Около месяца мы жили в самом сердце нижней части Египта. В засушливом солнечном климате юга. Совершили круиз из Каира в Асуан, осмотрев все достопримечательности. В нашей группе присутствовали люди из Европы, но мы с Лорой держались особняком. Кое-кто узнал нас по фамилии. Женщина из Аллапула, которая впервые выехала за границу. Они со скучным мужем выразили желание прийти к нам на обед. Хотели посочувствовать потере.

— Мы с Артуром хотели бы выразить соболезнования вашей потере. Она была таким прекрасным ребенком. Бог не дал нам детей, потому полностью понять, через что вы проходите, мы не можем, — сказала она.

Извращенная и невыносимая логика. У нее были прямые рыжие волосы и белая веснушчатая кожа, которая совершенно не загорала, а муж работал где-то в страховании. Я смотрел на нее с желанием ответить резко, но ощущал не гнев, а жалость. Мне не хотелось жалеть ее, но у этой женщины имелись ее собственная боль и уродство — отсутствие детей.

— Я потерял дочь из виду всего лишь на секунду, — выплюнул я сквозь стиснутые зубы. На этой женщине было платье из «Маркс и Спенсер», белое, с веселым принтом из зеленых цветов. Ее муж носил костюм цвета хаки из синтетики. — Он забрал ее сразу и начал мучить, прежде чем убить. Пытки длились несколько часов, а потом убийца выбросил останки. То, что нашла полиция, было ужасно.

Больше женщина из Аллапула и ее муж с нами не заговаривали. Они осмотрительно оставались на расстоянии и призывали других членов группы делать то же самое. К концу дня все на корабле знали подробности. Но для нас с Лорой это не имело никакого значения.

Плавание по реке казалось бесконечным сном. Мы останавливались в Бени-Хасане, Абидосе и Луксоре, где на экскурсиях шли немного в стороне от других, минуя упавшие колонны и головы гигантских статуй. Лора свободной рукой гладила глубоко выбитые на стенах гробниц очертания богов и танцоров. Мы были так далеки от нашей старой жизни — от любой жизни, и настолько же оторваны от вещей вокруг. И все же не проходило ни минуты, ни взлета птицы из темных зарослей берега реки, ни мерцания звезд на ночном небе — без мысли о Наоми. А я постоянно думал о том моменте, когда лишь на секунду посмел ее потерять.

В Кембридж мы вернулись через месяц, загорелые и похудевшие, но оставшиеся неутешными. Средство не сработало, а поездка послужила лишь тому, чтобы наши сердца стали более любящими и, как следствие, более хрупкими. Для короткой поездки от станции мы взяли такси. Был полдень, и снег растаял, оставив сад запущенным и грязным. Без белой шапки дом казался старым и заброшенным. Мы устало взяли наши чемоданы из багажника и поставили на ступеньки. Я заплатил водителю и повернулся, чтобы войти в дом.

Не знаю, что заставило меня взглянуть вверх. Даже сейчас я не могу понять, что же такого увидел, хотя уверен, что заметил абсолютно все. Или всех. Но вот, в чем я уверен — в окне наверху промелькнуло движение, практически скрытое, будто кто-то наблюдал из-за занавески, а потом снова подвинул ее на место. Но это бессмысленно, ведь я смотрел на окно чердака. На нем нет занавески. Там никто не мог ходить, потому что чердак оставался заперт уже многие годы.