Глава 4

Я стояла на вершине зеленого холма. Передо мной ослепительно горел невероятно яркий закат, по вселяющему оптимизм небу плыли алые и багряные облака, похожие на бинты на открытой ране. Внизу на равнине, на фоне этого прекрасного заката, люди строили башню. Вокруг них кружилась и бурлила магия, из-за которой грубые каменные блоки взмывали в воздух, повинуясь силе человеческого желания. Там вдалеке в небо тянулась еще одна башня.

Мне хотелось остановить это. Все мое чутье кричало о том, что это неправильно. Все это опасно и неправильно, и в конце мы все будем страдать. Если эту башню закончить, произойдет что-то ужасное. Я хотела побежать вниз и раскидать все эти камни.

Я не могла сдвинуться с места.

Меня пробил холодный пот. Я не могла отвести взгляд. Я просто смотрела, как башня поднималась вверх блок за блоком, символизируя растущую силу и амбиции моего отца. Она все росла, неудержимая, словно древний легион, словно танк, который разрушает все на своем пути.

Кто-то дернулся справа от меня. Я напряглась, чтобы оторвать свой взгляд от башни, повернулась и увидела Джули. Ее светлые волосы развевались на ветру. Она тоже посмотрела на меня глазами, полными ужаса. По ее щекам текли слезы.

— Джули!

Я резко села в своей кровати. В комнате воцарилась тьма, которую лишь слегка разбавлял лунный свет, идущий из окна. Мое лицо казалось мокрым. Я провела пальцами по лбу у линии волос и почувствовала холодный пот. Прекрасно. Меня одно время мучили кошмары о Роланде и о том, что он меня нашел, но они прекратились, когда Кэрран начал обнимать меня во сне. И они никогда не были настолько четкими.

Может быть, Роланд пытается найти меня. Я тут же представила, как он сидит где-то далеко, в нескольких штатах от меня, и транслирует испорченные сны, как большая телебашня. Мне надо проверить голову, только вот тот, кто попытается это сделать, тут же убежит от меня с криками.

Я посмотрела на смятые простыни рядом с собой. Должно быть, Кэрран поднялся посреди ночи. Тогда это все объясняет. Его не было рядом, а меня слишком потрясло наблюдение за тем, как Мэдди становится люпом. Это просто стресс. Рано или поздно мой дорогой папочка найдет меня, но не сегодня.

Я должна проверить Джули, иначе не смогу заснуть. Я вылезла из кровати, натянула штаны, вышла из спальни и спустилась вниз. Дверь в комнату Джули была слегка приоткрыла. Странно. Я тихо постучала костяшками пальцев по огромному знаку с черепом и костями и надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Тишина.

Из комнаты охраны высунулась светлая голова Джанис — оборотня лет за тридцать.

— Она взяла подушку с одеялом и пошла вниз.

— Давно?

— Часа два назад.

То есть где-то в час ночи. Джули могла отправиться только в одно место.

Пять минут спустя я тихонько вошла в затемненную комнату. Единственным источником света был большой стеклянный ящик прямо передо мной. Внутри, погруженная в зеленый целебный раствор Дулиттла, плавала Мэдди. Несколько капельниц тянулись от ее рук к металлической стойке с пакетами. Джули сидела рядом на полу, согнувшись на одеяле, ее локти опирались на колени, а лицо было спрятано в ладонях.

Ох, Джули. Я подошла и села рядом с ней. Она даже не подала вида, что слышала меня.

Кости Мэдди выпирали под странными углами. Кожа натянулась на деформированном скелете, словно полу-расплавленная резина. Кое-где торчали клочки шерсти, чередуясь с человеческой кожей. Левая часть челюсти вздулась, маленькие губы не могли полностью закрыть массивную кость, и в образовавшемся промежутке я видела человеческие зубы. Ее правая рука, оставшаяся почти полностью человеческой, казалась невероятно худенькой и хрупкой, будто это просто кости, обтянутые кожей.

Когда я сидела здесь и смотрела на нее, мое сердце сжималось в тугой, болезненный комок. И дело было не только в Мэдди, но и в мучительном отчаянии ее матери и сестры, в панике на лице Дженнифер, в скрытом страхе Андреа, которая приходила навестить Мэдди прошлым вечером. Я смотрела, как моя подруга стоит, скрестив руки на груди, и пытается убедить себя, что это не ее будущее. Она любила Рафаэля, хотела семью и детей. Оба брата Рафаэля стали люпами в подростковом возрасте и были убиты. Когда Тетушка Би говорила, что им понадобится панацея, она не врала.

К этому всему добавлялся назойливый, леденящий страх, который твердил: «Таким может быть твой ребенок».

Мэдди была милой, забавной девочкой, которую мы все знали и принимали как родную. Мы должны спасти ее. Я должна спасти ее. Если бы мне дали возможность совершить что-то, то я бы вернула ей ее жизнь.

Джули выпрямилась. Ее глаза покраснели, кожа вокруг них припухла. Мне хотелось что-то для нее сделать.

— Ей не больно.

— Я знаю, — всхлипнула Джули.

— Я читала ей вслух, и ее мама тоже, и медсестры Дулиттла. Она не одна.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем?

— Я пытаюсь понять почему. — Ее голос сорвался. — Почему? — Она повернулась и посмотрела на меня блестящими глазами, полными слез и боли. — Она моя лучшая подруга. Единственная. Почему именно она?

Вопрос на миллион долларов.

— Ты бы предпочла, чтобы это была Марго?

— Нет. — Джули потрясла головой. — Нет. Она чувствует себя ужасно, потому что она в порядке, а Мэдди — нет. Я обняла ее и сказала, что рада ее выздоровлению.

