Глава 22. Геннадий Юрьевич нарисовался.
Глава 22.
Геннадий Юрьевич нарисовался.
Когда Серж возвращался обратно к кафе, вокруг полноправно царила ночь. Городок, хоть и являлся областным центром, оставался сугубо провинциальным и, следуя астрономическим часам, давно уже спал. Где-то в районах частной застройки переругивались собаки, от железнодорожного вокзала отошел ночной поезд и стальным ураганом покатился на край земли. Долго слышалось, как он обреченно грохотал на стыках, медленно погружаясь в пространство. Вот и все звуки. Небо над головой от света фонарей выглядело вылинявшим полотнищем, и на этом куполе совсем не было видно звезд. Потянуло прохладцей из садов и парков, и она после вечерней духоты ощущалась как благость. Запах ночной фиалки наплывал волнами, и всякий раз, попав в сгусток аромата, хотелось набрать полную грудь этой душистой смеси и затаить дыхание. Что Серж и делал, ввергая себя в головокружение.
Он шел неторопливо, шагал широко, покачиваясь, словно баркас на мелкой ряби, сунув руки в карманы брюк, и ни о чем не думал. Так ему казалось, что ни о чем. То, что с ним случилось, было удивительно, даже по меркам его богатой на любовные приключения биографии. Он просто не понимал, как такое вообще стало возможно, ведь Стелла, строго говоря, совсем не похожа на женщину, склонную к сексу по первому требованию с кем угодно и где угодно. Нет, она вовсе не была ни экстремалкой, ни нимфоманкой, в ней явственно ощущались и наличествовали и характер, и достоинство, позволявшие ей при малейшем поводе моментально увеличивать дистанцию. Было несомненно, что стояла за ее плечами какая-то судьба, вот только разгадать ее Сержу никак не удавалось. Он почему-то даже не думал о том, что сам мог воздействовать на нее так же, как она на него, то есть ошеломительно и возбуждающе. Нет, что-то было еще, что-то другое, чего он не понимал. Тем не менее, случилось, что случилось, и Серж никак не мог определиться, как к этому относиться. Чаще всего после такого внезапного, нечаянного секса он ощущал опустошенность, словно естество получило, чего жаждало, и отдало, что желало отдать, но душа понимала, что силы потрачены впустую, ей ничего не досталось. Тело, понятное дело, требовало своего, и добивалось своего, но как быть с душой? Ведь без души человек не полный. Вот с Томой все было по-другому, с ней он чувствовал себя по-настоящему счастливым. И теперь Стелла. Непонятно. Он словно прикоснулся к чему-то неизвестному, но значительному, понимал, что событие не было случайным, но как оно стало возможным, что значило, не знал. Поэтому, пребывая в благостном неведении, ощущал в душе наполненность жизненной силой и даже отголоски счастья. Тревоги, или какой-то опасности он не чувствовал, вовсе нет.
Когда до кафе оставалось рукой подать, с полусотню шагов, и его освещенный подъезд и люди перед ним уже были отчетливо видны, откуда-то из кустов, из темноты навстречу ему выскочил Дукшта-Дукшица. Лицо его и глаза на нем светились в сумраке, как сигнальное табло с предупреждением об опасности. Не хватало только голосового сигнала, и он его тут же воспроизвел.
– Ты где был?! – сходу волной налетел он на Сержа.
– Не понял, – опешил Серж. – А что такое?
– Тебя все ищут!
– Да ну на фиг! Львович, не сочиняй. Кому я нужен в это время? Тем более, всем.
– Да вот, хватились, а тебя нет, пропал куда-то. Где тебя носило?
– Ну, прогуляться я пошел, всего лишь. Сейчас домой ехать, хотелось проветриться, перед тем, как за руль садиться. Да и с городом проститься, уезжаю ведь скоро.
– А, ну да, ну да. И что, ты там никого больше не встретил?
– Никого. А кого должен был?
– Нет, не должен был. Как раз наоборот. Тебе постоянно твердят, чтобы не лез, куда не надо, но ты все равно туда прешься. Ну, стало быть, пеняй на себя. Не говори, что не предупреждали.
И, ополоснув напоследок практически бывшего уже подчиненного студеной влагой своих глаз, Захарий Львович повернулся к нему спиной, точно вычеркнул из жизни, и откатной волной подался по направлению к группе лиц, толпившихся на пороге кафе. Тут Серж заметил, что на плече у Дукшицы, на широком полосатом ремне висит фотоаппарат со встроенной вспышкой, он прижимал его локтем к спине, чтобы не болтался при ходьбе. Сержу кое-что вспомнилось, и в груди его немного похолодело. Вот, черт, опять помянул он рогатого.
– Сержик! А мы тебя ждем! Ты как, домой сейчас? – возле машины его поджидал Владимир Лукьянович. Было заметно, что он уже устал от праздничного застолья и разгула, поэтому Людмила Петровна, помогая мужу сохранять осанку, как надежный якорь, крепко, двумя руками, удерживала его за локоть. – Заберешь нас с собой?
– Обязательно, без вопросов. Располагайтесь.
Он помог погрузиться в салон авто чете Раужевых, пригласил еще пару знакомых, ожидавших отправления автобуса, – с тем и выехал со стоянки.
