Глава 16 Официальный свод правил Стальной Магнолии

Tай

Тай все еще чистил зубы, когда Лекси закончила, сплюнула, прополоскала рот и сунула зубную щетку обратно в держатель, прикрепленный к стене между двумя раковинами. Потом шагнула поближе к нему, и он увидел в зеркале, как она наклонила голову и принялась рыться в цветастой сумочке, стоявшей на туалетном столике между раковинами. Вытащив бледно-розовый круглый футляр, повернулась и вошла в маленькую нишу, отведенную для туалета. Он услышал, как что-то небольшое плюхнулось в унитаз, затем снова, и снова, и так продолжалось некоторое время. Лекси повернулась, вышла из ниши, бросила футляр в мусорное ведро и посмотрела на него в зеркало.

Потом она усмехнулась.

Потянувшись к душу и включив воду, стянула с себя его футболку, которую надела перед сном, и, выскользнув из трусиков, шагнула в душевую кабинку.

Тай склонился над раковиной, сплюнул, прополоскал рот и сунул зубную щетку в держатель напротив щетки Лекси.

Затем направился в душ.

*****

Тай стоял, прислонившись бедром к столу, держа перед собой миску с нарезанными бананами, клубникой и йогуртом, другой рукой запихивал ложкой еду в рот.

Его взгляд был прикован к женщине, которая снова была в его футболке и чистых трусиках, с мокрыми, зачесанными назад волосами, но они быстро сохли, завиваясь на горном воздухе. Она наливала ему кофе в дорожную кружку и в то же время осматривала грязную посуду, пятна и крошки на столешнице и горы почты, все это время выглядя так, будто не хотела бы этого видеть.

До того, как она от него ушла, по возвращении домой Тай раз или два заставал их кровать не убранной, но это случалось крайне редко; раз или два она застилала постель наполовину: откинутое одеяло, взбитые подушки, брошенные куда попало. Но он не делал даже этого. Пройдет пара дней, и их одежда будет лежать на полу там, куда они ее скинут перед тем, как трахнуться. Через неделю, она начнет складывать почту в стопочку сбоку кухонной стойки. Несколько раз она оставляла посуду в раковине и мыла ее на следующее утро.

Но кроме этих случаев, кругом всегда была чистота, и со временем она приступит к уборке.

Ясно, что шесть недель без уборки — слишком много.

Прожевав завтрак, он проглотил его и сказал:

— Загружай все в посудомоечную машину, мамочка, а я выну. Вынесу мусор. Пылесосить не буду. Как и не буду чистить гребаный туалет. Сколько я подметал и чистил за решеткой — мне хватит на всю жизнь. Так что я буду делать то, о чем только что сказал. Решай, можешь ли осилить все это или нам нужно найти уборщицу.

При первых же его словах, глаза Лекси обратились к нему.

Когда он закончил, она спросила:

— Пока меня не было, ты действительно загружал и разгружал посудомоечную машину?

Хотя он чувствовал, что она дразнит его, от ее тона все внутри него сжалось.

Он только что закончил трахать ее в душе. Перед этим она дала понять, что хочет двигаться вперед, вместе с ним, сделать следующий шаг к созданию семьи. И после этого улыбнулась ему.

Но с того момента, как они приняли душ, он получил этот тон, который соответствовал ее позе. Тихий, задумчивый, на грани неуверенности.

Он принял это, будучи тупым ублюдком, обращаясь с ней как мудак, выплеснув кучу дерьма, которое не должен был говорить, сравнив ее с Мисти, женщиной, которую он ненавидел, также как и его жена, и можно еще поспорить, кто из них ненавидел Мисти сильнее. В какой-то степени могло быть и хуже, учитывая, что Мисти была одной из местных женщин и связана с тем дерьмом, что он вывалил на Лекси, дерьмом, которого она не заслуживала. Мисти совершила предательство по отношению к сестринской общине, непростительное предательство.

Но Лекси осторожничала, вероятно, даже не осознавая этого. Дважды он облажался, дважды повел себя как мудак, дважды набросился и уничтожил. В первый раз она ни хрена не сделала, чтобы заслужить это, во второй сделала, но его реакция был чертовски за гранью. Теперь он видел, что она сделает все возможное, чтобы ситуация не повторилась в третий раз.

Тай примет этот тон, пусть лучше он, чем тот, каким она говорила с ним на пляже: пустой, безжизненный, далекий голос. Он никогда больше не хотел его слышать, чувствовать темноту, окутывающую ее, чувствовать, что она ушла так далеко, что он знал, беги изо дня в день до конца жизни и не сможешь добраться до нее. Он не хотел этого, ни для себя, ни для нее, это было чертовой агонией, и он примет от нее все, даже этот тон.

Тем не менее, он ему все равно не понравился.

Поэтому он положил ложку в миску, отставил ее в сторону и мягко приказал:

— Мамочка, подойди.

Лекси, будучи Лекси, подошла к нему.

Он обнял ее за талию, притягивая к себе, ее руки легли ему на грудь, не для того, чтобы держаться, а просто чтобы касаться его, она откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, а его другая рука обвилась вокруг ее шеи, его большой палец двигался по ее челюсти.

— Тебе понадобится время, чтобы снова довериться мне... — начал он, но она быстро оборвала его.

— Я тебе доверяю.

Его большой палец перестал поглаживать, а пальцы на шее слегка сжались, когда он приблизился к ее лицу.