— Я горжусь тобой.

— Марго ведь не виновата в том, что лекарство не сработало. Я просто не хочу, чтобы это была Мэдди. Я хочу, чтобы она была в порядке. Как будто это цена.

— Цена чего?

— Магии. Того, чтобы быть оборотнем. Они сильные и быстрые, и кто-то должен заплатить за это. Но почему она?

Хотела бы я знать. Я задавала себе тот же самый вопрос, когда нашла Ворона мертвым, когда смотрела на истерзанное тело Грега Фелдмана, и когда Джули лежала на больничной койке, настолько обколотая успокоительным, что ее сердце еле билось. Мне так хотелось избавить Джули от этого, но я не могла, и меня это убивало. Я не знала, почему некоторые люди переживают трагедию за трагедией, будто жизнь испытывает их на прочность, а другие живут счастливо, не тронутые горем.

Я сказала Джули правду.

— Я не знаю. Думаю, потому что ребенок — это самая большая драгоценность в мире. За все нужно платить, и всегда тем, что ты не готов отдать. То есть, самыми дорогими тебе людьми.

Джули уставилась на меня.

— Почему?

— Я не знаю. Так все устроено.

Джули отпрянула.

— Я не хочу так. Если все всегда так устроено, то я не хочу иметь детей.

Теперь жизнь испугала Джули настолько, что она решила не рожать детей. Не потому, что не хотела быть матерью, а потому что ее слишком пугал тот мир, в который она приведет своих детей. Все было так паршиво, что мне хотелось проткнуть что-нибудь.

— Это твой выбор, Джули — рожать детей, или нет. Каким бы он ни был, мы с Кэрраном всегда будем любить тебя. И это никогда не изменится, не сомневайся.

— Отлично, потому что я не хочу детей.

Мы обе замолчали на какое-то время.

— Ты уезжаешь, — наконец-то сказала Джули.

— Да. Тебе страшно?

Она пожала плечами.

— Ты альфа, поэтому ты должна поехать.

— Все верно.

— Если кто и добудет лекарство, так это ты. Я понимаю. — Ее голос зазвучал слабее. — Не умирай. Только не умирай, хорошо?

— Я не планирую умирать. Я вернусь с панацеей, и мы достанем Мэдди из целебной ванны.

— Я слышала разговор Джима, — тихо произнесла Джули.

Ой — ой.

— Он сказал, что это ловушка, и вы можете не вернуться.

Спасибо, Мистер Позитивная — Пегги, мы ценим ваш вотум доверия.

— Знает ли мастер шпионажа, что ты шпионишь за ним?

— Нет. Я действую осторожно, и он не часто смотрит вверх.

Мне потом нужно будет выяснить, что это значит.

— Да, это ловушка. Люди, которые ее устроили, считают нас слабыми и глупыми. Я обещаю тебе, стоит им попробовать навредить нам, и они горько пожалеют об этом. Мы уже уплывем оттуда с панацеей, а они так и будут пытаться понять, почему они сидят в луже собственной крови и держатся за свои кишки. Ты и раньше видела, как я справляюсь с опасностями.

— Тебе было больно, Кейт. Много раз.

— Но я выжила, а они нет. — Я обняла ее одной рукой. — Не волнуйся. Мы справимся.

— Хорошо, — сказала Джули. — Просто…

Она сцепила руки, смотря прямо перед собой.

— Да?

— Мне снятся плохие сны.

И мне тоже.

— Что тебе снилось?

Она повернулась ко мне, в ее глазах появилась тревога.

— Башни. Мне снится, как их строят на траве. Это ужасные башни. Я смотрю на них и плачу. Еще я видела тебя, потом ты повернулась и позвала меня…

О, нет. Мне в спину будто вцепились ледяные когти.

Почему мы видели один и тот же сон? Здесь явно замешана магия. Если мой сон стал результатом моей магии, или следствием поисков Роланда, он не должен был коснуться Джули. Он ведь не может знать про Джули.

Ритуал. Скорее всего, дело именно в нем. Когда я исцелила Джули, я смешала свою кровь с ее кровью. Часть моей магии передалась ей. Теперь мы видим одинаковые сны. Если нам повезло, то это лишь побочный продукт моей магии, которая работает, пока я сплю. Если нам не повезло, то это Роланд пытается найти меня, проецируя видения в мою голову, и Джули попадает под этот сигнал.

Проклятье.

Видимо, что-то странное отразилось на моем лице, потому что Джули внимательно посмотрела на меня.

— Это ведь не просто так, да? Что это значит, Кейт? Я видела тебя. Ты была в моем сне. Ты тоже видела меня?

Я не хотела начинать этот разговор. Ни здесь и не сейчас. По правде говоря, я вообще не хотела об этом говорить.

— Скажи мне, пожалуйста. Мне нужно знать.

Я не планировала свои похороны, но ведь человек никогда не собирается умирать. Если что-то случиться со мной, Джули останется без ответов. Она должна знать хоть что-то. На ее месте, мне бы тоже хотелось быть в курсе.

— Кейт, пожалуйста…

— Прошу, помолчи немного.

Мне твердили, что это нужно хранить в секрете с тех пор, как я научилась понимать речь. Число людей, знающий тайну моего происхождения, за последний год увеличилось с одного до пяти, и сама мысль об этом сбивала меня с проторенной тропы в совершенно иррациональное место, где я подумывала о том, чтобы убить тех, кто знал. Я не могла их убить, так как это были мои друзья и моя созданная семья, но разрушать свои жизненные устои чертовски сложно.