Они свернули каждый по мату, обвязали верёвками и понесли к воротам.

– Уже не устраивают диваны? – спросил дежуривший майор. – Правильно, на полу спать просторней.

– Хватит зубоскалить! – прервал его Старостин. – Открывайте ворота.

Через десять минут маты оказались на веранде, а Самохины поблагодарили Михаила Гавриловича за помощь и пошли обедать. В коридоре столкнулись с вышедшим из прихожей Берией.

– Здравствуйте, – сказал он. – Далеко собрались?

– Здравствуйте, Лаврентий Павлович! – поздоровалась Лида. – Идём на кухню за обедом.

Алексей ограничился приветствием.

– Разве вам не подают? – удивился Берия. – Тогда, если вы не против, пообедаем вместе. Я тоже как-нибудь себя обслужу. У товарища Сталина обед поздно, а я уже проголодался.

– Мы не против, – сказал ему Алексей. – У товарища Сталина малая столовая мала только по названию.

Они пришли на кухню и взяли подносы. В очередь к поварихам Берия встал последним.

– Как же так... – растерялась старшая. – Лаврентий Павлович, что же это вы сами? Сейчас вам накроем...

– Я и сам возьму, – ответил он. – Накладывайте всем по очереди.

За столом Берия сел слева от Лиды. Утоляли голод молча, а когда первое и второе были съедены, он спросил у Алексея:

– Не скажете, почему смотрите на меня букой даже после разговора с товарищем Сталиным? Что вы вычитали обо мне в своих книгах? Этот вопрос уместен за столом? Я не испорчу аппетит?

– В пору моей молодости вашу деятельность на посту наркома сводили к развязыванию репрессий, – ответил Алексей. – Эта оценка не изменилась даже после отставки Хрущёва. Ну и женский вопрос. Я здесь недавно и лишь вчера узнал кое-что о вас от товарища Сталина. Нелегко сразу отбросить то, что столько лет вдалбливали в голову, тем более что я не уверен в том, что всё это неправда.

– Значит, репрессии, – кивнул Берия. – Я так и думал. Ну что же, придётся немного вас просветить. Вы знаете, что при Дзержинском не было массовых репрессий? Феликс Эдмундович набирал кадры ВЧК, не обращая внимание на их национальность. Он был поляком, но взял в центральный аппарат только одного своего соотечественника. Для него главным были преданность делу революции и деловые качества. Всё началось, когда наркомом стал польский еврей Ягода.

– А при чём здесь евреи? – спросила Лида.

– Сейчас объясню, – улыбнулся ей Берия. – Сам Ягода был в органах случайным человеком. Все годы своего управления он тащил в ОГПУ и наркомат евреев, заменяя ими работавших там чекистов. Беда была в том, что проверенные специалисты заменялись буквально людьми с улицы. Был бы еврей, а остальное приложится. Когда туда пришёл Ежов он с громадным трудом убрал из центрального аппарата больше пяти тысяч евреев. Всех ему так и не удалось вычистить, спился. Когда туда пришёл я, пришлось продолжить чистку. И это только в Москве! А сколько таких случайных людей, не обязательно евреев, было в органах! Вы думаете, их так легко контролировать? Слава богу, к началу войны удалось навести относительный порядок, в том числе и в организации разведки. И потом не нужно думать, что все, кого мы арестовывали, были невинными овечками. Были аресты по политическим мотивам, брали и случайных людей, но основная масса арестованных в моё время шла за дело. Хотя я не могу отвечать за действия всех сотрудников. И надо мной существовала власть партии, а в ней всякие люди бывают. Я не безгрешен, но и не дьявол, каким меня описывали в ваше время. А женщины... Было, но я, в отличие от Ягоды, не арестовывал мужей своих женщин и не травил их ядами. Им даже не угрожали. Связи с женщинами плохо сочетаются с образом коммуниста, но я понемногу исправляюсь. Постарайтесь отринуть предубеждение и руководствоваться не клеветой, а собственным опытом. Товарищ Сталин хочет, чтобы мы с вами работали вместе. Я не возражаю, вы мне симпатичны, как и ваша жена. Так что дело за вами. Вы чем сейчас занимаетесь?

– Пишу комментарии к книгам и гоняю охрану.

– И долго вам этим заниматься?

– Комментариями с месяц, а насчёт охраны сказать трудно. Но за месяц дам достаточно, чтобы потом могли заниматься сами.

– Значит, месяц, – подвёл итог Берия. – Предлагаю после этого поработать со мной. Говорят, вы хороший боевик. Сможете работать телохранителем?

– Там своя специфика, но нас учили и этому. Думаю, что смогу.

– Вот и хорошо. Это вам самому очень полезно. Сидя на этой даче, вы не врастёте в нашу жизнь. Подумайте, а я ещё поговорю на эту тему с товарищем Сталиным.

– Ну и как он тебе? – спросила Лида, когда они вернулись к себе.

– Если не врёт, то ничего.

– Если ты через месяц станешь бывать здесь наездами, нужно усиленно тренироваться. До твоего прихода я уже сделала асаны. Всё получилось, но с трудом. Когда уляжется обед, начнёшь учить приёмам, а я верну себе форму сама через три-четыре дня.

– Ты только не перестарайся и ничего себе не потяни, – предупредил Алексей, – а то будут тебе тогда занятия.

– Лёш! – Лида подошла и прижалась к мужу. – Мы точно молодеем. Я утром не обнаружила на лице ни одной морщины. Посмотри, какая кожа. Я была такой только в восемнадцать лет! И тебе уже никто не даст твоего возраста. Что если это и в самом деле бог?