— Детка, это не так.

— Так.

Он покачал головой и тихо спросил:

— Можешь заткнуться на минутку, чтобы я мог закончить?

Она сомкнула губы, но ее глаза вспыхнули.

А вот это ему нравилось.

Он подавил усмешку и заговорил.

— Драма закончилась, мы вернули «нас», и я не просто облажался, я сделал это по-крупному, наговорил мерзостей, которых не следовало говорить, и не могу взять свои слова обратно. Нанесенные мною раны глубоки, и я могу только надеяться, что однажды они заживут. До этого дня, мамочка, все, что я могу тебе обещать, — что я сделаю все возможное, чтобы ты забыла это дерьмо и никогда больше не поступать так с тобой. Но впереди нас ждет каменистая дорога, и я не знаю, куда она приведет, прежде чем мы доберемся до цели. Только я хочу, чтобы ты понимала, если из моего рта льется дерьмо, разрывая тебя на части, это дерьмо посеяли во мне, и я должен его искоренить. Я постараюсь сделать это так, чтобы не навредить тебе, но мне, очевидно, не сопутствует в этом удача, поэтому я не могу дать никаких обещаний, кроме того, что попытаюсь. Но ты должна знать, это не из-за тебя, дело во мне, просто смирись с этим и стой рядом со мной, я буду стараться изо всех сил, чтобы стать достойным тебя, и ты должна всегда помнить, что я тебя люблю, а я никогда, ни разу не говорил этих слов ни одной живой душе, так что ты должна понимать, что это значит.

Она моргнула.

— Ты никогда никому не признавался в любви?

Он покачал головой и ответил:

— За всю свою жизнь я любил одного человека — Туку, но он умер, так и не услышав от меня этих слов, и по сей день, хотя он не был человеком, склонным к подобному дерьму, я жалел, что не сказал этого, я бы хотел, чтобы он умер, зная, что он мне дал и что для меня значил.

Она кивнула, и на ее лице отразилось понимание, отчего рана с левой стороны груди, полученная от страданий, через которые они прошли, рана, все еще кровоточащая, зияющая, рваная, запульсировала, потому что по ее взгляду он понял, что она усвоила этот урок накануне.

Это была не его вина, но его поступок вынудил Джулиуса взять дело в свои руки, так что Тай должен был это компенсировать.

— Я могу обещать тебе это, Тай, — прошептала она, прижимая руки к его груди.

— Спасибо, детка, — прошептал он ласково, но твердо, приказав: — Вчера я отогнал тучу от твоей жизни, но сегодня утром вижу, что она нависает над тобой. Избавься от нее. Мы есть друг у друга, люди проходят через подобное дерьмо, и если им удается сделать это вместе, это закаляет их. Держись, мамочка, и следуй со мной на ту сторону.

Она пристально посмотрела ему в глаза и все еще шепотом спросила:

— Как ты узнал?

Он наклонился еще ближе, скользнул рукой от ее шее в волосы и крепко сжал.

— Моя Лекси сияет ярко, и способна на это даже во сне. Над Лекси на этой кухне нависает туча.

Она выдержала его взгляд. Прижалась ближе. Потом кончики ее губ приподнялись.

— Хорошо, дорогой, я включу свет.

Уголки его губ тоже приподнялись, прежде чем он ответил:

— Хорошо.

Встав на цыпочки, Лекси поцеловала его в шею. Он закрыл глаза, почувствовав на подбородке прикосновение ее губ и шелка волос. А когда открыл, она снова опустилась на пятки.

Вновь поймав ее взгляд, Тай напомнил:

— Мы были заняты, и прошлым вечером я не все тебе сказал. Мы постепенно во всем разберемся, но сегодня вечером я пропускаю тренировку, заезжаю за тобой и везу в дилерский центр «Додж» в окрестностях Гно Бон, потом мы вернемся домой, чтобы подготовиться к вечеру с Джулиусом и Ананой в «Петухе».

Тай нахмурил брови.

— «Додж»?..

— Купим тебе новый «Чарджер».

Лекси засияла, но тут же начала отказываться.

— Тай…

Он покачал головой, пальцы в ее волосах сжались в кулаки и мягко потянули.

— Я куплю тебе новый «Чарджер».

— Но… я не… ты не можешь... — она помолчала, потом закончила: — деньги.

— Способы, которыми ведет дела Тейт, не стоят мне ни хрена, нет нужды давать на лапу подонкам, которые ничего не делают просто так. Тебе нужна машина, которой я могу доверять, «Вайпер» подойдет для лета, «Чарджер» лучше для зимы. Ты любила эту машину. Из-за моего поступка ты потеряла ее. У меня есть деньги, ты получишь новую тачку. — Он помолчал и закончил: — Сегодня.

— Но…

Он прервал ее.

— А в эти выходные, черт меня побери, мы купим кофейный столик.

Она моргнула. Потом попыталась еще раз:

— Но…

— И нужно послать больше денег Элле, чтобы вернуть твое барахло.

— Мое барахло у Доминика и Дэниела. У них есть старое ранчо с сараем, там они и хранят его для меня. Они ждали, когда я где-нибудь осяду, чтобы отправить его мне.

Ну и слава Богу. Одна проблема, которая стоила бы гребаного состояния и заняла бы недели, отпала.

— Хорошо. Я поговорю с парнями, и мы перевезем твое барахло домой.

Она усмехнулась, затем сказала: