— Где Драко?! — уже требовательней повторила она, накидывая халат, и в её голосе мелькнули истеричные нотки. — Кристоф, где он?!

— В Хогвартсе, — успокаивающе проговорил месье Велар, — объясняется с директором. Он не хотел отходить от вас ни шаг, но миссис МакГонагалл прислала четыре громовещателя в Министерство и вместе с двумя своими преподавателями прочесала весь Хогсмид, надеясь, что найдет вас там, как в прошлый раз. Кингу отдали приказ немедленно предоставить ей полный отчет, он как раз прибыл сюда, когда получил сову от начальства. Я убедил Драко пойти с ним. Уверен, его слова успокоят её лучше, чем сухой отчет простого аврора. Ведь, если миссис МакГонагалл не удовлетворят его слова, она обрушится на Министерство как гнев божий, а затем заставит содрогнуться всю магическую Британию.

— Да, это вполне ей по силам. Значит, Драко… — Гермиона закусила губу, не зная, как продолжить. Теперь, когда ей удалось окончательно проснуться, страх, что Обливиэйт мог сработать спустя столько времени, казался смехотворным, и признаться в этом спокойному уверенному Кристофу было неловко.

— Драко в порядке. Проклятие ведьмы не подействовало, — сказал Кристоф, и от его понимающего взгляда слезы сами потекли из глаз. Всхлипнув, Гермиона ощутила на плече теплую тяжелую руку, и рыдания захватили её. Пришла в себя она через несколько минут и обнаружила, что плачет, уткнувшись Кристофу в грудь, а он ласково гладит её по спине, не обращая внимания на огромное мокрое пятно от слез на своей белой рубашке.

— Простите, — пробормотала она, вытирая слезы и стараясь успокоиться, хотя безотчетная тревога и чувство опустошения в душе никуда не ушли.

— Пустяки, — Кристоф улыбнулся, что-то шепнул, и пятно исчезло. — Прилягте, Гермиона. Вам нужно восстановить силы.

— Вы уйдете? — пробормотала она, послушно забираясь обратно в кровать и усаживаясь среди подушек. Вопрос прозвучал как-то слишком жалобно и по-детски, но сейчас ей было все равно, лишь бы не оставаться в одиночестве до возвращения Малфоя.

— Я обещал Драко, что лично присмотрю за вами, поэтому я никуда не уйду, — сказал месье Велар, усаживаясь в кресло, стоящее у кровати, и Гермиона вдруг поняла, что они находятся в той же самой комнате, где она очнулась после того, как атаковала Кастора Уорвика в Белом зале клуба, приняв его за Джеймса. Это были личные покои хозяина дома, где он раньше проводил редкие сессии с нижними, а теперь просто спальня.

— Я попрошу приготовить вам завтрак. Может быть, вы хотите чего-то особенного? Мои домовики могут почти всё, кроме блюд из запрещенных ингредиентов, — сказал Кристоф, пока Гермиона с любопытством осматривалась — в прошлый раз в комнате было темно, и ей ничего не удалось разглядеть.

— Спасибо. Просто чая и пары тостов с джемом будет достаточно, — ответила она, чувствуя, что сейчас ей кусок в горло не полезет.

Кристоф покачал головой и, вызвав не знакомого Гермионе домовика по имени Шелли, попросил его принести овсяной каши, яичницу с беконом, фруктов и чая.

На прикроватной тумбочке лежала её палочка, и Гермиона схватила её, с радостью ощущая, как теплеет холодная рука от струящихся по телу магических потоков. Ей очень не хватало этих ставших настолько привычными ощущений, что она перестала обращать на них внимание до тех пор, пока не была вынуждена колдовать без палочки. Улыбнувшись, она направила её на стоящий на тумбочке букет нераскрывшихся роз и, повинуясь заклинанию, они медленно распустились.

— Какие красивые, — прошептала Гермиона, рассматривая великолепные оранжево-розовые цветы с яркой желтой сердцевиной. — Никогда не видела такие.

— Этот сорт роз называется «Кристофер Марло**», они всегда стоят у меня в спальне как напоминание о том, что нужно ценить каждый момент жизни, проведенный с теми, кого любишь, — в ласковой улыбке месье Велара сквозила грусть, легкая и невесомая, но Гермиона почувствовала, что сейчас снова расплачется. Она отвела глаза и принялась рассматривать чудесные цветы, но вдруг её взгляд упал на фото в изящной, обтянутой бархатом рамке, прячущейся за огромной вазой. Это явно была не колдография, ведь фигура на ней не двигалась, и, присмотревшись, Гермиона поняла, что это и не магловское фото тоже. Это был рисунок карандашом, и девушка, искусно изображенная на нем, показалась смутно знакомой.

Перед глазами всплыло воспоминание: утро после злосчастного «свидания» с Джеймсом-Поллуксом, кабинет директора школы, колдография в простой деревянной рамке на столе и улыбающаяся с нее девушка в школьной форме Гриффиндора. Длинные каштановые волосы завиваются крупными локонами, нос упрямо вздернут, а карие глаза смотрят открыто и задорно.

— Прозерпина МакГонагалл, — ошеломленно пробормотала Гермиона и увидела боковым зрением, как вздрагивает всегда невозмутимый хозяин дома. — Откуда здесь её портрет?

