Глава 1. Пансионат «Сосны»

Мелкий сентябрьский дождь барабанил в окно. Сквозь мокрое стекло видны корявые ветви сосен и затянутое серой пеленой небо. Пристинская поёжилась, натянула одеяло на плечи. Она зябла, хотя в коттедже было тепло, климат-установка работала исправно. На самом деле и на улице было не очень прохладно, просто сыро и неуютно. А холод был внутри, в душе. Холод и пустота.

Елена скосила глаза на циферблат часов на стене. За десять перевалило. Получается, она уже три часа лежит, смотрит на дождь и старается ни о чём не думать, даже на завтрак не пошла. Как назвать это состояние? Скука? Нет, не подходит. Тоска? Тоже не то, тоска — слишком сильное чувство. Апатия, вот это верно. Безразличие к жизни. Разве могла она два года назад представить, что в тридцать пять будет сыта собственной жизнью по горло?

Она закрыла глаза — сколько можно разглядывать капли воды, сбегающие по стеклу! Но тут же в голову пришла ненужная мысль: интересно, как выглядит осень на Дзёдо? Там ведь бывает осень — сезон дождей. Да, Дзёдо… Должно быть, это была вершина её жизни. Сейчас другие туда летают, орбитальную станцию монтируют, хотят основательно взяться за изучение планеты. Вон, Бардаш готовится к отправке с первой группой научных специалистов. Он теперь сотрудник СКИ и, кажется, не жалеет о списании из косморазведки. Да и с чего бы ему жалеть? У него будет работа, о которой настоящий косморазведчик может только мечтать. К тому же их экипаж всё равно разбежался, один Лёня Кучеренко по-прежнему летает пилотом «Владимира Русанова». Марк Ленарт работает на Земле, лечит обычные земные болезни, Благоевы обосновались на Новой Европе. А Воронин действительно исчез. Как странно: был человек, и нет человека. Будто и впрямь свалился бывший навигатор случайно за борт или неудачно решил искупаться. Однако не нашли среди его вещей ни старого блокнота в чёрной обложке, исписанного мелким почерком Коцюбы, ни голокристалла с отчётом об экспедиции на Горгону. Советник Берг лично летал на место происшествия, обшарил яхту, номер в гостинице, где останавливался Воронин, квартиру в Столице, но ничего не нашёл. Диана говорила, что никогда раньше не видела отца таким мрачным.

Если Воронин и был виновником её болезни, Елена давно простила его. За всё в жизни приходится платить. Что поделаешь, если плата за несколько мгновений счастья оказывается так высока! Да и жалеть себя было некогда, последние полтора года получились достаточно напряжёнными. Вначале — курс реабилитации в санатории космофлота. Параллельно — допросы. Следователь, занимающийся несанкционированным полётом на Вашингтон, долго не хотел закрывать дело, очень оно ему казалось перспективным для карьерного роста. Но Берг сильно давил на СБК, и в конце концов всё ограничилось административным взысканием. Но каким! Пристинскую уволили из космофлота. А ведь она прошла медкомиссию и успешно пересдала экзамен по пилотированию. Когда Елена прочла приказ, то чуть не заплакала. Каких только «собак» на неё не вешали! «Служебное несоответствие», «превышение власти», «отклонение от полётного задания», «нарушение Устава Космофлота, повлёкшее тяжкие последствия». Как говорится, вышибли с позором, и орден Бетельгейзе не помог. А она до последнего надеялась, что ограничатся снятием с должности командира, в крайнем случае — переводом из косморазведки в транспортный флот. Уж очень уверовала во всемогущество советника Берга. В первую минуту хотела рвануть в Крым и глядя ему в глаза спросить: «Как же так?» Потом успокоилась. Разве Берг посылал её на Вашингтон? Разве не сама она спланировала и привела в исполнение ту экспедицию? Не по её ли вине всё вышло совсем не так гладко, как думалось? В итоге в Крым она не полетела ни тогда, ни позже, когда на плантациях зацвели чайные розы. У Рихарда Берга и Дианы Арман своя жизнь, у Елены Пристинской — своя. Пусть урезанная и покалеченная, но своя. Однажды пересеклись их жизненные дорожки и разошлись в разные стороны.

Искать работу на Земле не хотелось, да и что она умела здесь делать? Прослонявшись всё прошлое лето в поисках подходящего занятия, Елена устроилась хоть в какой-то мере по специальности — пилотом рудовоза, тягавшего контейнеры с обогатительной фабрики в поясе астероидов на орбитальный металлургический комбинат. Работа скучная, утомительная и малоденежная, но на что другое оставалось рассчитывать с её послужным списком? Медлительному рудовозу нужно от недели до двух месяцев, чтобы дотянуть вязанку контейнеров. Экипаж — всего два человека, пилот и бортмеханик, вынужденные приспосабливаться друг к другу, выживать в скорлупке жилого модуля, слишком маленького, чтобы позволить себе отдельную каюту.

Работали вахтовым методом, четыре месяца в космосе, два на Земле. Весь первый свой отпуск Пристинская просидела в старом бабушкином доме в «гордом» одиночестве, большей частью наблюдая, как намерзают и опять таят сосульки за окном. Экспедиция на Горгону будто ножом перерезала её жизнь на две части. Друзья, знакомые, люди, что были дороги или интересны, остались в той, исчезнувшей половине. А в этой не было никого и ничего. Одни старые фото и видеозаписи, на которых мама, молодая, смеялась, рассказывала забавные истории, тискала своего Мышонка. Было жутко и одновременно сладко чувствовать, как прошлое опутывает тебя своими щупальцами, и в памяти всплывал рассказ командира Танемото о смерти жены. Теперь Елена хорошо понимала состояние химика «Сёгуна» — ощущение, что будущего не существует. Вернее, оно-то существует, но тебя в нём нет. Пристинская ловила себя на желании снова попасть на сказочную планету Дзёдо… и остаться там навсегда.

