Через две секунды он сказал глубоким голосом, который, несмотря на то, что он стоял от меня в трех футах, отдавался эхом в груди:

— Я вышел.

Затем он закрыл телефон и бросил его мне.

Я инстинктивно подняла руки и, к счастью, поймала его прежде, чем тот упал на асфальт у наших ног.

— Ключи, — пророкотал он, и я моргнула.

— Что?

Его большая рука протянулась между нами, ладонью к небу, и я посмотрела на нее, видя на его сверхчеловечески мускулистом предплечье черные татуировки и выступающие вены.

— Ключи, — повторил он.

Мой взгляд вернулся к его прекрасным глазам.

— Но... это моя машина.

— Ключи, — рокот повторился снова, тот же тон, никакого нетерпения, ничего, и у меня возникло ощущение, что он будет стоять здесь весь день, с протянутой рукой, повторяя это слово, пока я не подчинюсь.

Я сглотнула.

Хм-м.

Я решила, что не хочу провести весь день под палящим солнцем, беседуя с человеком-горой, чья роль заключалась в произнесении единственного слова.

— Они в замке зажигания.

— Пассажирское сиденье, — ответил он, и мне стало интересно, знает ли он какие-нибудь глаголы.

Я не сочла разумным задавать этот вопрос. Кивнув, я заметила, что он не двигается. По обе стороны от него между дверью и машиной было небольшое пространство, но очень небольшое. Он не собирался убираться с моего пути.

Я повернулась боком, втянула живот и прижалась к нему, передом скользнув по его твердому боку, задом — по дверце машины.

Обогнув багажник, я направилась к пассажирской стороне.

К тому времени, как я устроилась на месте пассажира, он отрегулировал сиденье и впихнул свою большую тушу за руль.

В ту же секунду, как я захлопнула дверцу, моя драгоценная малышка с ревом ожила.

Он не пристегнул ремень безопасности и не стал ждать, пока это сделаю я, его занесло, колеса заскрежетали по асфальту, и мы помчались сквозь волны зноя по дороге, ведущей от тюрьмы.

Дерьмо.

*****

— Двое, — пророкотал Тай Уокер, обращаясь к женщине в желтом платье официантки, с белыми манжетами на коротких рукавах, в маленьком белом фартуке и маленьком белом чепчике — весь наряд словно из ситкомов 70-х.

Запрокинув голову назад, она смотрела на него, быстро моргая, по ее лицу пробегали легко читаемые эмоции. Трепет. Страх. Возбуждение. Любопытство. Вожделение.

— Двое, — повторил Тай Уокер, когда она не двинулась с места, и добавил: — Кабинка. — Потом закончил: — Позади.

Она продолжала моргать.

Я встала между ними и взмахнула рукой в надежде привлечь ее внимание.

Моргнув пару раз, она опустила голову ко мне, но даже так ей все равно приходилось смотреть снизу вверх, потому что я была выше ее, даже если бы не была в босоножках на платформе.

— Привет, — радостно сказала я. — Мы можем занять кабинку в задней части зала?

Она пристально посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Уокера, потом снова на меня, потом кивнула, повернулась к стойке, схватила два меню и поспешила через закусочную в заднюю часть, где была свободная кабинка.

Она шлепнула меню на стол, Уокер обошел ее и сел спиной к стене. Я проскользнула с другой стороны.

— Спасибо, — с улыбкой сказала я.

— Кофе, — перебил меня Уокер. — Сейчас.

Она быстро кивнула.

— Бекон, хрустящий, двойную порцию, — продолжил он. — Сосиски, двойную порцию. Четыре оладьи. Яичница из четырех яиц. Четыре ломтика хлеба. Картофельные оладьи, двойную порцию. После кофе.

Она моргнула, и до меня дошло, что это было самое длинное, что он сказал (так как во время часовой поездки от тюрьмы до закусочной мы вообще не разговаривали), а еще до меня дошло, что он, возможно, и не знал никаких глаголов, так как до сих пор не произнес ни одного, кроме того, когда сказал, что вышел, но даже при этом, он использовал только два слова.

Потом она посмотрела на меня.

— Я пока не знаю, что хочу, но диетическая кола была бы кстати. Я взгляну на меню. Но было бы хорошо, если вы сможете принести моему приятелю его заказ, — сказала я ей. — Он, эм… голоден, — закончила я, указывая на очевидное, так как он заказал достаточно, чтобы накормить четверых.

— У нас только диетическая пепси, — прошептала она, в ее шепоте слышалась дрожь страха, будто если я не получу колу, это приведет Уокера в ярость, кровавые последствия которой станут достоянием новостей.

— Пойдет. — Я снова ей улыбнулась.

Она кивнула и поспешила прочь.

Я перевела взгляд на Уокера. Он смотрел в окно.

Потом посмотрела в меню.

Сначала официантка принесла кофе, и я заказала сэндвич с тунцом и расплавленным сыром и картошку фри. Она вернулась с пепси. И пока мой сэндвич готовился, принесла его блюда. Наконец, она подала мне сэндвич.

К этому времени Уокер почти покончил с едой.

И, замечу, за все это время он не проронил ни слова.

Жуя жареную картошку, я решила, что пришло время смириться и попытаться завязать разговор, хотя бы для того, чтобы узнать, что дальше.

