Лицо Эвелин стало белее, чем глазурь на булочках с корицей.
— Фрэнк... нет.
Он взял её руку в свою и крепко сжал.
— Всё будет хорошо.
— Я могла бы поехать, — вызвалась я. — Может быть, их Альфа хорошо отнесётся к девушке?
Веснушки Августа потемнели.
— Несс, это совершенно...
— Нет, нет, и ещё раз нет.
Эвелин так сильно сжала моё запястье, что перекрыла мне кровообращение.
— Некоторые женщины чувствуют меньше угрозы со стороны представителей своего пола, — сказала я.
Фрэнк почесал свою морщинистую шею.
— Сомневаюсь, что это разумно. Ручейные... ну, они очень тяготеют к своей другой природе, что не добавляет им цивилизованности.
— Они убили Эвереста, Несс, — прошептал Джеб. — Я не могу потерять и тебя тоже.
Я сжала губы. Ради Джеба я решила не спорить.
После этого никто больше не говорил о политике стаи. Говорили о летних Олимпийских играх и налоговых реформах. Когда Малютка Джей ушёл на встречу со своими друзьями, а мужчины принялись обсуждать политику за сигарами и виски, я начала убирать со стола. Эвелин и Изобель пытались помочь мне, но я сказала им, чтобы они сели, и что я была рада подвигаться после всей той еды, которую проглотила.
— Дорогой, помоги Несс, — сказала Изобель сыну, подходя к дивану, чтобы сесть.
Август оттолкнулся от деревянного косяка и неохотно направился на кухню.
— Мне не нужна твоя помощь, — сказала я, составляя тарелки в посудомоечную машину.
Но он всё равно начал мне помогать.
Мы не разговаривали, пока убирали кухню, и даже не смотрели друг на друга.
В какой-то момент он спросил:
— Почему у тебя такой вид, словно ты проплакала всю ночь?
Я облизнула губы. Не было смысла отрицать то, что было и так очевидно.
— Потому что так оно и было.
— Из-за чего?
— Пару дней назад ты прислал мне резкое письмо, а теперь обеспокоен тем, почему я плакала?
Он нахмурился.
— Резкое письмо?
— Чтобы я не смешивала работу и удовольствие. К твоему сведению, я не просила Лиама приезжать, точно так же, как не просила его заставить тебя уехать из Боулдера, и я точно так же не встречаюсь с Лиамом, понятно? Так что в его визите не было ничего личного и хотя бы отдалённо приятного.
Я насыпала порошок для посудомоечной машины в лоток и захлопнула дверцу.
— Кроме того, ты, должно быть, неправильно понял его, потому что он, судя по всему, не требовал твоего отъезда. Он спросил, не планируешь ли ты уехать.
Август фыркнул.
— Ты можешь перестать всё время фыркать? Серьёзно, тебе двадцать семь лет. Даже Малютка Джей не фыркает так часто, как ты.
Он моргнул, глядя на меня, а затем скрестил руки на груди и прислонился бедром к кухонной столешнице.
— Есть ещё какие-нибудь комплименты, которые ты хочешь мне отвесить?
— Уверена, я могу придумать ещё парочку, если ты дашь мне пару минут.
У него хватило наглости ухмыльнуться, что просто взбесило меня, потому что он явно не воспринимал наш разговор всерьёз.
— Ты сильно краснеешь, когда злишься.
— И это смешно?
— Когда ты была ребёнком, ты становилась красной как свёкла, когда что-то шло не так, как ты этого хотела.
— Я всё ещё не понимаю, почему это должно быть смешно.
Я вымыла руки, затем вытерла их кухонным полотенцем и начала накрывать остатки еды.
Август оттолкнулся от столешницы и отнёс закрытые плёнкой тарелки в холодильник.
— Не хочешь рассказать мне, почему ты соврала мне о том, что больше не любишь кабачковый кекс, булочки с корицей и прочее?
— Потому что мне не нравится, когда разные люди думают, что они всё обо мне знают.
— С каких пор ты относишь меня к "разным людям"?
В его тоне послышалась обида.
Я оторвала взгляд от тарелки, на которой лежали кусочки копчёного лосося.
— Ты думаешь, что знаешь меня, потому что я краснею, когда злюсь, или потому что я всё ещё ем всё то, что мне якобы не нравится, но я уже не та маленькая девочка, которую ты катал на своём пикапе и привозил в кафе-мороженое, чтобы перекусить, ясно?
Он нахмурился ещё сильнее, и другие области его лица тоже покрылись морщинками.
— Ты на десять лет старше меня. Ты всегда будешь на десять лет старше. Это никогда не изменится, но каждый раз, когда ты называешь меня Ямочками, я чувствую себя шестилеткой. Вряд ли ты хочешь заставить меня чувствовать себя ребёнком, но так оно и выходит. Я устала от людей, которые думают, что я веду себя по-детски. Или считают меня одноразовой.
— Одноразовой?
Август уставился на меня своими ярко-зелёными глазами, которые напоминали листья, которыми было усыпано дерево за кухонным окном.
— Когда это я заставлял тебя чувствовать себя одноразовой?
— Такого не было... Я не тебя имела в виду.
Я провела влажными руками по волосам.
— Я очень устала, Август.
Я попыталась пройти мимо него, но он вытянул руку, преграждая мне путь.
— Кто заставил тебя чувствовать себя одноразовой?
— Никто. Я даже не знаю, зачем я это сказала.
— Несс...
— Это уже неважно.
— Если это уже неважно, то почему ты выглядишь так, словно у тебя вот-вот случится нервный срыв?
Он не опустил руку.
— Ты, может, и изменилась, но я нет. Я всё такой же отличный слушатель.
Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке.
— Я ценю твоё предложение, но я лучше отгрызу себе руку, чем буду говорить с тобой по душам о парнях. Без обид, но это было бы просто странно. И не из-за нашей связи, а потому, что ты парень.
Он так и не опустил свою руку.
— Ну, хорошо. Не хочешь рассказать мне, почему ты расстался с Сиенной? — спросила я, пытаясь доказать ему свою точку зрения, а не потому, что хотела обсудить его бывшую.
Воспоминание о прошлой ночи пронзило меня изнутри, точно кинжал. И как только мой первоначальный шок от того, что я обнаружила Лиама с другой женщиной, прошёл, я поняла, что было кое-что ещё, что причинило мне ещё большую боль: тот факт, что он сделал это в присутствии стольких людей. Это было мерзко. Однако, опять же, он не изменял мне. Я должна была перестать воспринимать это как предательство. Он никого не предавал.
— Нет, — сказал Август.
Мне понадобилась секунда, чтобы вспомнить, на какой вопрос он ответил.
— Вот видишь.
Наконец он опустил руку, пропуская меня. Я подошла к Эвелин и Изобель и следующие два часа разговаривала исключительно с ними. За это время у меня несколько раз покалывало кожу тыльной стороны шеи. В какой-то момент я обернулась, чтобы проверить, не схожу ли я с ума, или кто-то и правда наблюдает за мной. Я поймала на себе пристальный взгляд Августа.
Ну, хотя бы, я точно не сходила с ума.
Я выдавила улыбку, чувствуя, что наш разговор каким-то образом снял часть повисшего между нами напряжения. Вот бы только этот разговор мог также разрушить нашу связь.
Ещё пять месяцев.
Что, в сущности, такое — пять месяцев?