Позже тем же утром, после того как я вернулась домой, написала для Эвы синопсис и отправила ей свое видео, где я прохожусь по помещению, объясняю, какие материалы и детали я использовала и где черпала вдохновение, я отправляюсь на завтрак с родителями. Забавное ощущение – сидеть на заднем сиденье машины, пока они ведут машину, как будто я снова ребенок. Они молчат, и я знаю, что они ждут моих извинений.

– Простите за то, что я сказала вчера вечером, – говорю я наконец, глядя в окно на дорогу. – Я просто... это тяжело. Жить с вами, ребята, вот так. Быть неуверенной изо дня в день в том, как изменились отношения.

– Но это не твои отношения, а наши, – твердо сказал мой отец.

– Но я ваша дочь, – говорю я. – О чем вы иногда, кажется, забываете, когда я чиню замок на входной двери и слежу за тем, чтобы машины были зарегистрированы. Разве вы не считаете, что я имею право знать, вместе мои родители, с которыми я живу, или нет?

– Я ненавижу, что мы поставили тебя в такое положение, Чарли, – говорит моя мама. – Мы не хотели, чтобы это так на тебя повлияло. И это не нормально. Нам с твоим папой нужно многое решить. Но мы будем лучше объяснять тебе, в чем именно дело.

Я киваю, но она еще не закончила. – А что касается дома, мне жаль, что ты чувствуешь разочарование в нас, как будто мы не можем позаботиться о вещах. Но мы такие, какие есть. Ты ведешь себя так, будто мы здесь растрачиваем себя. Но это жизнь, которую мы выбрали. Мы хотим ее такой. И, конечно, может быть, мы могли бы лучше чинить вещи, или держать их покрашенными. Но наши приоритеты не в этом. Когда ты будешь жить дальше, у тебя будет возможность сделать этот выбор самостоятельно. Но ты должна позволить своему отцу и мне быть такими, какие мы есть.

Мой отец молчит. – Так что давай проясним ситуацию. Речь идет о доме или о нас?

– И то, и другое, – говорю я. – И я знаю, что мне нужно позволить вам жить своей жизнью. Но я также хочу большего для вас. Папа, я знаю, что ты скучаешь по тому, как ты ходишь в каретный домик и что–то мастеришь. А мама, Элейн просит тебя показать свои работы, а ты даже не пытаешься. Мне очень жаль, – говорю я почти шепотом. – Но, наверное, я не понимаю, почему вы не... не хотите большего.

– Чарли, – говорит мой отец. – Это и есть наше большее. Приоритет образа жизни, который мы хотим... это наше большее.

– Хорошо, – говорю я ему, откидывая голову назад на сиденье, и открываю письмо, которое я отправила Эве. Я так занята тем, что снова и снова смотрю на видео амбара на своем телефоне, что не успеваю опомниться, как мы уже подъезжаем к закусочной Рика.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, паникуя.

– Празднуем? – говорит моя мама в зеркале заднего вида. – Я думала, ты любишь это место!

– Мы можем пойти куда–нибудь еще? – умоляюще говорю я.

– Почему? – спрашивает мама. – Что происходит?

– Я не могу это объяснить, нам просто нужно уйти, – говорю я.

– Эй, разве это не Андре? – Папа показывает. Он машет рукой.

– Вот дерьмо, – говорю я, низко пригибаясь на своем сиденье.

– Не хочу тебя расстраивать, милая, но он нас уже видел, – говорит мой папа. – Он только что помахал нам в ответ.

– Мы должны идти, – говорю я.

– Почему?

– Пожалуйста? Мне просто нужно уйти, – хнычу я.

– Хорошо, хорошо, – говорят мои родители, разворачиваются на парковке и сворачивают налево на главную дорогу. Выглянув в заднее окно, я вижу, что хомяк смотрит нам вслед, его руки висят по бокам.