Глава 15

С тяжелым вздохом Бэлль вытерла последнюю тарелку и убрала ее в шкаф. Ужин прошел ужасно неловко – надуманные беседы о чем угодно, лишь бы избежать разговора о будущем. Обсуждали выбранную плитку для ванной на первом этаже и необходимость замены тех тошнотворно-желтых обоев в цветочек, но Бэлль понимала, что слушали ее вполуха. Мужчин больше волновало ее нежелание идти у них на поводу и возвращаться в Чикаго. Как долго они смогут жить в этом состоянии неопределенности? В ее присутствии парни больше не говорили о работе, хотя Бэлль давала им понять, что ей это интересно. На самом деле у Аннабель складывалось впечатление, что они в принципе мало о чем говорили. И общением это точно не назовешь.

Из гостиной доносился звук работающего старенького бабушкиного телевизора. Ах, да, новости. Обычный выпуск местного телеканала с якобы горячими новостями, разбавленными нелепыми шутками.

После того, как Бэлль покрасила стены в гостиной, офис парней переместился туда. Там было значительно больше места, что позволяло каждому организовать себе рабочее пространство. К сожалению, из-за этого Бэлль лишилась возможности видеться с ними по пять раз в день – кухня позволяла это делать под благовидными предлогами. Вряд ли кто-то из них поверит, что она случайно забежала в гостиную попить воды или перекусить. Их рабочая зона располагалась в угловой части дома, так что вроде как просто пройти мимо было невозможно. Когда же Аннабель наконец-то набралась храбрости и вошла в их новый «офис», то не знала, что сказать. Поэтому она вообще перестала ходить в ту часть дома. В течение дня они практически не виделись – только во время приемов пищи. Но ей так сильно не хватало этих трех мужчин.

Прошло чуть больше недели с того момента, как они появились на пороге ее дома, а Бэлль уже успела привыкнуть к их присутствию: то кто-то из них разговаривает по телефону, стоя перед холодильником, то уютно устраивается в ее любимом кресле с чашкой кофе и ноутбуком. Но с той минуты, когда она сказала, что не видит у их отношений долгосрочной перспективы, что-то изменилось. Они заняли комнату, максимально удаленную от ее спальни, и выходили оттуда крайне редко – только для того, чтобы поесть и поспать. Если Бэлль набиралась смелости попросить их о помощи в каком-то деле, они вежливо соглашались и помогали, но не более того: не пытались ни заигрывать с ней, ни даже просто поболтать. Они больше не старались рассмешить ее или украсть мимоходом легкий поцелуй. Они больше не следовали за ней по пятам и не смотрели голодными глазами. Временами ей казалось, что они ее просто не замечают.

По окончании рабочего дня мужчины действовали по отработанной схеме – у каждого были свои обязанности по дому, и они выполняли их с ответственностью благовоспитанных соседей по квартире. К Бэлль они обращались с отстраненной вежливостью. И ей не в чем было их упрекнуть – разве только в эмоциональной пропасти, которую они вырыли между собой и ею.

С момента пробуждения и до момента отхода ко сну Бэлль хотелось кричать от разочарования и огорчения. Ее сердце было готово вырваться из груди. Так продолжалось до полуночи. А потом они переставали быть соседями по квартире и приходили к ней в спальню в качестве любовников. Каждую ночь они демонстрировали ей искусство соблазнения – ласкали тело, стонали, как им хорошо с ней – до тех пор, пока Бэлль не теряла способности ясно мыслить. Они дарили ей наслаждение руками, членами, языками. Они растягивали ее анус постепенно увеличивающимися в размерах пробками. Они устраивали ей порку. Они связывали ее, и она принимала их так, как им хотелось. Занимаясь с ней любовью, они овладевали Бэлль полностью: и душой, и телом.

Занимались сексом – мысленно поправила себя Аннабель. Они занимались сексом. Эти мужчины больше ни разу не упоминали о любви. Они приковывали ее к кровати и доводили до такого экстаза, что она могла только выкрикивать их имена. Каждый день они добавляли новые игрушки в свою коллекцию и безжалостно испытывали их на ней. Они учили ее тонкостям отношений, построенных на добровольном подчинении, каждую ночь играя роль ее Домов. И хотя Эрик и Тейт по-прежнему оставались ночевать в ее комнате, они больше не обнимали ее так, как раньше, а просто спали рядом, чтобы она чувствовала себя защищенной. Тейт даже притащил в комнату раскладное кресло и приноровился спать в нем. Когда череда оргазмов завершалась, Келлан всегда уходил. Заставлял ее кричать до хрипоты, до боли в горле. А потом уходил в свою комнату, и она не видела его до самого утра – до того момента, когда он приветствовал ее в коридоре вежливым кивком, словно они были едва знакомы.

Когда их тела сплетались, Бэлль могла думать только о том невероятном наслаждении, которое они ей дарили. Когда они были в одной постели, она не думала о будущем. Она жила настоящим. Здесь и сейчас. Но это «здесь и сейчас» превратилось в тюрьму для нее. Оно угнетало и приводило в уныние. Устало вздохнув, Бэлль отошла от кухонной раковины и села за стол. Ее охватило беспокойное предчувствие. Несколько дней назад она сказала Тейту, Эрику и Келлану, что не может вернуться с ними в Чикаго. Бэлль до сих пор была уверена, что к прежней жизни вернуться уже не сможет, и теперь со страхом ждала того момента, когда они уедут. А они уедут. Потому что скоро они поймут, что она не та женщина, которая им нужна. Несмотря на странности Тейта и нежелание Келлана сближаться, эти трое – единое целое. И никогда не будут счастливы по-другому. Поняв, что она не вписывается в их жизнь, они уйдут навсегда.

Жизнь – несправедливая штука. Бэлль поняла это еще будучи девчонкой. Она видела, как жестокая судьба лишила счастья ее мать, которая после смерти отца потеряла смысл и цель в жизни. Аннабель подозревала, что с ней произойдет то же самое, когда эти мужчины соберут вещи и отправятся домой.

В дверь поскребся Сэр. Бэлль встала, чтобы впустить его и постаралась побыстрее закрыть дверь, чтобы ночная сырость не проникла в дом. По крайней мере, кондиционер вроде бы заработал, и это стало маленьким чудом. Сэр зарычал, и Аннабель увидела очертания проклятого кота, бродящего в темноте двора. Этот гад, казалось, получал удовольствие, доводя собаку.

Дверь кухни распахнулась, и вошел Эрик. Взяв из холодильника пиво, он сказал: — Спасибо, что помыла посуду, — его слова прозвучали до боли вежливо.

— Спасибо, что приготовили ужин. Все еще работаешь?

Он кивнул. — Да. Слушание с моим участием отложили до понедельника, но я должен быть там утром. Я уже купил билет на самолет – меня пару дней не будет. Справишься?

Она кивнула, но даже мысль о том, что они не увидятся несколько дней, вызывала тревогу и боль в сердце. — Конечно. Теперь, когда кондиционер работает и проводка, наконец, кажется, исправлена, жизнь войдет в нормальное русло.

— Мне будет грустно расставаться с этим извращенцем, — Эрик никогда не испытывал симпатии к Майку-электрику. — За что планируешь взяться потом?

Аннабель была ненавистна их отстраненность. Эрик не подошел, не обнял ее. Казалось, что пропасть между ними день ото дня становилась шире. — За гостиную. Хочу отшлифовать стены и лепнину под потолком, а потом покрасить в более подходящий цвет.

Эрик снова кивнул, но это была чистая формальность. — Уверен, получится прекрасно, — после чего развернулся и ушел обратно в гостиную, оставив после себя ужасную пустоту.

Нужно что-то делать. Сейчас ей остается надеяться только на то, что Эрик вернется из Чикаго. А вдруг он приедет туда и вспомнит, как там хорошо и насколько удобнее работать в офисе? Вдруг он решит, что лучше наслаждаться комфортом собственного дома. Что если он позвонит через несколько дней и пожелает ей всего хорошего? А следом за ним уедут Келлан и Тейт? От этих ужасных мыслей Аннабель готова была разрыдаться. Не так давно она была уверена, что парни должны уехать и что так будет лучше для всех. Теперь Бэлль очень сильно сомневалась, что сможет пережить расставание с ними. Она так к ним привыкла. Они стали частью ее жизни. Даже представить невозможно этот дом без их присутствия. И эти мысли были продиктованы не просто страхом одиночества. Расстаться с ними – все равно что вырвать из груди сердце.

С глубоким вздохом Бэлль взяла свою кружку с чаем. Во всем теле ощущалась невероятная усталость. Несмотря на то, что ночами она была не одна, выспаться ей не удавалось. Во сне ее по-прежнему преследовали раскачивающиеся веревки и крики женщин, которых тащили на смерть. Бэлль все так же слышала шепот, идущий из темноты и призывающий ее уехать. Она часто просыпалась и просто сидела в кровати – тогда голоса замолкали. Но стоило ее голове снова коснуться подушки, как они снова возвращались.

Из гостиной доносился звук работающего телевизора. Полиция все еще расследует убийство хозяйки местного борделя – пятидесятидевятилетней Карен Элерс. Она якобы была владелицей самого престижного в Новом Орлеане публичного дома. Чуть больше недели назад ее нашли задушенной в собственном доме. Убийство может быть связано со слухами о том, что Элерс планировала написать автобиографическую книгу, в которой в качестве ее клиентов фигурировали бы весьма влиятельные в Новом орлеане личности. Никто пока не арестован. На прошедшей чуть ранее пресс-конференции прозвучала просьба ко всем, у кого есть информация о печально известном списке клиентов Элерс, связаться с полицией.

Войдя в гостиную, Бэлль вздрогнула при виде мертвой женщины на экране телевизора – не хватало еще перед сном слушать про бандитский беспредел и убийства. Они и так преследовали ее каждую ночь.

Потягиваясь, Бэлль вошла в гостиную и щелкнула выключателем. Комната наполнилась теплым золотистым светом. Аннабель направилась к своему любимому креслу, стоящему в углу. Оно было обтянуто вызывающего цвета парчой, но Бэлль не могла себя заставить сменить обивку. Справа и слева от кресла располагались большие стеллажи, заполненные разными книгами, а на стоящем рядом столике красовалась совершенно потрясающая лампа от Tiffany. В какой-то момент бабушка начала использовать эту комнату не как место для приема гостей, а как уютную зону отдыха. Бэлль представила бабушку, сидящую в этом удобном кресле и читающую книгу. Аннабель нравилось приходить сюда по вечерам и, свернувшись калачиком в уютном кресле, читать перед сном бабушкин дневник. Женщина, о которой она узнала только на похоронах отца, восхищала ее. Из дневника было понятно, что в свое время она устраивала большие и отчасти скандальные вечеринки. Бэлль уже не раз задавалась вопросом: что сказала бы бабушка о ее нестандартных отношениях с Келланом, Тейтом и Эриком. Как это ни странно, но у нее складывалось ощущение, что бабушка отнеслась бы к ним с пониманием. Свет мигнул, поморгал пару раз и погас совсем, погрузив комнату во мрак. Бэлль вздохнула. Похоже, расставаться с Майком еще рано. Протянув руку, она нащупала на стоящей на столике лампе цепочку и дернула. К счастью, лампа включилась и осветила вокруг себя небольшое пространство. Бэлль откинулась на спинку уютного кресла, решив, что полумрак даже лучше. Она открыла дневник, пролистала его до места, на котором остановилась, и с нетерпением продолжила читать.