Она потянулась за ремнем безопасности.

— Подожди, — говорю я, выключая фары. Я не очень хорошо знаю этот район Александрии, но я не хочу, чтобы мне пришлось зарезать любого, кто попытается выманить у меня деньги. Я понимаю, что, возможно, это чересчур, и я веду себя как сноб, но опять же… случались и более странные вещи.

Она смотрит на меня, но все равно расстегивает ремень безопасности. Она смахивает с лица прядь волос, заправляя ее за ухо. Ее губа все еще красная и распухшая, и это заставляет меня напрячься, и мне трудно думать о том, что именно я хочу ей сказать.

— Останься со мной еще на одну ночь.

Она фыркает, глядя в окно. Но она не выходит, так что…

— Только не говори мне, что тебе сегодня не было весело.

— Ты работаешь?

— Прости?

Сегодня воскресенье. Даже если бы у меня была нормальная работа, есть шанс, что я сегодня выходной.

Она поворачивается и смотрит на меня.

— Ты работаешь?

Да. Я убиваю людей, чтобы заработать на жизнь. Иногда и для развлечения.

— Да.

— Чем ты занимаешься?

Интересно, упоминала ли Натали название Несвятые, но я не собираюсь поднимать эту тему.

— Это не твое дело.

В свете приборной панели я вижу, как ее рот растягивается в улыбке.

— Здесь кто-нибудь есть? — спрашиваю я, жестом указывая на ее дом, помня, что ей, блядь, девятнадцать. Такая чертовски молодая.

— Это не твое дело, — парирует она мне.

Я провожу рукой по лицу, думаю о том, чтобы отпустить ее. Позволить ей уйти.

Отпустить ее.

Вместо этого я протягиваю руку через консоль и хватаю ее за горло. Ее дыхание вырывается в порыве, но это не мое воображение, я вижу, как загораются ее глаза.

— Когда я задаю тебе вопрос, Элла, я хочу, чтобы ты, блядь, ответила на него, — я не уверен, что это игра. Я не отношусь к девушкам вежливо, но я не всегда делаю… это.

Это игра? Границы между нашим сексом и… реальностью… начинают стираться.

Мне это нравится. Она спасение, и, Боже, она хороша тем, что позволяет мне забыться в ней.

Ее дыхание вырывается с тихим стоном, а мой член набухает в джинсах. Я, блядь, опаздываю. Мой отец будет там. Люцифер может убить его раньше, чем я успею, и Элайджа получит мою голову.

Мы не пропускаем Совет.

Никогда.

— Нет, — тихо говорит она. — Никого нет дома.

Это значит, что у кого-то в ее семье есть машина, что хорошо, я думаю. Но я вспоминаю, как она съела больше макарон с сыром, чем я. Как она предложила снова поесть после того, как я приготовил ей яичницу, потому что, когда я не под кайфом, я иногда забываю о еде.

Как она предложила приготовить еду.

Я сделал это, потому что она гостья и гостья, которую я трахал, но все же… Она не маленькая девочка. У нее толстые бедра и толстая задница, большие сиськи, но талия узкая, и я не думаю, что это только от хороших генов.

— У тебя хотя бы есть еда?

Ее глаза расширяются, а затем быстро сужаются, и она вырывается из моей хватки, хватаясь за ручку двери. Она поднимается, врывается холодный воздух, и она выпрыгивает из моей машины, как будто я ее укусил.

Я делал это раньше, и она не убегала так.

— Иди на хуй, Маверик.

Я закатываю глаза, поворачиваю голову и стону. Я не хотел ее обидеть, но, черт возьми, состояние ее дома, ее урчание в животе, то, как она с головой погрузилась в гребаный плавленый сыр и лапшу…

Неважно.

У меня нет на это времени.

Я закрываю ее дверь, жду, пока она зайдет внутрь — без ключа, что я осознаю с немалой долей ужаса — а потом отправляюсь в Совет, включаю Erased by Essenger. Кажется, это чертовски уместно.

Я прислонился к машине, зажал косяк между пальцами, пока мои братья обступили меня. Похоже, я все-таки не опоздал.

Люцифер прикуривает сигарету, обхватив ее рукой в перчатке, чтобы отгородиться от горького ветра. Здесь чертовски темно, а ведь еще нет и шести. Зажигалка Люцифера освещает бледные плоскости его лица, впадины щек, когда он вдыхает, прикуривая.

Я видел, как он взглянул на обширную лужайку за Санктумом, когда выходил из своего BMW, но в остальном он ничего не сказал о своем мертвом отце. Ни сегодня, ни с тех пор, как он его убил.

Неудивительно, что он считает, что убить собственного отца должно быть чертовски легко.

Эзра засунул руки в карманы куртки, его темные ореховые глаза смотрят на меня, когда он стоит справа от меня. Я чувствую его запах алкоголя отсюда. Я хочу что-то сказать по этому поводу, но я сейчас под кайфом, так что, что тут можно сказать? Его Audi вышла из мастерской, как новенькая, и мне интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он снова ее испортит.

— Слушай, он собирается спросить тебя о Риа. Прошло уже достаточно времени, — говорит он своим глубоким голосом. Я помню, как завидовал ему в детстве, как его голос менялся раньше нашего. Тому, как у него появлялись девушки раньше, чем у нас. Девушки, которых он хотел.

Потому что, я думаю, мы все получили несколько вещей, которые мы не хотели, некоторые из них связаны с женщинами. И я думаю, что то, от чего он бежал с тех пор, как узнал, что Джеремайя сделал с Сид, имеет к этому какое-то отношение.

