— Ты сиротел? — удивленно спросила Валери.

— Да.

Валери смотрели на него молча, а потом повернулся снова вперед, бормоча: — Ну, это уже совсем другой коленкор.

— Почему это звучит плохо? — нахмурившись, спросил он.

— Неплохо, просто…

— Не хорошо? — предложил он, и Валери усмехнулась его недовольству. Почему-то ей нравилось ерошить его перья. Возможно, потому, что она подозревала, что его перья не так уж часто были взъерошены.

— Сколько тебе было лет, когда умерли твои родители?

С минуту Андерс молчал, обдумывая, как ответить на этот вопрос и как ответить на все последующие. Он не хотел лгать ей. Он хотел, чтобы она стала его спутницей жизни, и ложь не была хорошим началом, но он не мог сказать ей всю правду прямо сейчас. Она либо решит, что он сошел с ума, либо ему придется объяснять насчет бессмертных, а он не думал, что она готова к такому объяснению. Может, никогда и не будет.

Вздохнув при этой печальной мысли, Андерс решил, что лучше всего будет сказать ей как можно больше правды и не вдаваться в подробности, которые могут потребовать объяснений… как и то, что он родился в 1357 году.

— Мой отец, Илом, умер до моего рождения, — тихо сказал он, думая, что это достаточно безопасно. — А моя мать, Лета, когда мне было двенадцать.

— Прости, — тихо сказала Валери, и спросила: — Ты расскажешь мне о них?

— Мой отец был из Софалы, — сказал он, умолчав о том, что его отец был рабом Зинджей.

— Софала? — неуверенно спросила она.

— Это провинция Мозамбика. К югу от Пембы, на побережье Восточной Африки, — объяснил он, не упоминая, что теперь это была Нова Софала. — Отец моего отца был арабом, — продолжал он, — и, кроме того, у него был сын. Его мать была местной жительницей — банту.

— А твоя мать? Лета?

— Баскомнка.

— Испанская?

Он кивнул и нахмурился. Это было не совсем так. Она родом из Атлантиды, но поселилась в Стране Басков и считала ее своим домом на протяжении веков. Это был ее дом, когда она встретила его отца.

— Как они познакомились? — с любопытством спросила Валери.

— Моя мать много путешествовала. Она навещала подругу моего отца… отец работал на…, — закончил Андерс, и Валери с любопытством посмотрела на него. Наверное, она заподозрила, что он хотел сказать что-то еще, и была права. Он чуть было не сказал, что его отец был рабом друга его матери, но вовремя спохватился.

— Так она познакомилась с ним через подругу? — спросила она. — Они были влюблены?

— Они были спутниками жизни, — сказал он торжественно. — Они планировали провести жизнь вместе.

— Как умер твой отец?

Этот вопрос заставил его остановиться, но наконец-то он сказал: — Он был убит за выбор моей матери.

Валери моргнула. — Что?

Андерс поморщился. Теперь стало немного сложнее не лгать. Его отец, Илом, был рабом другой бессмертной, Алекто. Она была подругой его матери в течение нескольких столетий. Его мать навещала ее в один из периодов, когда ей приходилось покидать дом, чтобы никто не заметил, что она не стареет. Если бы все пошло не так, как было, мать вернулась бы через десять или двадцать лет, назвавшись дочерью или племянницей, которая унаследовала бы все. Именно так большинство из них справлялись с проблемой старения в старые времена. Но его мать встретила его отца и поняла, что он был ее спутником жизни. Проблема заключалась в том, что он был одним из рабов семьи Алекто, и, когда она обратила внимание на его отца, Алекто, которая, очевидно, никогда не беспокоилась о рабах до этого, заявила, что она не может читать или контролировать его. Она утверждала, что он был и ее возможным спутником жизни, а так как он был рабом ее семьи, Алекто хотела его для себя. Однако отец уже выбрал его мать и предпочел ее своей любовнице. Все прошло совсем не хорошо. Алекто пыталась разлучить родителей, а Илом и Лета сбежали. И за ним охотились.

— Были люди, которые не считали, что мои родители должны быть вместе. На них охотились. Они планировали сбежать на корабле. Моей матери это удалось, но отец был убит прежде, чем они добрались туда.

Он взглянул на Валери, чтобы понять, как она восприняла эту часть истории, и увидел, что она глубоко задумалась, нахмурившись. Андерс подозревал, что она думает, будто проблема в разнице цвета кожи, ведь его отец был чернокожим, а мать — белой женщиной. И это, возможно, было проблемой среди других людей той эпохи, но это никогда не было проблемой среди Атлантов. Тем не менее, это было удобно, если она думала, что это проблема. Но только если она не спросит об этом и не заставит его уклониться от ответа или солгать.

— Если твой отец был африканцем, а мать — испанкой, то почему твоя фамилия Андроников? — спросила она, к его огромному облегчению. — Я не знала, что ты родился в Африке. Так звали семью, которая усыновила тебя после смерти матери?

Он покачал головой. — Нет, это имя человека, который дал моей матери убежище, чтобы она родила меня, когда высадилась в России. Ей пришлось сменить имя и спрятаться после того, как они убили моего отца. Она выбрала для нас его имя.

