Глава шестнадцатая. Танака
Школьный врач был похож на подростка, у которого только что сломался голос. Можно было принять его за студента, если бы Танака не знала наверняка, что это не так. Темнокожий, с пухлыми губами и очень короткой стрижкой. В других обстоятельствах она бы посчитала его привлекательным. А сейчас почти ненавидела. Во-первых, он нервничал. Каждое его предложение звучало с повышающимся в конце тоном, как будто вопрос, даже самое очевидное утверждение. А кроме того, ее лимбическая система отметила, что всякий раз в его присутствии случается что-то неприятное или раздражающее. Смена повязки на искореженной щеке, втыкающиеся иглы, чтобы взять кровь или впрыснуть лекарство, сканирование на древнем школьном автодоке. Что-нибудь в этом роде.
Что хуже всего, Танака, скорее всего, была обязана ему жизнью.
С ее людей — штурмового отряда Мугабо, который она позаимствовала — сняли снаряжение и похоронили. Уинстон Дуарте лично покончил с традицией привозить мертвых на Лаконию для похорон. Вся земля кругом лаконийская, таков был его посыл.
Даже с учетом обширного кровотечения из головы и лицевых ран, она вряд ли умерла бы на земле Аббассии. Но если кто-нибудь всадил бы в нее пулю, убийство вполне могли бы свалить на Холдена и ту неведомую хрень, в которую превратился его корабельный механик. Танака не помнила, как ее нашли и как принесли в медотсек. Она не знала, колебался ли врач или действовал решительно, вспомнив клятву Гиппократа. Одно она знала наверняка — она перед ним беззащитна, доверив свою жизнь этим юным рукам без единого шрама. И ненавидела его за это.
— Я бы настоятельно рекомендовал в ближайшие три недели не совершать никаких маневров с высокими перегрузками? — сказал он, пока Танака собирала свои немногочисленные вещи в мешок. — Регенерирующий гель с трудом держится на подвижных поверхностях вроде щеки?
— Я постараюсь поберечься, — сказала она, проговаривая каждое слово по отдельности онемевшими остатками рта.
Пуля Холдена лишила ее трех верхних зубов слева и большей части правой щеки. Были еще микропереломы от нёба до левой глазницы, и непрекращающиеся головные боли. Хотя это, вероятно, последствия драки с черноглазым механиком. Когда в черепе такое творится, нет нужды выдумывать для каждой раны свою историю.
— Думаю, было бы разумнее подождать? Еще недельку, чтобы гель схватился?
Танака не удостоила его ответом. Ее броня лежала во дворе, аккуратно сложенная для восстановления, вместе с уцелевшим снаряжением штурмовой группы. Танака вышла из лазарета во двор, а медик тащился за ней, как клочок ткани, прилипший к подошве. Кар с «Ястреба» еще пылил в полукилометре от школы. Персонал и студенты уставились на нее из окон и дверей со смесью страха и неодобрения. Для них она была свалившейся с неба женщиной, которая заперла их и превратила школу в поле боя. За такое не положена ученая степень.
При этой мысли она улыбнулась и тут же поморщилась.
Когда кар наконец-то прибыл, в нем сидел Мугабо. Его отточенные профессиональные манеры были гладкими, как накрахмаленная рубашка. И Танаке полегчало. Она почувствовала себя на месте. Пока небольшая группа грузила оружие и броню покойников, Мугабо стоял рядом с Танакой, наклонив голову.
— Я уже заждалась, — сказала она.
— Прошу прощения. Из-за полученных повреждений было опасно входить в атмосферу, а ваш челнок... К сожалению, нам пришлось заменить часть оборудования. Прошу прощения за задержку.
— И как продвигается ремонт?
Мугабо кивнул, просто обозначив, что услышал вопрос, не более.
— Повреждения серьезные, но я уверен, что продолжать полет безопасно. Главный механик рекомендовал вернуться на Лаконию для пополнения запасов.
— У нас что-то закончилось?
— Запасы композитов для корпуса значительно снизились.
— То есть, функция самовосстановления не работает.
— Целостность корпуса в пределах допустимой погрешности, — ответил Мугабо.
Танаке нравилась его манера давать уклончивые ответы. Это не ему хочется вернуться на Лаконию, а главному механику. Корабль не сломан, если Танака не признает его таковым. В полотно лаконийской культуры всегда вплеталась эта нить — готовность принять любую реальность, предложенную командиром. Танака задумалась, каков его внутренний мир. Прячется ли где-то там свободолюбие и своеволие, как у нее, или он весь такой пресный?
Она запрыгнула на переднее сиденье рядом с водителем и посмотрела на школу. Поле боя. Танака проиграла, потеряла свой отряд, цель, потеряла собственную кровь и плоть. И часть репутации. А проиграла она потому, что промедлила с активными действиями. Тереза Дуарте была ценным активом. Незаменимым. Холден готов был ею рискнуть, а Танака нет. Теперь она усвоила урок.