Кристоф встал и прошелся по комнате, остановившись у окна спиной к кровати. Он долго молчал, и Гермиона уже хотела извиниться за бестактность, но вдруг месье Велар повернулся к ней с грустной улыбкой.

— Вы очень похожи на нее, мисс Грейнджер… Неудивительно, что Минерва так опекает вас. Она слишком рано потеряла дочь… по моей вине, — Кристоф подошел и взял в руки рисунок, и его золотистые глаза наполнились неизбывной тоской и болью. — Я был сиротой, никому не нужным и не знавшим любви ребенком, брошенным на произвол судьбы в огромном городе. Человек, который вырастил меня и выучил своему ремеслу, был холоден и суров, как и улицы Парижа, где нам приходилось выживать. А чтобы выжить там, где царят равнодушие и жестокость, нужно стать еще жестче и беспощаднее, хитрее и изворотливее, чем твои противники.

Увидев удивление на лице Гермионы, Кристоф горько усмехнулся:

— Да, мисс Грейнджер, я не всегда был таким, каким вы меня знаете. Доброта, милосердие и терпимость считались там слабостью, а слабых добивали, — он помолчал, погрузившись в воспоминания, и вдруг его лицо озарила светлая улыбка. — Я встретил Прозерпину в Венсенском лесу, когда мне было девятнадцать. Она сидела на поляне среди невесть откуда там взявшихся роз необычайного окраса и была похожа на богиню Флору, сошедшую на бесплодную землю и заставившую ту цвести. От ее улыбки мое зачерствевшее сердце дрогнуло и забилось быстрее. Никто никогда в жизни не смотрел на меня так тепло и ласково, как она, и я, одичавший и озлобленный мальчишка, видевший в каждом незнакомце врага, сразу и без памяти влюбился в нее.

Кристоф снова ненадолго замолчал, но глаза его сияли теплом и любовью.

— Она сбегала ко мне из Хогвартса каждый вечер, и мы все время проводили на той поляне, где встретились впервые. Она готовилась к экзаменам, между делом рассказывая мне о своих планах на будущее. Она хотела изменить мир, сделать его лучше и терпимее к презираемым и угнетенным, тем, кто непохож на остальных: кентаврам, оборотням и великанам, — месье Велар улыбнулся, взглянув на Гермиону, и та смущенно улыбнулась в ответ.

— Простите, Кристоф, — она все же решилась прервать его рассказ и задать вопрос: — Вы сказали, Прозерпина сбегала из Хогвартса каждый вечер. К вам, во Францию. При всем уважении, сэр, но это невозможно…

— Вы уверены, что знаете о своей школе всё, Гермиона? — хитро сощурился Кристоф, вдруг отдаленно напомнив ей Дамблдора. — Если пройти Запретный лес насквозь, двигаясь все время строго на северо-восток, можно выйти к небольшому озеру, напоминающему формой песочные часы. Ровно на середине озера, у перемычки «часов», проходит граница антитрансгрессионного заклятия, наложенного на территорию школы. Едва сдав экзамен и получив разрешение на перемещения, Прозерпина бросилась изучать огромный мир за воротами Хогвартса. И так однажды она оказалась во Франции, в Венсенском лесу, о котором много читала. Она хотела отыскать там редкие травы, но её ждало разочарование, — парижские зельевары давно оборвали подчистую все поляны. Тогда она вырастила на одной из них свои любимые розы сорта «Кристофер Марло», за чем и застал её я.

— Запретный лес полон опасных существ, — покачала головой Гермиона, в который раз удивляясь бесчисленным тайнам Хогвартса, раскрыть которые, все до единой, не по силам, наверно, никому. — Акромантулы, кентавры, единороги, гиппогрифы… Именно поэтому ученикам строжайше запрещено ходить туда. Как Прозерпина умудрялась бывать в лесу каждый день и возвращаться невредимой?

— Прози защищали кентавры. Не знаю, как ей удалось заручиться их поддержкой, она никогда не рассказывала об этом. Предполагаю, что однажды она спасла или вылечила кого-то из них, и с той поры они неизменно провожали её через лес к озеру и обратно. Их благодарность ей была столь велика, что они не тронули меня, чужака, когда я пришел проститься с ней в последний раз… Видимо, она рассказывала им обо мне. Я лишь видел за деревьями их смутные тени, когда направлялся в замок, а на обратном пути не встретил никого.

— Кентавры! — ошеломленно пробормотала Гермиона, вспоминая гордых неуступчивых существ, с которыми им пришлось столкнуться на пятом курсе во время самоуправства Амбридж. Завоевать их благосклонность было не просто сложно — почти невозможно. Прозерпина, вероятно, была необыкновенной девушкой.

— Да, и в этом она тоже была очень похожа на вас, — улыбнулся Кристоф, будто читая её мысли. Гермиона лишь покачала головой в ответ. После инцидента с Амбридж она никогда не решилась бы пойти к кентаврам одна без веского повода. Даже необходимую ей для проекта информацию она предпочла узнать у самого лояльного к людям представителя этой расы волшебных существ — Флоренца, преподающего сейчас прорицания в Хогвартсе.