Ворон с расправленными крыльями. Крылья были исцарапаны тяжёлым почерком, с кляксами, как если бы каждое перо кровоточило. Художник сильно давил на каждую деталь, подчёркивая её особенности, размывая мельчайшие детали.

Его тёмный клюв был раскрыт, голова склонилась набок, он смотрел, ждал... видел. Его острые лапы впились острыми, как бритва когтями в страницу, и казалось сама страница начала кровоточить. Корявые линии художника тянулись, растягивались и сжимались, пока не осталось никаких сомнений, это животное опасно.

Это животное означало смерть.

Отец Гариус нетерпеливо постучал пальцем по изображению. Я окинула взглядом слова, нацарапанные на полях, и абзацы на соседних страницах. Но всё было написано на другом языке, который я не могла понять.

Отец Гариус снова постучал и, подняв глаза, я встретилась с ним взглядом. Другой рукой он схватился за горло и сделал вид, что задыхается.

— Да, — прошептала я, наконец, поняв. — Да, я видела это раньше. В своих снах, — я сглотнула и выдохнула, моё сердце внезапно затрепетало. — И в реке тоже.

Старый монах опустил глаза, признавая поражение. Он захлопнул книгу, словно мог заточить ворона внутри этих древних страниц. От тревоги меня бросило в озноб.

— Что же мне делать? — я спросила мужчину, который не мог мне ответить.

Отец Гариус долго смотрел на меня. Наконец он снова подошёл к книжному шкафу и поднялся по раздвижной лестнице, открывавшей доступ к верхним рядам книг.

Найдя нужное место на полке, он отодвинул книги в сторону, сложив их в ненадёжную стопку на краю полки. Двумя сильными пальцами он постучал по задней стенке. Что-то поддалось, и его рука исчезла в зияющей чёрной дыре.

Его рука снова появилась, теперь уже сжимая кожаную сумку. Он сунул сумку под мышку, поставил на место стенку, книги и свитки и осторожно спустился с лестницы. Он сел и ещё с минуту пристально смотрел на меня.

Он кивнул, в конечном счете, уступив какой бы то ни было идее, которая привела его в движение. Он развязал клапан на сумке и вынул содержимое.

Я резко втянула в себя воздух. Мощь чистого воздуха пронзила меня подобно острию ножа.

Золото отражало послеполуденный свет, проникавший в комнату, подобно длинным пальцам садящегося солнца. Рубин в центре диадемы подмигнул мне, нашёптывая воспоминания и замыслы, шепча о королевстве полном грёз и ещё более полном сожалений.

Я потянулась к короне ещё до того, как успела связать воедино две связные мысли. Я сомкнула онемевшие пальцы вокруг тонких граней и позволила золоту врезаться в ладони, показать мне, насколько оно реально, доказать, что это именно то, о чём я думала.

— Откуда? — я поперхнулась словом, заикаясь от его тяжести. — Откуда у вас она?

Отец Гариус уставился на меня своими мудрыми серыми глазами, и мои мысли вернулись к тому дню, который мне постоянно снился, но я никогда не вспоминала о нём добровольно.

Мальчик. Девочка. Растерянный монах.

"— Они мертвы, — серьёзно прошептал мальчик. — Все до одного. Вся королевская семья, — монах уставился на мальчика. — Возьмите её. Вы должны. Они убьют её, если найдут, — монах покачал головой, отрицая истинность слов мальчика. — Возьмите её сейчас же, — взмолился он. — Возьмите её и возьмите это.
Он сунул окровавленную корону в руки монаха. Его пальцы оставляли липкие отпечатки на грязном золоте. Монах опустил взгляд на корону, на головной убор древнего королевства, а затем перевел взгляд на испуганную маленькую девочку. В итоге монах кивнул. Единожды.

Я плакала. Я не могла перестать плакать.

— Я не могу оставить тебя, — сказала я мальчику.

Его ясные голубые глаза смотрели на меня с непролитыми слезами.

— Это единственный способ уберечь тебя, — он шагнул ближе, сжимая мои руки, алые от чужой крови. — Ты должна идти, Тесса. Ты должна уйти, иначе они убьют и тебя тоже.

— А как же ты? — я всхлипнула, пытаясь сдержать слёзы, стараясь быть такой же сильной и храброй, как он. — Они и тебя убьют.

Он резко тряхнул головой, взъерошив свои тёмные кудри и отбросив их на лоб.

— Они охотятся не за моим королевством. Они не хотят иметь со мной ничего общего.

— Я не могу оставить тебя, — настаивала я.

Взгляд его голубых глаз умолял меня, даже когда он подтолкнул меня к монаху.

— Только так я могу защитить тебя. Пожалуйста, Тессана, позволь мне защитить тебя".

Я моргнула, удивившись этому воспоминанию. Я совсем забыла о принце. Я совсем забыла о короне.

"— Однажды я женюсь на тебе, — заявил тот самый маленький мальчик всего за несколько недель до трагических событий. — Я женюсь на тебе, а это значит, что ты должна позволить мне защищать тебя.

Я дерзко вздёрнула подбородок и возразила:

— Мне не нужна твоя защита.

Его улыбка согревала меня изнутри. Она была такой же яркой, как солнце.

— Я знаю это, Тесса. Вот почему ты должна мне это позволить.

— Прекрасно, — вздохнула я. — Ты можешь защищать меня. Когда мы поженимся. Но ни днём раньше".

Отец Гариус прочистил горло, и мои мысли вернулись в настоящее. Я прижала корону к быстро бьющемуся сердцу, и мне пришлось смахнуть слезу, о которой я и не подозревала.

— Корона принадлежит моему отцу, — я произнесла слова, запертые в тюрьме моего прошлого.

Я провела большим пальцем по бриллиантам и выгравированным виноградным лозам. Закрыла глаза и увидела отца, сидящим на краю трона, с короной на голове, с улыбкой на губах. Я видела, как мой старший брат примерял её, когда отца не было в тронном зале. Я видела, как сестра смотрит на него с приоткрытым от страха ртом.

Эта корона, которая управляла не только одним королевством, а девятью. Девять королевств, управляемых наследием ста королей.

Корона Девяти Королевств.

Мой отец был сотым монархом в роду ста королей. И старший брат должен был стать сто первым.

Но правление моего отца было прервано, а правление моего брата закончилось, не успев даже начаться.

И теперь я сидела в тихом уединении Монахов Молчания, в королевстве вдали от моего собственного, тайно спрятанная, защищённая из чистой необходимости, единственный оставшийся член королевской семьи Элизии.

И в моих хрупких руках я держала ключ к объединению разрозненных королевств. Ключ к вновь обретенному миру в королевстве.

Ключ отмщения, которого я жаждала больше всего на свете.