Как обычно, никто не спрашивает. Никто не рассказывает. Люцифер был единственным среди нас, кто признал правду о своих пытках, и то только потому, что однажды на стриптизе я сам увидел, как руки Пэмми обхватили его член.

Я хотел перерезать ей глотку прямо тогда.

Он молча просил меня через ее разбитое окно не говорить ни слова.

Я не сказал.

Я думаю о том, как приятно было слышать ее крик. Опустить молоток на ее гребаный череп.

Я не говорю ни слова, просто продолжаю курить, ожидая, что Эзра посоветует, как справиться с его отцом. Новый Доминус. Эзра должен был поговорить с ним сегодня утром, перед этим Очень Важным заседанием Совета, на котором должен появиться мой киска-отец.

В моей книге Элайджа в порядке, но это не имеет большого значения. Моя книга полна грехов. Грехов, предназначенных для пыточного порно, домов с привидениями. Психиатрические отделения.

Кейн переминается на ногах слева от меня, но ничего не говорит. Атлас поправляет кепку напротив меня, рядом с Люци, потирая глаза. Никто не выспался прошлой ночью, я так понимаю, учитывая, что в Либере сработала чертова пожарная сигнализация.

Эзра выдыхает воздух, от него веет холодом.

— Он сказал, что раз она подписала NDA, то пока она его соблюдает, все будет в порядке, — он смотрит на меня секунду, и я понимаю, что он еще не закончил. Я знаю, что эти вещи не так просты. — Пока, — наконец добавляет он.

Я выпускаю дым через нос, бросаю сигарету и размалываю ее под ботинком. На мгновение никто ничего не говорит.

Я поднимаю голову и смотрю на звезды. Здесь они чертовски яркие. Даже темные облака, заслоняющие луну, не могут скрыть их все. Я поднимаю глаза вверх, повторяя: — Пока.

— Да, — продолжает Эзра. — Но ты же знаешь, что мы не можем доверять ей все, что она знает.

— Ты имеешь в виду, что наши родители занимаются секс-торговлей? — бросает Атлас, раздражаясь.

Я напрягаюсь, наклоняю голову, чтобы посмотреть на него, но он смотрит на Эзру.

— Я имею в виду, не думаете ли вы, ребята, что мы должны, я не знаю, блядь, что-то сделать с этим? — Атлас продолжает, теперь оглядывая всех нас, его челюсть тикает.

Похоже, он собирается попросить меня убить моего отца тоже. Фантастика.

Кейн отвечает первым.

— Давайте не будем делать вид, что мы не знали, что это происходит, — говорит он спокойно. Со своим обычным безразличием. Секс-торговля, наркотики, машины, чертова погода — для Кейна это все одно и то же. Он пожимает своими массивными плечами, шерстяное пальто, которое он носит, подогнано по фигуре бойца. — И давайте не будем обманывать себя, думая, что можно что-то сделать, — он смотрит на Атласа. — Это наша жизнь. Мы здесь не для того, чтобы быть революционерами. Изменить мир, — он смотрит на собор перед нами, свечи мерцают в витражных окнах. — Мы здесь, чтобы делать то, что нам говорят. Чтобы почтить наши семьи. А остальные? Оставь это геройское дерьмо для кого-нибудь другого.

Атлас выглядит раздраженным, что интересно. Он не равнодушен, как Кейн. Просто обычно он более спокойный, веселый. Сегодня, однако, что-то выводит его из себя. Поэтому, будучи собой, я просто иду на это.

— Вы с Натали нормально добрались домой вчера вечером? — спрашиваю я его, засунув руки в карманы.

Люцифер ухмыляется, бросая сигарету и глядя на влажный тротуар. Да, он может смеяться, ведь он получил свою девушку. Меня не слишком волнует то, что произошло с Атласом и Натали, но что-то в чертовом злорадстве Люци выводит меня из себя.

Я не свожу глаз с Атласа.

— Мы поссорились, — признается он, в его словах слышится раздражение. — Все идет не… хорошо.

Я думаю о том, какой раздраженной выглядела Натали прошлой ночью. Может, они поссорились из-за таблеток?

— Может, это и к лучшему, — говорит Эзра рядом со мной. Он оглядывает группу. — Никто из нас не достаточно зрелый, чтобы жениться.

Люцифер смотрит на него, его ухмылка исчезает, но Эзра продолжает говорить. Интересно, думает ли он о прошлой ночи? Люцифер без футболки в кресле напротив него и та девушка. Но это была вина как Эзры, так и его. Может быть, Эзра просто пытается подставить Сид и Люцифера. Интересно.

— Я думаю, Люци доказал это всего несколько недель назад, на Sacrificium. Много людей должно было умереть, чтобы он получил свою девушку…

— Эй, мужик, почему бы тебе не заткнуться? — прорычал Люци.

Я чувствую легкое возбуждение, когда он злится. Я знаю, что это делает меня плохим человеком, но я уже знаю, что я плохой человек. Так кого это, блядь, волнует? У него нет девушки, запертой в подвале, пока он решает ее судьбу. Он уже решил судьбу Сид, и теперь просто держит ее взаперти в своем доме. Интересно, как сильно он ей насолил прошлой ночью, насчет гребаной Пэмми.

Эзра смеется.

— Думаешь, ты разобрался с Сид? — бросает он вызов Люци, делая шаг к нему, разрывая наш круг. — Прошлой ночью не похоже, что ты был так уверен.