Келлан повернулся к ней и, нахмурившись, сказал, — Любовь моя, не в этом дело.

— Нет, не в этом. Теперь я тоже это понимаю. Дело не в том, что я не в состоянии залечить твою душевную рану, оставленную разводом. Все дело в том, что ты сам не хочешь излечить эту боль. Ты уверен, что безопаснее продолжать прятаться в привычном и удобном для тебя коконе.

Келлан сдвинул брови и резко сел. — В коконе? Аннабель, тебя послушать, так это что-то приятное. Уверяю, это не так, — в его голосе появилась резкость, предостережение о том, что она нарушила личные границы. Сам-то он ее границы полностью разрушил, но Аннабель понимала, что на подобное действие с ее стороны Келлан отреагирует не лучшим образом. Тем не менее, она продолжала настаивать, ведь вопрос слишком важный, чтобы просто взять и сдаться.

— У меня и в мыслях не было считать это приятным. Это страшное одиночество, но тебе так удобнее. Я знаю это, потому что сама поступала так же.

С выражением глубокого разочарования на лице Келлан глубоко вздохнул. — Аннабель, ты не ошибалась, считая, что у нас ничего не получится. Ты просто реально смотрела на ситуацию. Большинство браков распадаются, а ведь в них участвуют только двое. А отношения с участием четверых, не говоря уже о брачном союзе, заведомо усложняются еще больше.

Бэлль понимала, что это его попытка защитить себя, но она должна была заставить Келлана понять, что такая позиция не приведет к счастью. — Так что? Мы не должны даже попробовать? Тебе проще отказаться от любых попыток. Я и сама поступала так же. После смерти отца мать с головой ушла в личное горе, и я решила, что не смогу ничего изменить, поэтому сдалась и замкнулась в себе. Это помогало мне избегать лишних страданий. Мне казалось, что впасть в оцепенение – лучший вариант. Но это не так, Келлан.

Он встал и, подхватив с пола трусы, начал быстро одеваться. — Бэлль, я всегда был честен с тобой. Я предупреждал, к чему все идет. И объяснял, что могу тебе дать, а что нет.

Прежняя Бэлль прикрылась бы одеялом и снова ушла в себя, признав, что битва проиграна. Но Бэлль новая без лишних раздумий дала себе старой пинка под зад. Она встала на колени, давая ему полный – хотелось бы верить, что впечатляющий – обзор своего тела. И с удовлетворением заметила, как он, лишившись своей привычной грациозности, оступился в попытке дотянуться до брюк.

— Да, Келлан, ты никогда не лгал мне. Но, думается, ты лжешь себе самому. Я та женщина, которая тебе нужна, и в глубине души ты это знаешь. Если ты уйдешь от меня, от семьи, которая у нас могла бы быть, то будешь сожалеть об этом до конца жизни. Ты хочешь знать, к чему я веду? Каковы мои намерения?

Келлан одним рывком натянул брюки. Лицо его покраснело. Каждое резкое движение свидетельствовало о том, что он в ярости. — Да уж, будь добра, Бэлль, скажи. Кажется, ты знаешь абсолютно все. Давай, просвети меня.

Она не отреагировала на его сарказм. Легко он не сдастся – Бэлль всегда об этом знала. Однако от нее не ускользнул взгляд Келлана, обращенный на ее грудь, и тот факт, что Келлан снова возбужден – одеваясь, он осторожно поправил член.

— Вот как все будет, Келлан. Я выйду замуж за Эрика и Тейта, и мы будем жить вместе, в этом доме. Я буду более чем рада видеть тебя в своей постели, но ровно до тех пор, пока мои мужья будут это позволять. Они никогда не откажут тебе по той же причине, по которой и я никогда не сделаю этого.

Келлан горько усмехнулся и поднял с пола рубашку. — И что же это за причина? БДСМ, который так тебе полюбился и полной техникой которого из нас троих владею только я? Видимо, ты полагаешь, что какое-то время я буду нужен, чтобы научить их? Эрик уже хорошо справляется с ролью Дома. Тейт научится у него.

Он так ничего и не понял, и от этого Бэлль окончательно смягчилась в отношении него. — Нет, они никогда не запретят тебе спать в нашей постели, потому что тоже любят тебя.