В глубине души ей хотелось запустить в школу ракету с орбиты, стереть это место с лица планеты. И она могла бы это сделать. Уничтожить несколько человек, включая долбаного врача, и никто ее за это не накажет. Правда, люди узнают, об этом. И поймут, что ею двигали растерянность и стыд.
Так что нафиг. Пусть живут.
Отряд Мугабо закончил погрузку, все снова расселись по местам в каре. Из-за особенностей местной атмосферы солнечный свет отражался шестью полосками как на детском рисунке звезды. Танака вспомнила фразу, которую где-то слышала: «Я готов разить даже солнце, если оно оскорбит меня». Она не знала, откуда эти строки. Да и какая разница. Охота еще не закончена.
— Можно ехать, — сказала она.
— Есть, сэр, — ответил Мугабо.
Кар дернулся, развернулся и помчался к взлетной площадке. Поднявшийся ветер имел привкус пыли. Танака утешалась тем, что может прожить полноценную, богатую событиями жизнь, ни разу не вернувшись на эту мерзкую планету. Эта мысль помогла, но лишь отчасти.
Когда они вернулись на «Ястреб» и втопили на полную к вратам, она отдалась на волю медиков. Вошла в лазарет добровольно и на своих двоих, и даже не поморщилась при болезненном осмотре. А после того как обработали рану на голове, соскребли регенерирующий гель со щеки, пришили новую соединительную ткань и опять нанесли порцию геля, ей полегчало. Все болело, но было нечто успокаивающее в том, что Танака могла убедить себя и других в случайном характере этой боли. Всем известна долгая и славная история умерщвления плоти художниками и религиозными фанатиками. Она не причисляла себя ни к тем, ни к другим, но что-то общее, наверное, все-таки было.
Новые нервные окончания зудели, а когда Танака слишком быстро встала во время полета на тяге, в голове запульсировала боль. Не считая этого, она была готова вернуться к работе, и начать следовало с отчета об операции. Танака села за маленький письменный стол в кабинете, и под гул воздухоочистителя и мягкую дрожь корпуса корабля от работающего двигателя стала тщательно вспоминать проваленную миссию в мельчайших подробностях. Отчет она отправила Трехо, словно признание атеиста в грехах. Ритуал очищения, когда лишь в минимальной степени чувствуешь себя действительно очищенным. Покончив с этим, она взялась за работу.
Пока она приходила в себя, «Росинант» ушел в отрыв, проскочив к вратам мимо встречного торгового корабля и газовых гигантов с такой скоростью, что бессмысленно было теперь за ним гнаться. В какую бы систему ни шел «Росинант», когда Танака достигнет пространства колец, он уже будет у цели. Но скорость света он все равно не превысит. Танака отправила сигнатуру двигателя и описание маскировочного контура «Росинанта» в каждую систему, где еще оставались лаконийские ретрансляторы. Куда бы Холден ни отвез девчонку, их будут искать. И может быть, Танаке повезет.
Или нет.
Она целыми днями разбиралась в отчетах о результатах других операций, которые она организовала. Согласно анализу Директората по науке, яйцеобразная штуковина представляла собой безынерционное средство передвижения, и теперь ученые пытались найти способы его отследить. По одной теории, корабль-яйцо должен оставлять за собой след из свободных нейтронов. Танака освободила Директорат по исследованиям и горной разведке от всех других задач и поручила составить отчет обо всех известных объектах инопланетного разума во всех системах.
Куда бы ни отправился Дуарте, он наверняка на одном из этих объектов. Любая активность на них даст отправную точку. Но пока что она не могла похвастаться успехами. По ее приказу Директорат по разведке проверял всех доверенных помощников и бывших любовниц Первого консула — на случай, если их, как и Трехо, навестил Дуарте, но в отчете была только бюрократическая уклончивость, прикрывающая отсутствие результатов.
Она разозлилась. Ничего страшного. Гнев — это хорошо. Полезно. Танака это понимала.
Она с точностью до секунды помнила, когда в последний раз испытывала жалость к себе. Ей было одиннадцать лет, и она жила в Иннис-Дип. В том году умерли ее родители. Мать узнала о своем муже нечто такое, с чем не могла смириться, однажды ночью вывела из строя воздухоочиститель в квартире, и оба задохнулись во сне. Танаку отправили на ночь к тете Акари. Там она и жила, пока не выросла. Если тетя и знала, что именно так разъярило ее мать и довело до самоубийства, то никогда не рассказывала об этом.
Переезд означал смену школы, что усугублялось еще и необъяснимой потерей родителей. Как-то раз после школы Алиана сидела на кровати и плакала, там ее застала тетя и спросила, в чем дело. Алиана призналась, что одна девочка в школе дала ей пощечину и унизила.
Тетя Акари опустилась перед ней на колени. Она служила капитаном марсианского военного флота и была высокой, как все женщины в роду. В безупречной форме она выглядела богиней-воительницей. Алиана ждала, что тетя крепко обнимет ее и скажет, что во всем разберется, как поступила бы мать.