— Он заплатил судье? — спросил Ривер, явно не веря.

— Да, и видимо не одному человеку, я уверен. Как вся эта хрень не попала в газеты или новости, не знаю. Я не знаю всех деталей, только то, что Тед готовился к перевыборам и был готов на все, чтобы сохранить лицо. — Я ухмыляюсь и закатываю глаза. — Нельзя же изображать счастливого семьянина перед избирателями, если его восемнадцатилетнего пасынка отправили в тюрьму, верно?

Ривер несколько раз моргнул и покачал головой, все еще переваривая услышанное.

— И ему все сошло с рук. Как ему сошло с рук то, что он сделал с тобой.

Это утверждение, а не вопрос.

Прикусив внутреннюю сторону щеки, я киваю.

— Да, но это из-за сделки, которую мы заключили.

Он бросает на меня взгляд.

— Что за сделка, и, что более важно, почему?

— У меня не было выбора в этом вопросе, — вздыхаю я, проводя рукой по лицу. — Он заплатил кому-то, чтобы замять всю заваруху, и в благодарность за его великодушие я должен был держать рот на замке о том, что произошло между нами, когда я был моложе. А если бы я отказался, он бы не стал мешать им запереть меня на всю жизнь.

— То есть ты хочешь сказать, и поправь меня, если я ошибаюсь… — говорит он, — ...он шантажировал тебя, чтобы ты молчал об изнасиловании? Неоднократно? Годами?

Я киваю.

— Да.

— И ты запросто согласился на это?

— Либо так, либо провести всю жизнь за решеткой, Рив. Разумеется, я выбрал наиболее приемлемый вариант. Потому что, несмотря на чувство вины за случившееся, я не убивал Дикона. Так что же мне оставалось делать?

Ривер вздохнул, проведя рукой по волосам.

— Я не знаю. Это просто... пиздец.

— А то я не знаю. — Откинувшись в кресле, я смотрю на темнеющее небо. — Вот почему я так боялся. Теперь, когда стало известно, какой он больной, извращенный ублюдок, я боюсь, что он выполнит свои угрозы. Найдет способ отправить меня в тюрьму за то, что случилось много лет назад.

— Разве нет закона против такого рода вещей? Нельзя быть судимым за одно и то же преступление дважды?

— Да, но меня так и не судили. Дело не было закрыто, обвинения против меня просто сняли.

— Черт, — пробормотал он себе под нос, повесив голову. — Значит, тебя все еще могут посадить за это?

— Возможно? Я не уверен, честно говоря. Я уверен, что он найдет способ. Он всегда умудряется заставить дерьмо работать на него, всегда получает то, что хочет, от тех, кто может стоять на его пути. Не обращая внимания, что он сам создает. — Я вздыхаю, откидывая голову на спинку кресла. — Он беспощаден в своей попытке проползти к власти, а люди, достойные быть там, заслуживающие хороших вещей в жизни, — он давит своей ладонью по пути наверх.

— Одни поднимаются грехом, другие падают добродетелью, — повторяет он слова, нанесенные татуировками на мою кожу, и смотрит мне в глаза. — Ты просто пытался защитить меня.

Я торжественно киваю.

— Это все, чего я когда-либо хотел, Ривер. Ты должен поверить, что я никогда не планировал, что все зайдет так далеко. Я не хотел причинить тебе боль, а я знаю, что причинил, независимо от того, отрицаешь ты это или нет. Я просто надеюсь, что однажды ты сможешь простить меня. Начать все сначала и на самом деле… — Я запнулся, слова застряли у меня в горле.

— Я тоже этого хочу, — тихо шепчет он, понимая мои мысли, которые я не могу высказать. — Но можем ли мы всё исправить? Возможно ли это вообще?

— Я не знаю, — честно говорю я ему. — Я надеюсь, что мы сможем. Потому что там, в шале? Где никто не мог нас тронуть? Черт, Abhainn, мы были всем.

Он кивает в знак согласия, глядя на звезды, которые теперь ярко сияют в темно-синем ночном небе.

— Мы просто где-то по пути очень сильно облажались.

Он говорит «мы», но я беру всю вину на себя. Каждая её крупица лежит на моих плечах. Мой крест, который я должен нести.

После этого мы некоторое время молчим, и я вижу, как его пальцы постукивают, у Ривера есть песня. Но я не спрашиваю. Не тогда, когда я сказал ему, что больше не буду.

— My Heart I Surrender, I Prevail², — шепчет он, читая мои мысли.

И от этих слов у меня болит сердце.

— Если бы я мог, я бы хотел вернуть всё назад. Всё, что произошло за последние пару месяцев. — У меня вырывается грустный смех, и я качаю головой. — Я бы хотел, чтобы мы никогда не уезжали из шале. Потому что не могу припомнить, когда бы я был так счастлив в последний раз.

Ривер закусывает губу и снова кивает, его глаза блестят, когда он прочищает горло.

— Я тоже, детка. Я тоже.