Келлан остановился и уставился на Бэлль, явно не находя слов. Хорошо, что у нее достаточно слов для них двоих. — Я люблю тебя, Келлан Кент. Я хочу стать женой тебе и твоим лучшим друзьям. Но если ты решишь продолжать лелеять свою обиду, нанесенную той ужасной женщиной, если она окажется для тебя важнее нас, то и тогда, думаю, ты сможешь приезжать к нам повидаться и погостить. Ты будешь жить в Чикаго, а к нам приезжать в гости. И мы будем навещать тебя. И все у нас будет так, как хочешь ты, но только до тех пор, пока… у нас не появятся дети. И у нас они будут, Келлан. Я очень хочу детей. Я хочу, чтобы моя семья была самой лучшей, но знаю, что в ту минуту, когда у меня родится ребенок, ты уйдешь. Получается, мне придется выбирать между тобой и возможностью рожать детей от любимых мужчин.

— Я не прошу тебя выбирать, — голос Келлана звучал хрипло.

— Отлично. Потому что выбор будет не в твою пользу, любимый. Я выберу будущее, даже если это будет означать оставить тебя в прошлом. Мне будет чертовски больно, и я до самой смерти не перестану любить тебя. Я всегда буду скучать по тебе и мечтать о том, чтобы ты захотел стать частью нашей семьи так же сильно, как хотим этого мы.

Келлан посмотрел на нее, и глаза его подозрительно заблестели. — Это нечестно, Бэлль.

— Жизнь вообще несправедливая штука, Келлан. И я не собираюсь вести с тобой честную игру. Моя игра будет грязной, потому что для меня это битва всей жизни. Я люблю тебя. И буду говорить тебе об этом каждый день с утра до вечера. Я никогда не позволю тебе забыть об этом. И если ты позволишь той суке одержать победу, если ты уйдешь только потому, что не можешь пережить нанесенной ею обиды… что ж. Просто знай, что я всегда здесь и люблю тебя. Ни одна женщина в мире не полюбит тебя так, как я. И ты не полюбишь никого так, как любишь меня.

Келлан опустил голову, словно внезапно обнаружил на полу что-то интересное. — Я никогда не говорил, что люблю тебя, Аннабель.

— Вслух нет. Но, как я уже говорила, видимо, ты преуспел в умении обманывать себя же самого. Возвращайся в постель.

Эти слова, кажется, оказались для него, как разряд электрического тока. Келлан практически бегом устремился к двери. — Мне нужно подумать, Бэлль. Я не хотел принимать этого решения сейчас, но ты вынуждаешь меня. Я просто… Я не… — он взъерошил волосы. — Пойду пройдусь. Когда вернусь, не знаю.

— Келлан, — начала она, двигаясь в его сторону. Бэлль понимала, что не сможет просто стоять и смотреть, как он уходит. Им нужно еще немного времени вдвоем.

— Нет. Ты сказала то, что должна была сказать. Теперь мне нужно время, чтобы понять, как, черт возьми, поступить дальше, потому что ты загнала меня в гребаный угол. В данный момент я больше не хочу слышать ни слова.

И он ушел. А Бэлль осталась одна и молча смотрела на дверь. Теоретически она предполагала, что он может разозлиться и уйти. Но не ожидала, что он и в самом деле так поступит. Наверное, она пересмотрела романтических фильмов и слишком сильно поверила в добрые сказки. В реальности же вышло так, что она просто прогнала его и, возможно, навсегда.

С полными слез глазами Бэлль слезла с кровати. У нее не было желания загнать его в угол. Ей хотелось дать ему понять, что ее планы изменились, и она надеется, что он станет частью их семьи. Почему-то она считала невозможным идти с этим к Эрику и Тейту, не поговорив сначала с Келланом. Ее решение сильно взволновало его. Похоже, что теперь она все испортила. Охваченная страхом и волнением, Аннабель заставила себя двигаться. Она чувствовала себя опустошенной, но в то же время полной решимости сделать все возможное ради своего будущего. Открыв дверцу шкафа, чтобы взять халат, Бэлль остолбенела при виде того, что увидела внутри. Маленькая петля, закрепленная на крючке, и в ней висит, покачиваясь, небольшая куколка с черными как смоль волосами и темными пуговицами вместо глаз. Кто-то потрудился даже сшить ей наряд, подозрительно похожий на одежду, в которой Бэлль ходила несколько дней назад.

Она вся похолодела, когда поняла, что смотрит на собственную куклу вуду, повешенную так же, как и девушки из семьи Питтерман.

Проблемы Аннабель еще не закончились.