– Мне трудно поверить в бога, – ответил он. – Нас воспитали атеистами, не верящими ни в бога, ни в дьявола. Верующие были, но они жили сами по себе и с нами не пересекались. А верить современному человеку в то, что писали тысячу лет назад...

– Писавшие могли отразить своё понимание бога. Оно не обязательно будет истинным. А людям нужно во что-то верить, почему не в это?

– Ну и что это для нас меняет, малыш? – спросил он. – Бог нас использует и поощрил молодостью, но рассчитывать нужно только на самих себя. Вряд ли он станет вмешиваться, если мы напортачим, иначе давно сделал бы всё сам.

– Значит, не надо портачить! – сделала вывод Лида. – Ты не очень устал? Давай погуляем по территории? Сейчас я быстро надену форму и пойдём! Я дышу воздухом только на веранде, а там что-то вроде леса.

Они гуляли часа полтора, вызывая зависть у охраны. Когда хотели возвращаться, послышался шум мотора и через открывшиеся ворота въехали две машины ЗИС-110. Из передней вышел невысокий усатый мужчина с пенсне, одетый в строгий костюм коричневого цвета. Он целеустремлённо зашагал к даче, но, увидев Самохиных, передумал и направился к ним.

– Это Молотов, – успел шепнуть Алексей.

– О чём шепчемся? – спросил подошедший Молотов. – Не меня обсуждаете?

– Как можно, – улыбнулся Алексей. – Я, Вячеслав Михайлович, только сказал жене, кто приехал.

– Я частый гость на этой даче, а вас вижу в первый раз. Вы не тот майор, о котором судачат в верхах?

– Не могу знать, – ответил Алексей. – Я не вхож в верхи и не знаю этих сплетен. Мы только несколько дней на даче у товарища Сталина.

– И как вас зовут?

– Алексей и Лидия Самохины.

– Я министр иностранных дел, – сказал Молотов. – На этой даче останавливались гости нашего государства, можно сказать, великие люди. И я всегда знал о них заранее, а фамилию Самохин слышу в первый раз.

– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил Алексей. – Если мы пока не прославились, не беда: у нас впереди вся жизнь.

– Вы мне понравились, молодой человек! – одобрительно сказал Молотов. – А ваша жена – идеал женщины. Надеюсь, ещё увидимся.

Он повернулся и ушёл в дом.

– Пошли и мы, – предложила Лида, – а то уже появились комары. Лёш, а кто он такой? Я слышала, что министр, и что-то о нём читала, но уже не помню. Должности меня не интересуют, скажи, что он за человек.

– Твердокаменный большевик с партийным билетом под номером пять, – ответил Алексей, прихлопнув севшего на лоб комара. – Ты права, разлетались гады. Пойдём быстрее, закроем окна на веранде, а то потом не дадут спать. Молотов – один из самых близких Сталину людей. Если верить тому, что я читал, он порядочная сволочь, причём сволочь убеждённая. Через несколько лет должен пострадать с согласия Сталина.

 

– Здравствуй, Коба! – поздоровался Молотов. – Лаврентий у тебя?

– Здравствуй, Вячеслав, – недовольно сказал Сталин. – Занят Лаврентий. Неужели один вечер не можете без него обойтись?

– Я подожду, – сказал Молотов. – Мне он нужен ненадолго. Интересный у тебя появился майор. А жена у него настоящая красавица, где только такую достал! Лаврентий ещё не сделал на неё стойку?

– Не нужен ей наш Лаврентий. Где ты их увидел?

– Гуляли возле дачи. Я подошёл и поговорил. О них уже ходят сплетни. Мне вчера Микоян рассказал, вот и стало интересно, с чего им такая честь. Так этот майор вежливо меня отшил. Молодец!

– Может не узнал? – предположил Сталин.

– Назвал по имени-отчеству. Жена, говорит, не узнала. Не скажешь, кто они такие?

– Кто он, ты теперь знаешь, а она хороший художник. Ты приехал ко мне или к Лаврентию?

– Он мне нужен по делу, а тебя я всегда рад видеть, ты же знаешь.

– Сейчас оторву его от дела, а то тебе придётся долго ждать. Я тоже занят. Все перед приездом звонят, один ты сваливаешься как снег на голову. Смотри, когда-нибудь не пустят.

 

Прошла неделя. Алексей передал дежурившему телохранителю пакет со вчерашними записями и направился в здание охраны заниматься с офицерами. Ученики у него подобрались упрямые, поэтому не ушёл ни один. Форму он им немного подтянул и продолжал этим заниматься, а со вчерашнего дня начал обучать приёмам.

Берия приезжал почти каждый день. Два раза они вместе обедали, а вчера он поднялся к ним в комнаты.

– Товарищ Сталин вас не отдаёт, – сказал он Алексею. – Ваша ценность в знаниях. Он сказал, что после объяснений, которые вы сейчас пишите, займётесь ответами на его вопросы. А я смогу воспользоваться вашими услугами, когда возьму власть. Тогда книги по науке будут переданы тем, кто занимается атомом. Скорее всего, вы поедете туда. У учёных тоже будет много вопросов.

Он был этому рад. Несмотря на симпатию, которую демонстрировал Берия, сближаться с ним не хотелось, а Алексей привык доверять своей интуиции. Лида по-прежнему не показывала свою работу, и, пока его не было, много занималась упражнениями, а перед ужином они больше часа разучивали три связки.