Сморенные свадебным весельем, пассажиры быстро задремали, Сержу же спасть не хотелось абсолютно, а вот поразмышлять над чем было. Чем он и занялся – без отрыва от управления автомобилем. Тем более, что дорога была пустынна, стелилась под колеса с шелковым шелестом, и мысли, точно улавливая заданный ей вектор, прекращали свою бесконечную броуновскую пляску и выстраивались одна за другой ему навстречу, очевидно, по ранжиру важности.
Серж провел Стеллу через пару знакомых проходных дворов, там они вышли на широкий, заросший старыми липами бульвар, и по нему направились в сторону центра. Он оглянулся пару раз, чтобы убедиться, что улица позади них пуста.
– Похоже, оторвались, – сообщил он ей результаты наблюдений. – Погони не видно. И не слышно тоже.
Она в ответ только раздраженно дернула плечом.
– А что вообще происходит? – ему все же хотелось постичь суть событий.
– Не вникай, я уже тебе сказала. Тебя это не касается.
– А тебя? Тебя касается?
– Меня может коснуться, надеюсь, что удастся этого избежать.
– Ты, однако, рисковая.
– Ерунда это.
– Ладно, как хочешь...
Они шли рядом, но были не вместе. Стелла скрестила руки на груди и выглядела напряженной. Каблучки белых туфелек мельтешили над темной поверхностью, как два крыла, цокали по асфальту, сыпали дробью. Она держалась на полшага впереди него и, казалось, отдалялась все больше. Серж остро это чувствовал. После мига единения наступал скорый и неизбежный разрыв. А что бы ты хотел? Таковы условия, такова плата за близость. И расплата. Из жара, да в холод, молись, чтобы душу не зацепило. Но если таки заденет, тогда проблемы. Звезду крайне сложно сорвать с ее орбиты, возможно лишь кратковременное сближение с ней и... Гравитационный маневр, так это называется? А если – две звезды? Какая тогда механика торжествует?
– Может быть, когда-нибудь, мы еще? Как думаешь?
– Нет, дорогой. Исключено.
– Вот как. Что ж, как скажешь... А если ты...
– Очень хотелось бы. Но надежды на это мало. В любом случае, все будет уже без тебя. И не настаивай ни на чем, таковы реалии.
– Хорошо, я понял, насколько это возможно. Куда мы идем?
– Здесь неподалеку, осталось еще немного.
Они вскоре подошли к перекрестку. Стелла указала на темную громаду старого дома, который высился на другой стороне улицы.
– Мне сюда.
– Я проведу тебя до подъезда.
– Нет, нет, расстанемся здесь.
Она потянулась к нему, прикоснулась рукой к щеке, погладила.
– Прощай!
Повернувшись, она наискосок через перекресток побежала к дому и вскоре скрылась за его краснокирпичным боком. Прощай... Серж подождал несколько минут, прислушиваясь, но все казалось спокойным, тогда он пошел обратно. Вздохнул, конечно, не без сожаления. Сказка закончилась, а это всегда вызывает грусть.
Прерывая воспоминания, Серж потер щеку пальцами. Он сам не знал, чего хотел добиться этим жестом, то ли вызвать снова и сохранить ощущение от прикосновения руки Стеллы, то ли стереть его навсегда. Скорей всего, первое. Конечно. И не потому, что Стелла, и что он коллекционирует прикосновения. Он, насколько сам себя понимает, не фетишист. Дело в другом. А именно в том, что он давно уже заметил, что женская рука, любая, это исключительный природный феномен, исполненный красоты, изящества и, вместе с тем, силы. Он так к ним и относился, к дамским ручкам, как к феномену, восхищался и целовал их, поэтому... С какой стати он должен что-то забывать? Если судьба подарила такую яркую встречу, еще один миг счастья, надо быть благодарным ей, а не прятаться от самого себя, словно вор ночной. Хотя, от других скрываться нужно, и придется...
Они уже въехали в гарнизон, так что времени на рефлексии больше не оставалось. Он развез по адресам и высадил пассажиров, затем зарулил на стоянку у дома. Внезапно, едва запер машину, почувствовал, как навалилась усталость, захотелось спать. С мечтой о том, что завтра будет целый воскресный день, чтобы отоспаться, он поднялся наверх. Отперев уже дверь квартиры, он вдруг услышал какие-то странные звуки с верхней площадки. Какое-то похрюкивание. Заинтригованный, отступил на два шага, заглядывая, но внизу ничего не было видно, тогда он поднялся наверх, посмотреть, что там такое.
На площадке между вторым и третьим этажами, вровень с окном и прямо перед ним, стоял сколоченный из оструганных досок ящик, обычно закрытый на навесной замок. Этот, с позволения сказать, ларь был в незапамятные времена собственноручно изготовлен и водружен на место покойным супругом Марь Иванны, Петром Кузьмичом, и служил для зимней заготовки и хранения картофеля и других сопутствующих овощей. Соседи не возражали. Серж еще застал Кузьмича в живых, но вот он уже несколько лет как ушел, а ящик все стоял на прежнем месте, правда, теперь Марь Иванна его почти не использовала. Зато им пользовались другие, чисто внешне и формально, когда нужно было кого-то дождаться или покурить в подъезде, – сидеть на сундуке было удобно. Теперь же крышка ящика оказалась поднята вверх, и раздавался из него натуральный храп, хотя и довольно специфический по строю.