Затем прошла ещё одна вахта. На этот раз Елена нашла пансионат, где проводили последний отпуск Елена Коцюба и Андрей Лесовской, купила путёвку и поехала. Это тоже был кусочек прошлого, в котором она увязла накрепко.

Ближе к полудню дождь закончился, пелена облаков прорвалась, выглянуло почти по-летнему тёплое солнце. Елена отложила порядком надоевший за неделю отпуска роман и вышла на крыльцо. Капли дождя на иголках сосен сверкали крохотными бриллиантами, день, начинавшийся серо и уныло, неожиданно изменился. Пристинская улыбнулась и подумала, что завтрак пропустила зря. Нельзя настроение ставить в зависимость от погоды, если объективных причин для уныния нет.

Сентябрь был на исходе, вместе с ним заканчивался сезон в лесном пансионате. Отдыхающих и летом в последние годы сюда много не приезжало, а уж осенью и подавно, — миграция на Новую Европу шла полным ходом. Поэтому, когда Елена явилась на обед, в столовой было пусто, лишь за столиком у противоположного окна сидела пара. А ведь вчера ужинали человек восемь. Значит, утром уехали и вряд ли стоит ждать кого-то взамен, — через неделю пансионат закрывается.

Пристинская прошла к своему столику. Её заметили — девушка-официантка уже несла поднос с тарелками.

— Здравствуйте, Елена! Что же вы завтракать не приходили? У нас вкусные блинчики были.

— Здравствуй, Ирочка. Лень было вставать и под дождь идти.

— Позвонили бы, я в домик завтрак принесла бы, у нас гостей мало осталось. Сегодня утром ваши соседи уехали. И Кравейшвили из Лилового коттеджа, так что в вашем углу совсем никого нет. Вам там не страшно одной по ночам? Может, переедете в домик поближе?

— Ну что ты, Ирочка! Чего мне бояться? Разве здесь дикие звери водятся?

— Нет, разумеется. Впрочем, решайте, как вам удобнее. Этот столик накрывать, как и раньше?

Елена с сомнением глянула на сидящую возле окна пару. Эти двое держались особняком, приятелей среди постояльцев пансионата не заводили. Не хотелось нарушать их уединение. Но с другой стороны, заставлять Ирочку носить ради себя поднос через весь зал, когда полно пустых столиков… Мужчина и девушка дружно как по команде повернулись в её сторону и улыбнулись. Девушка приветливо кивнула, а мужчина указал рукой на соседний столик. Пристинская решилась.

— Если можно, я перейду поближе. Вон туда, к окошку.

— Конечно, конечно! — официантка понесла обед к указанному столику.

Сидевший у окошка мужчина поднялся навстречу Елене.

— Добрый день! Не присоединитесь к нам? Я вижу, нас в пансионате всего трое теперь. Не дадим умереть друг другу со скуки!

Пристинская смутилась.

— Не хочу вас стеснять.

— А вы нас не стесните. — Мужчина повернулся к официантке: — Ирочка, если мы сдвинем вместе два столика, это не будет слишком страшным нарушением ваших правил?

Ирочка не возражала. А уж Елена — и подавно. Торчать в пансионате предстояло ещё неделю. Не в постели же всё это время валяться!

— Присаживайтесь! — мужчина переставил столик и стул. — Разрешите представиться, меня зовут Аркадий. А это — Ангел.

— Ангел? — Пристинская удивлённо взглянула на девушку. Та кивнула, подтверждая слова спутника. — Очень приятно, Елена.

— Елена, — девушка повторила как-то странно, напевно. Будто серебряные колокольчики сыграли коротенькую мелодию. — Хорошее имя. Мне нравится.

Ирочка закончила сервировать стол и ушла. Пристинская взяла ложку и, покосившись на соседей, попробовала первое.

— Луковый суп. Вполне качественно приготовлен, — прокомментировал Аркадий.

— С тем, каким нас кормили в «Трёх Витязях», не сравнить! — возразила его спутница.

— Ещё бы! Подумай, какие повара в «Трёх Витязях» и какие здесь? Но, тем не менее, суп неплохой. Елена, а вы бывали в Самаре?

Пристинская отрицательно покачала головой.

— Нет, не приходилось.

— «Три Витязя» — лучший самарский ресторан, — объяснила Ангел. — Мне Аркадий подарил его в прошлом году на день рождения.

Подарил ресторан? Елена взглянула на новых знакомых с интересом. Аркадию, вероятно, немного за сорок. Среднего роста, коренастый, с короткими сильными пальцами, следит за тем, чтобы быть в хорошей физической форме. Лицо добродушное, но первое впечатление может быть обманчивым. И ещё — от мужчины буквально волнами распространялась надёжность и уверенность. Они была во всём: в резном золотом кольце на безымянном пальце правой руки, в коротком ёжике светло-русых волос, в лёгкой не по погоде рубашке с короткими рукавами, одновременно простой и стильной, в мягком баритоне голоса, в уверенных движениях, которыми он резал бифштекс.