Глава 1

Я выезжаю через ворота Либер, одна рука на руле, другая на оранжевой центральной консоли 720S.

Сзади каменного особняка уже припаркованы машины, охранник вышагивает вдоль здания, затягиваясь сигаретой, пока совершает обход. Я вижу черный M5 Люцифера и удивляюсь, что он еще не уехал, чтобы найти нас. Эзра, должно быть, делает все возможное, чтобы удержать его здесь, как я его и просил.

Уже не в первый раз за сегодняшний вечер я жалею, что не под кайфом. Но Сид громко выдыхает с моего пассажирского сиденья, и я вспоминаю, почему я этого не делаю.

Я паркую машину, поворачиваюсь к ней лицом в свете приборных огней. Уже почти полночь. Новый год почти наступил. У меня такое чувство, что он будет более кровавым, чем предыдущий.

Серебристые глаза Сид смотрят на меня.

— У тебя немного крови, — говорит она своим низким голосом, — вот здесь.

Она прикасается к своей скуле.

Я поднимаю руку, чтобы взять бандану скелета на шее и вытереть ее, но Сид качает головой и наклоняется через консоль. Она засовывает большой палец в рот, затем вынимает его и проводит влажным пальцем по моей щеке, прямо под глазом. Я не замечаю Х, вырезанный на ее ладони, теперь это бледно-белый шрам.

Я стараюсь ничего не чувствовать от ее прикосновения. Я стараюсь не замечать, что серебро ее глаз того же цвета, что и круг вокруг моих голубых. Я бы знал, в последнее время я смотрел на себя в зеркало чаще, чем за все свои двадцать четыре года, пытаясь найти сходство. Пытаясь убедить себя, что Сид действительно моя сестра.

Но сейчас я хочу ничего не чувствовать. Ничего не знать. Особенно когда прикосновение Сид остается, хотя я чертовски уверен, что она убрала кровь с моего лица. Она просто смотрит на меня, все еще касаясь моей кожи, ее глаза ищут мои.

Хотел бы я знать, о чем она думает. Я бы хотел, чтобы она знала, что я счастлив, что мы сделали это вместе.

Надеюсь, она знает, что Люцифер выйдет из себя, когда узнает. Надеюсь, ей все равно, потому что мне, черт возьми, все равно.

Интересно, видит ли она изменения в себе? До сегодняшнего вечера у нее были темные круги под глазами. Ее оливковая кожа была бледной, щеки впалыми. Она худее, чем была, когда я впервые встретил ее, и это о чем-то говорит, потому что она всегда была маленького роста. Это не изменилось, и у нее все еще есть круги под глазами, но она выглядит… живой.

Она создана для этой жизни.

Надеюсь, она тоже это знает. Надеюсь, она может прочитать все это на моем лице.

Она отстраняется, опуская руку. Я выдыхаю воздух, о котором не подозревал. Она проводит руками по бедрам, по черным джинсам, выдыхая воздух. Она смотрит через лобовое стекло на Либер, возвышающегося над нами.

— Что мы ему скажем? — спрашивает она в тишине моей машины.

Я вцепился в руль, чтобы хоть чем-то занять руки. Я чувствую себя беспокойно, что является еще одним напоминанием о том, что со мной что-то серьезно не так. Вся эта хаотичная энергия, она должна быть выплеснута на ночь.

У меня кровь на руках — и на лице, по-видимому — в конце концов. Но я все еще неспокоен.

— Скажи ему, чего ты хочешь, Ангел, — я смотрю на нее краем глаза, но она по-прежнему смотрит прямо перед собой. — И если он будет тебе что-то говорить, засунь его член себе в рот и заставь его заткнуться.

Она откидывает голову назад и смеется, и, несмотря на себя, я тоже смеюсь.

Она ударяет меня тыльной стороной ладони, довольно сильно, по плечу. Если бы она была на несколько сантиметров сзади, было бы очень больно. Но я заставляю себя не думать о состоянии моей спины.

Вместо этого я ловлю ее пальцы в своей руке.

Она замирает, ее улыбка ослабевает, и она смотрит на меня, приоткрыв губы. Интересно, что она сейчас чувствует?

Я бы хотел, чтобы она не была той, кем она была, хотя бы на несколько минут. Как бы я хотел, чтобы она не была женой Люцифера. Моя сестра. Девушка, которая все еще собирает себя по кусочкам.

На какое-то время я просто хочу, чтобы она была моей. Потому что она из тех девушек, которые позволят мне делать с ней все, что я захочу, и ей это чертовски понравится.

Потом до меня доходит, что Люцифер, вероятно, каждый день делает с ней именно то, что хочет, и я роняю ее руку.

Она не моя. Не моя.

— Пойдем, Ангел.

Но никто из нас не двигается.

— Мейхем? — шепчет она мое имя в темноте, хотя ей не нужно привлекать мое внимание. Оно уже у нее есть.

Я просто смотрю на нее, ожидая того, что она действительно хочет сказать.

— Спасибо.

Я сглатываю комок в горле, не отрывая от нее взгляда, хотя у меня возникает странное желание отвернуться.

— И тебе спасибо, Ангел.

А потом она возится с кнопкой, чтобы открыть двери МакЛарена, бормоча что-то об излишествах, и холодный воздух Александрии в конце декабря посылает мурашки по моему позвоночнику.

Или, может быть, эти мурашки от того, как двигаются ее маленькие бедра, когда она идет к заднему входу в Либер, а охранник спешит открыть для нее дверь. Ветер развевает ее каштановые волосы, спускающиеся с шеи, и я мельком замечаю ее черную бандану. Думаю о том, как она обмотала ее вокруг горла Пэмми, душила ее, пока я использовал молоток.