— Вкусно? — размышляя, как бы с ним поладить, спросила я, когда он запихнул оладью в рот.

Его взгляд остановился на мне.

Чего он не сделал, так это не заговорил. Он просто жевал и глотал, вонзая вилку в оладьи, а, проглотив, запихивал следующую порцию.

Затем его взгляд скользнул по закусочной и, не вернувшись ко мне, продолжил осматривать все вокруг.

Я попробовала еще раз, решившись на более прямой подход, поскольку, очевидно, этот парень не нуждался в праздной болтовне.

— Итак... э-м… что дальше по плану?

Он снова посмотрел на меня. Затем наколол вилкой сосиску, поднес ее к своим великолепно очерченным губам и откусил половину ровными, очень белыми, чрезвычайно крепкими на вид зубами.

Сделав это, он не ответил.

Поэтому я продолжила попытки.

— Было бы неплохо узнать, э-э... что будем делать, и… куда поедем.

Он доел половинку сосиски.

И снова не ответил.

— Э-м… Тай... — начала я, но он, наконец, заговорил, перебив меня.

— Имя, — пророкотал он.

— Имя? — спросила я в замешательстве.

Его прекрасные глаза не отрывались от меня, но он ничего не объяснял.

— Имеешь в виду мое имя? — спросила я.

И он снова продолжил смотреть на меня, не говоря ни слова.

— Лекси, — ответила я, догадываясь о чем он, и не указывая на то, что я уже ему представилась.

— Полное имя, — сказал он и проткнул еще одну сосиску.

Пока он откусывал половину, я ответила:

— Алекса Энн Берри.

Он прожевал, проглотил.

— Приводы? — спросил он, и я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице.

— Что? — спросил я в ответ.

— У тебя есть судимость?

Я удивилась этому вопросу по двум причинам. Во-первых, он произнес свой первый глагол, а я уже убедила себя, что он знает только язык пещерных людей. Во-вторых, вопрос был странный.

— Нет, — ответила я. — Никаких судимостей.

Или, по крайней мере, ни одной, о которой было бы известно. Что я могла сказать? Я была дикой — вот причина, по которой Ронни был моим парнем со средней школы. Только тогда он таким не был. Потом у меня этот период закончился, и начался у него, и он преуспел в этом лучше меня. У меня был привод по малолетству, но это не считалось. Или, так я себе говорила.

Его великолепные глаза прошлись от моей головы до груди и обратно, а затем он слегка наклонил голову в сторону.

— Облава?

— Что? — спросила я в ответ, снова придя в замешательство.

— Тебя схватили во время облавы? Что-то, чего тебе не предъявили.

Я покачала головой, все еще сбитая с толку.

— Облавы на что?

— На проституток, — ответил он, и я выпрямилась.

Тогда-то я поняла, что он принял меня за одну из девочек Шифта.

Я испытывала удачу, но я достаточно разозлилась, чтобы податься вперед и с легким раздраженным шипением прошептать:

— Я не проститутка.

И я не могла поверить, что он об этом спросил. Разве я похожа на проститутку? Нет! А я достаточно их повидала, чтобы знать. Конечно, можно было бы сказать, что мои белая майка и шорты цвета хаки не являли собой писк моды, но они не выглядели как одежда шлюхи. Даже если на мне (очень милые, на мой взгляд) телесного цвета босоножки на платформе (в которых я все равно была порядком ниже его).

На улице стояла жара!

И я носила обувь на высоких каблуках. Всегда. Такая уж я. Не все женщины на высоких каблуках проститутки. Даже, если на них шорты.

— Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки. Ты наркоманка?

— Нет, — отрезала я, откинувшись на спинку сидения. — Господи, конечно, нет.

Теперь он на самом деле вывел меня из себя, потому что в среде наркоманов я тоже побывала, и я на них не походила. Во-первых, волосы у меня были чистые. И я подстригла их не далее, как неделю назад. Во-вторых, у меня на теле был жирок. Может, чуть-чуть чересчур, но, серьезно, я не походила на изможденного торчка.

— Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки, — повторил он. — Кто из них ты?

— Ни то, ни другое, — отрезала я.

— Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки, — повторил он. — Тебя послал он, а значит, он тебя знает, так кто же ты?

Ладно, теперь я пришла в настоящее бешенство.

— Можешь задавать этот вопрос снова и снова, Мистер Амбал, но ответ не изменится.

Я поступила неправильно. Он мгновенно уронил вилку на тарелку и обеими руками схватил меня за запястья, потянув их вместе со мной к себе через стол, и выворачивая тыльной стороной. Склонив голову, он просканировал мои руки.

Он искал следы.

Мудак.

Я мысленно отметила, что, может, он и большой, но это не значит, что двигается он медленно.

Я дернула руки на себя, он их не отпустил, и я прошипела:

— Отпусти меня.

Он отпустил и схватил вилку. Затем доел остатки сосиски.

Втянув в себя воздух, я подумала, что, возможно, должна была отказать Шифту в этой конкретной услуге, стоять на своем, воспротивиться и рискнуть.

Я просто проехала через несколько штатов, забрала какого-то парня из тюрьмы, чтобы отвезти куда ему нужно. Именно так, как я и думала.

С Шифтом всегда будет так.

Я должна была это знать.

— Пальцы ног, — пробормотал он, роняя вилку и берясь за кусок тоста.