– Не бойся, я справлюсь. Главное, отлежаться. Акула какая-то особо зловредная попалась. Может, ядовитая?

Шторм, усилившийся с наступлением темноты, принёс холодный и резкий дождь. Сперва Клим радовался льющейся с неба пресной воде, ловил капли ртом, ладонями. Но вскоре промок до нитки, озяб, а спрятаться от ветра можно было только вытянувшись на камнях на дне расселины. Киру тоже трясло. Но когда Клим, решившись, обнял её, тело девушки оказалось горячим, как огонь.

– Клим… твой братик… или сестричка… живёт в Акваполисе? – зашептала она ему на ухо.

– Это была девочка… Не знаю! Откуда мне знать, где она? Где-то в интернате.

– Ты что, ни разу её не видел? Не интересовался? Ты ненавидишь её из-за мамы? И заодно всех кианетиков?

Клим ответил:

– Да.

И второе утро началось для Клима с самолётного гула. Но в этот раз его не трясли за плечо, он проснулся сам.

Шторм продолжался. Небо затягивали плотные серые тучи, сквозь которые не мог пробиться ни один убийственный луч, ночной дождь под завязку наполнил выемку холодной водой. Можно жить, одним словом…

– Клим… там… самолёт, – Кира тоже проснулась, попыталась приподняться.

– Слышу.

Клим выбрался на гребень островка. Самолёт летел близко, над самой головой. Клим не кричал пилотам, не размахивал руками. Его и так заметили – самолёт сделал круг, покачал крыльями. Наверное, волны были слишком большими, сесть на воду самолёт не мог. Но этого и не требовалось – у большой суши стоял корабль.

Клим опустился в расселину, присел рядом с девушкой:

– Там корабль, спасатели. Увидели нас, скоро помощь пришлют.

Она слабо улыбнулась.

– Это хорошо… Надеюсь, у них есть… лекарство от акульего яда. Никогда мне… так пакостно не было.

Клим помолчал. Потом признался:

– У них нет лекарства. От твоей болезни лекарство не существует. – Во взгляде Киры появились удивление, непонимание, и он поспешил объяснить: – Она не из-за акулы, она… помнишь, я поцарапал тебя в унипорту? Это был не ноготь. Лабораторное лезвие, скарификатор. Я тебя заразил.

Она по-прежнему не понимала, и Климу пришлось продолжить:

– Помнишь, ты говорила, что пройдут десятки тысяч лет, пока появится вирус, поражающий кианетиков? Это не так, он уже существует. Эдвард у себя в лаборатории разработал математическую модель такого вируса. Информация попала к службе безопасности Акваполиса, и позавчера Эдварда арестовали. Но одну дозу он успел синтезировать, и об этом не знает никто. Кроме меня. Потому что он отдал её мне.

Удивление, недоверие на лице Киры сменились ужасом. Она, наконец, поняла.

– Неправда…

– Правда. В Акваполисе болезнь выявили бы быстро, потому что мы боимся болезней. Очаг бы локализовали, установили карантин, и на этом всё закончилось. На материке – другое дело. У вас нет ни иммунитета против этой болезни, ни лекарств. А главное – нет страха заразиться. Вирус нужно было переправить на материк, и я это сделал. Ты теперь – бактериологическая бомба. Через несколько дней после твоего возвращения начнётся пандемия. Проект «Голубая кровь» обернётся катастрофой, полным провалом. Людям придётся искать другое решение, более человечное. Эдвард верит, что у людей ещё есть шанс, есть время – если его не терять…

– Твой отчим – сумасшедший!

– Он гений! И он очень любил мою маму. Он это сделал, чтобы другие женщины не умирали, как она…

– Конечно, кианетики – не люди, их убивать можно. А ты? Ты зачем ему помог? Тоже из-за мамы?

Клим отвернулся, молча кивнул. И услышал:

– Нет… ты ненавидишь кианетиков не за то, что твоя мама… сделала выбор и умерла. А за то… что она его слишком поздно сделала! Подарила долгую счастливую жизнь твоей сестре, а не тебе. Ты – глупый мальчишка, считающий себя смертельно больным с рождения. Ты ненавидишь нас за то, что сам не один из нас.

И Клим не выдержал. Заскулил, не в силах сглотнуть колючий солёный комок, подкативший к горлу. Потому что Кира сказала правду.

Девушка помолчала. Затем заговорила снова. Голос её был всё таким же тихим, хриплым, но в то же время твёрдым и властным:

– Ладно, не ной. Надо что-то предпринять. Мы должны предупредить спасателей, чтобы они не высаживались на остров, не прикасались ко мне.

– Они не поверят. Решат, что у тебя шок, стресс.

– Верно, не поверят. Но должен быть способ… Расскажи, что ты знаешь об этом вирусе?

– Он размножается только в вашей крови, сквозь поры выделяется на поверхность кожи. Заражение возможно при непосредственном контакте и воздушно-капельным путём. Летальный исход – сто процентов…

– Какие у него ограничения?

– Ну… при температуре ниже двадцати градусов он теряет активность и быстро гибнет. Солёная вода действует на него угнетающе. И гемоглобин для него смертелен. Поэтому люди не могут заразиться. Даже переносчиками не становятся. Поэтому я тебя…

– Ясно.

Клим решился повернуть голову, взглянуть на неё. Девушка напряжённо всматривалась в открытый океан, в бесконечную череду волн, бегущих за горизонт. Заметив его взгляд, спросила:

– Как думаешь, там, в глубине, достаточно холодно?

Клим понял, о чём она. Сглотнул вновь подступивший комок.

– Спасатели всё равно найдут… твоё тело.

– Постараемся, чтобы не нашли. А если нашли, то не скоро. Сколько требуется времени, чтобы вирус погиб?

– После того как… Точно не знаю. Дня два или три…

– Отлично.

Она упёрлась рукой, села. Потянула к себе увесистый обломок камня.

– Жгут давай. Это надо привязать ко мне… И спасжилет помоги надеть.

Они как раз закончили возиться, и Кира сползла в воду, когда Клим услышал стрекотание. Звук шёл не сверху и не похож был на гул самолёта. Он забрался на гребень. К островку приближался спасательный катер. Люди, сидевшие в нём, заметили Клима, замахали руками. Он не отвечал им, сидел и смотрел на катер. Тот шёл ходко, несмотря на крутую волну. Пожалуй, минут пять, и будут на месте.

Когда катеру осталось метров сто, Клим наконец нашёл силы оглянуться. Далеко-далеко от островка – как она успела туда доплыть с одной-то рукой?! – прыгал на волнах оранжевый спасжилет. Пустой.

– Парень, ты там один? – донеслось из катера. – Сейчас мы тебя снимем!

Клим кивнул. Подумал отстранённо – интересно, врачи сумеют вылечить болячки, которыми он обзавёлся за двое суток вне города? Лучше бы не сумели.