У меня болит спина от этого воспоминания. Размахивать молотком почти сто раз плохо для человека с крепкой спиной. А для кого-то с открытыми ранами вдоль позвоночника? Довольно, мать его, жалко.

Я вешаю голову и думаю о том, чтобы пойти домой. Но я не хочу оставлять Сид, на случай, если Люцифера станет… слишком много. Жаль, что мы не говорили о нем больше. О них. Хотелось бы мне расспросить ее о жизни, а не просто подбодрить ее на убийство 101.

Слишком поздно для этого сейчас.

Слишком поздно для многого.

Я выдохнул, удивляясь, почему, во имя всего святого, я оставил свою траву дома. Думаю, я должен дать себе поблажку. Убийство требует небольшой подготовки, даже если у меня есть средства, чтобы кто-то другой убрал за мной.

Я решаю послать все к черту и иду в дом. Мне бы не помешало отвлечься. Злость, заползающая мне под кожу, заставляет меня хотеть убить кого-нибудь… снова.

Так было не всегда. Какое-то время он был притуплен. А потом Sacrificium, и Сид, и Лазар, и мой гребаный отец…

Некоторые вещи никогда не уходят. Они просто живут внутри нас, как дремлющий вирус, ожидая, блядь, чтобы нанести новый удар, когда придет время.

Видимо, узнать, что твой отец продал твою родную сестру педофилам, это как раз то, что нужно, чтобы вдохнуть жизнь в вирус.

Охранник кивает мне, когда я вхожу через заднюю дверь, и я секунду стою в пустом коридоре с закрытыми глазами, выдыхая воздух. Здесь шумно, и я не ожидал ничего меньшего. Канун Нового года везде масштабный, а для Несвятых это время, чтобы забыться: мы не празднуем Рождество, и это единственный праздничный перерыв, который у нас есть между Sacrificium (который в этом году полетел к чертям) и Ноктем (через восемь недель и уже слишком близко).

Я не хочу думать о Ноктеме.

Я хочу накуриться до чертиков и позволить девушке, которую я не знаю и на которую мне наплевать, отсосать у меня.

Но сначала, наверное, надо убедиться, что на мне больше нет крови гребаной Пэмми.

На третьем этаже тихо, музыка не более чем заунывный стук. Я направляюсь к своей комнате в конце темного коридора, но на полпути замираю, кровь стынет в жилах, когда я слышу знакомый голос: — Думаешь, ты можешь заставить меня изменить жене, да?

Мои руки сжимаются в кулаки, когда я стою за единственной приоткрытой дверью в этом коридоре.

Девичий смех.

— Это не измена, если ты меня не трогаешь.

О, но я собираюсь прикоснуться к тебе. Я оттрахаю вас обоих. Мои плечи болят от удара этим чертовым молотком, а спина горит, но мне все равно. Если он осмелится…

Но я даю ему шанс. Потому что он не посмеет.

А потом я слышу хныканье. И мне кажется, что я собираюсь убить того самого человека, ради которого я только что убил.

Я толкаю дверь своим больным плечом и слышу другой знакомый голос: — Какого хрена?

Я почти теряю рассудок, когда вхожу в спальню Люцифера и вижу, что он сидит на стуле без рубашки, ноги на полу, сигарета в руке, а Эзра полностью обнажен на кровати с девушкой, которую я никогда раньше не видел, на коленях, облокотившись на него.

Темные ореховые глаза Эзры смотрят на меня, его руки на заднице этой девушки, а Люцифер ухмыляется мне от уха до уха, что совпадает с тем, как я собираюсь перерезать ему горло ножом в заднем кармане.

Он выдыхает облако дыма, и я закрываю с ним глаза, когда он спрашивает: — Где ты был? — как будто в этой ситуации нет ничего страшного.

Здесь пахнет сигаретным дымом и сексом, но что-то в улыбке Люцифера и внезапном приступе смеха девушки заставляет меня думать, что все трое этих мудаков принимают совсем другой наркотик.

Я встречаю взгляд Эзры, его пальцы зацепились за кружевное белье девушки.

— Какого черта ты делаешь?

Эзра поднимает бровь.

— Ты сказал мне отвлечь его.

Вау.

Я понимаю, что девушка смотрит на меня.

— Привет, — дразняще говорит она, — хочешь поиграть?

Хочу ли я поиграть? Сука, я что, блядь, выгляжу так, будто хочу поиграть?

— Убирайся, — я указываю в сторону двери, пытаясь сдержать кипящую ярость.

Я думаю о том, чтобы поступить как Люцифер, схватить лампу на торцевом столике, ту, что освещает эту комнату, и сорвать абажур. Приставить основание к его гребаному горлу.

Черт возьми, мне нужен косяк.

Эзра и девушка игнорируют меня и мою вспышку. Он целует девушку в шею. Она выгибает ее назад, и даже я на мгновение отвлекаюсь на ее обнаженное горло, ее глаза все еще на моих. У нее светлые светлые волосы, собранные в хвост, который касается ее поясницы. Ее стройные бедра прижаты к талии Эзры, и я чувствую, как твердеет мой член, когда я смотрю на нее.

Блядь. Может, я и правда хочу поиграть.

Я смотрю на Люцифера.

— Нет, знаешь что? Убирайся нахуй.

Он продолжает улыбаться, затягиваясь сигаретой, его щеки впалые. Затем он выдыхает через нос, и девушка стонет. Я слышу безошибочный звук, как Эзра шлепает ее по заднице.