— О, — тихо произнесла она. — Он растил тебя после смерти матери?

При этой мысли Андерс улыбнулся. Андроник, ныне известный как святой Андроник, был игуменом монастыря. Русский эквивалент аббата. Андерс вырос не в монастыре. Он даже не родился ни в одном из них. Андроник предоставил матери убежище в маленькой хижине неподалеку от монастыря. Но ни один из них никогда не был в монастыре.

— Нет. К тому времени его уже давно не было рядом, — сказал, наконец, Андерс. — Моя мать принимала его помощь только до тех пор, пока не родила меня. Когда она достаточно оправилась, мы двинулись дальше.

— Тогда кто же растил тебя с двенадцати лет после ее смерти? — нахмурившись, спросила Валери.

— Мы должны повернуть назад, — сказал Андерс вместо ответа.

Валери огляделась, отметив, как далеко они от дома, кивнула и пошла обратно. Пройдя несколько шагов, она повторила: — Так, кто тебя вырастил с двенадцати лет?

— Меня удочерила семья моего друга, — честно ответил он, его голос стал хриплым. Воспоминание было болезненным.

— Почему семья друга? У вас не было семьи? — нахмурившись, спросила Валери.

— Нет, — просто ответил он.

Валери нахмурилась, и спросила: — Как умерла твоя мать?

Андерс поколебался, но потом вздохнул и признался: — Те же люди, что убили моего отца, убили и мою мать.

Валери в смятении остановилась. — Твою мать тоже убили? И через двенадцать лет после своего отца… те же люди? Господи, кто они?

— Решительные люди, которым нечем заняться? — предложил он, стараясь говорить непринужденно, но безуспешно. То, что он сказал, было правдой, или, по крайней мере, часть правды. Для бессмертного двенадцать лет — ничтожный отрезок времени, когда живешь столетиями. Но даже в этом случае было нечто большее, чем решимость Алекто, и делать было нечего. С ее точки зрения, у нее украли возможного спутника жизни, и она хотела наказать кого-то за это. Это стало ее навязчивой идеей. Она охотилась на них повсюду с помощью своей семьи, заставляя их часто и неоднократно переезжать. Детство, проведенное с матерью, было чередой разных домов, ведь им приходилось было постоянно убегать и прятаться. В отличие от Алекто, Лета не имела большой поддержки. Она вышла из Атлантиды одна, если не считать друзей, а ее лучшая подруга стала ее злейшим врагом. Она была сама по себе.

По правде говоря, у его матери не было ни единого шанса, и то, что она выжила так долго, было комбинацией слепой удачи и абсолютной решимости увидеть, как выживет ее сын. И он это сделал. Ей удалось сохранить жизнь им обоим, пока ему не исполнилось двенадцать. На его двенадцатый день рождения она отправила его на первую самостоятельную охоту за донором крови. Они практиковались последние пару месяцев, он выходил один, а она следовала за ним на случай неприятностей. Но в ту ночь она послала его совершенно одного, предупредив, что ее не будет рядом, чтобы прикрыть его спину, поэтому он должен быть очень осторожен. И он был; он вернулся той ночью, полный гордости и триумфа, и обнаружил, что она была менее осторожна или, возможно, менее удачлива. Приближаясь к хижине, Андерс заметил фургон и нескольких лошадей. Они жили там всего пару недель. Они не подружились ни с кем, они никогда этого не делали. Они с матерью только однажды осмелились задержаться на одном месте достаточно надолго для таких вещей, а сейчас было не то время.

Под прикрытием леса он проскользнул в заднюю часть хижины и подкрался к окну. Тело его матери лежало на полу, голова, однако, была положена на стол, и Алекто приказала своим людям уехать в деревню, чтобы лошади не спугнули его, когда он вернется. Один из мужчин предложил ей оставить Андерса в покое. Лета заплатила, не было необходимости продолжать вендетту Алекто, но она отказалась. Мальчик, как она его называла, заменит отца в качестве ее раба. Андерс ускользнул и сумел ускользнуть от них. Он вернулся в хижину несколько недель спустя и обнаружил, что они сожгли ее дотла. От его жизни с матерью не осталось ничего, даже безделушки или сувенира. Тогда он снова уехал и немного побродил, но воспоминания о счастливом лете, которое он провел в маленькой испанской деревушке прошлым летом, привели его туда. Это было единственное место, где они останавливались дольше, чем на несколько недель. И он знал, что единственная причина, по которой они оставались там так долго, заключалась в том, что у его матери не хватило духу оторвать его от единственного друга, которого ему удалось завести в одиноком детстве. Педро Альваресу, как и ему самому, в то лето исполнилось одиннадцать. В нем было что-то от дьявола, как тогда говорили. Теперь его назвали бы возмутителем спокойствия или бунтовщиком. Педро вечно сбегал от нянек и учителей и ускользал из замка, в котором жила его семья. Именно это он и сделал в ту ночь, когда Андерс столкнулся с ним. Андерса послали за дровами для костра, пока его мать была на охоте. Вечером она взяла его с собой, чтобы проследить за его питанием, а потом вернула в лагерь, предложив найти дрова, пока она сама пойдет за едой.