Лицо Эвелин стало белее, чем глазурь на булочках с корицей.

— Фрэнк... нет.

Он взял её руку в свою и крепко сжал.

— Всё будет хорошо.

— Я могла бы поехать, — вызвалась я. — Может быть, их Альфа хорошо отнесётся к девушке?

Веснушки Августа потемнели.

— Несс, это совершенно...

— Нет, нет, и ещё раз нет.

Эвелин так сильно сжала моё запястье, что перекрыла мне кровообращение.

— Некоторые женщины чувствуют меньше угрозы со стороны представителей своего пола, — сказала я.

Фрэнк почесал свою морщинистую шею.

— Сомневаюсь, что это разумно. Ручейные... ну, они очень тяготеют к своей другой природе, что не добавляет им цивилизованности.

— Они убили Эвереста, Несс, — прошептал Джеб. — Я не могу потерять и тебя тоже.

Я сжала губы. Ради Джеба я решила не спорить.

После этого никто больше не говорил о политике стаи. Говорили о летних Олимпийских играх и налоговых реформах. Когда Малютка Джей ушёл на встречу со своими друзьями, а мужчины принялись обсуждать политику за сигарами и виски, я начала убирать со стола. Эвелин и Изобель пытались помочь мне, но я сказала им, чтобы они сели, и что я была рада подвигаться после всей той еды, которую проглотила.

— Дорогой, помоги Несс, — сказала Изобель сыну, подходя к дивану, чтобы сесть.

Август оттолкнулся от деревянного косяка и неохотно направился на кухню.

— Мне не нужна твоя помощь, — сказала я, составляя тарелки в посудомоечную машину.

Но он всё равно начал мне помогать.

Мы не разговаривали, пока убирали кухню, и даже не смотрели друг на друга.

В какой-то момент он спросил:

— Почему у тебя такой вид, словно ты проплакала всю ночь?

Я облизнула губы. Не было смысла отрицать то, что было и так очевидно.

— Потому что так оно и было.

— Из-за чего?

— Пару дней назад ты прислал мне резкое письмо, а теперь обеспокоен тем, почему я плакала?

Он нахмурился.

— Резкое письмо?

— Чтобы я не смешивала работу и удовольствие. К твоему сведению, я не просила Лиама приезжать, точно так же, как не просила его заставить тебя уехать из Боулдера, и я точно так же не встречаюсь с Лиамом, понятно? Так что в его визите не было ничего личного и хотя бы отдалённо приятного.

Я насыпала порошок для посудомоечной машины в лоток и захлопнула дверцу.

— Кроме того, ты, должно быть, неправильно понял его, потому что он, судя по всему, не требовал твоего отъезда. Он спросил, не планируешь ли ты уехать.

Август фыркнул.

— Ты можешь перестать всё время фыркать? Серьёзно, тебе двадцать семь лет. Даже Малютка Джей не фыркает так часто, как ты.

Он моргнул, глядя на меня, а затем скрестил руки на груди и прислонился бедром к кухонной столешнице.

— Есть ещё какие-нибудь комплименты, которые ты хочешь мне отвесить?

— Уверена, я могу придумать ещё парочку, если ты дашь мне пару минут.

У него хватило наглости ухмыльнуться, что просто взбесило меня, потому что он явно не воспринимал наш разговор всерьёз.

— Ты сильно краснеешь, когда злишься.

— И это смешно?

— Когда ты была ребёнком, ты становилась красной как свёкла, когда что-то шло не так, как ты этого хотела.

— Я всё ещё не понимаю, почему это должно быть смешно.

Я вымыла руки, затем вытерла их кухонным полотенцем и начала накрывать остатки еды.

Август оттолкнулся от столешницы и отнёс закрытые плёнкой тарелки в холодильник.

— Не хочешь рассказать мне, почему ты соврала мне о том, что больше не любишь кабачковый кекс, булочки с корицей и прочее?

— Потому что мне не нравится, когда разные люди думают, что они всё обо мне знают.

— С каких пор ты относишь меня к "разным людям"?

В его тоне послышалась обида.

Я оторвала взгляд от тарелки, на которой лежали кусочки копчёного лосося.

— Ты думаешь, что знаешь меня, потому что я краснею, когда злюсь, или потому что я всё ещё ем всё то, что мне якобы не нравится, но я уже не та маленькая девочка, которую ты катал на своём пикапе и привозил в кафе-мороженое, чтобы перекусить, ясно?

Он нахмурился ещё сильнее, и другие области его лица тоже покрылись морщинками.

— Ты на десять лет старше меня. Ты всегда будешь на десять лет старше. Это никогда не изменится, но каждый раз, когда ты называешь меня Ямочками, я чувствую себя шестилеткой. Вряд ли ты хочешь заставить меня чувствовать себя ребёнком, но так оно и выходит. Я устала от людей, которые думают, что я веду себя по-детски. Или считают меня одноразовой.

— Одноразовой?

Август уставился на меня своими ярко-зелёными глазами, которые напоминали листья, которыми было усыпано дерево за кухонным окном.

— Когда это я заставлял тебя чувствовать себя одноразовой?

— Такого не было... Я не тебя имела в виду.

Я провела влажными руками по волосам.

— Я очень устала, Август.

Я попыталась пройти мимо него, но он вытянул руку, преграждая мне путь.

— Кто заставил тебя чувствовать себя одноразовой?

— Никто. Я даже не знаю, зачем я это сказала.

— Несс...

— Это уже неважно.

— Если это уже неважно, то почему ты выглядишь так, словно у тебя вот-вот случится нервный срыв?

Он не опустил руку.

— Ты, может, и изменилась, но я нет. Я всё такой же отличный слушатель.

Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке.

— Я ценю твоё предложение, но я лучше отгрызу себе руку, чем буду говорить с тобой по душам о парнях. Без обид, но это было бы просто странно. И не из-за нашей связи, а потому, что ты парень.

Он так и не опустил свою руку.

— Ну, хорошо. Не хочешь рассказать мне, почему ты расстался с Сиенной? — спросила я, пытаясь доказать ему свою точку зрения, а не потому, что хотела обсудить его бывшую.

Воспоминание о прошлой ночи пронзило меня изнутри, точно кинжал. И как только мой первоначальный шок от того, что я обнаружила Лиама с другой женщиной, прошёл, я поняла, что было кое-что ещё, что причинило мне ещё большую боль: тот факт, что он сделал это в присутствии стольких людей. Это было мерзко. Однако, опять же, он не изменял мне. Я должна была перестать воспринимать это как предательство. Он никого не предавал.

— Нет, — сказал Август.

Мне понадобилась секунда, чтобы вспомнить, на какой вопрос он ответил.

— Вот видишь.

Наконец он опустил руку, пропуская меня. Я подошла к Эвелин и Изобель и следующие два часа разговаривала исключительно с ними. За это время у меня несколько раз покалывало кожу тыльной стороны шеи. В какой-то момент я обернулась, чтобы проверить, не схожу ли я с ума, или кто-то и правда наблюдает за мной. Я поймала на себе пристальный взгляд Августа.

Ну, хотя бы, я точно не сходила с ума.

Я выдавила улыбку, чувствуя, что наш разговор каким-то образом снял часть повисшего между нами напряжения. Вот бы только этот разговор мог также разрушить нашу связь.

Ещё пять месяцев.

Что, в сущности, такое — пять месяцев?