшой шрам. Он опирался на костыль, но выглядел достаточно сильным, чтобы стоять без него. Счастливее и здоровее, чем в прошлый раз, когда я его видела, и его каштановые волосы свободно ниспадали на его плечи, сапфировые глаза сияли звездами.
Я минуту смотрела на Феникса, не верилось, что он стоял передо мной. Я не думала, что снова увижу его! Я оглянулась на папу и шепнула: «Спасибо», и его напряженная улыбка расслабилась. Мое сияющее лицо показало ему, что он поступил правильно.
Феникс тоже был мне рад, не сводил с меня взгляда. А потом мой мир перевернулся и…
Мы стояли вместе на людной железнодорожной платформе. Я была в белом платье и фартуке медсестры, светлые волосы были собраны в пучок, он был в военной форме цвета хаки, сжимал в руке берет, холщовый рюкзак висел на его плече. Пар поднимался вокруг нас, и я слышала слезливые прощания других пар.
— Тебе нужно уезжать? — спросила я у Гарри, он открыл дверцу вагона.
Он мрачно кивнул.
— Ты знаешь, что мне нужно. Они берут всех солдат. Говорят, мы совершим прорыв!
Я сжала его ладонь.
— Я понимаю, что нужно победить в войне, — шепнула я тихо, — а как же наша война? А Воплощенные?
— В этой мировой войне они в чем-то схожи, — ответил он с утомленным смирением на лице. А потом он улыбнулся и поцеловал меня в щеку. — Но мой долг тут выполнен.
Я посмотрела на него, слезы выступили, нежное прикосновение его губ пропало с моей кожи.
— Мы больше никогда не увидимся? — спросила я, сердце сжималось от мысли.
Громкий свисток перебил его, паровоз готовился к отправлению. Гарри обнял меня и забрался в вагон, повернулся и послал мне поцелуй на прощание.