Глава 15

Я не хочу рассказывать вам, что мы нашли в той комнате. Вы не поверите, если я расскажу вам все. Разве не странно, что после стольких лет, после стольких событий, я остаюсь таким скрытным? Но в том, что мы нашли, в том, что увидели, присутствовала некая неприкосновенность, которая даже сейчас мешает мне. Это выглядело так, как будто мы ворвались во что-то интимное, как секс или долгая смерть. Как если бы мы стали незваными гостями в чужой темноте.

Мы с Льюисом увеличили отверстие, пока оно не стало достаточно широким, чтобы пройти через него без труда. Лора присоединилась к нам. Она притихла, подавленная открытием. Я протянул ей свой фонарик, и она поводила им туда-сюда по паутине и убогой мебели. Один раз она вздрогнула, когда мышь удрала от луча. Лора повернулась ко мне, возвращая фонарь.

— Я видела эту комнату раньше, — прошептала она, очень тихо, рядом с моим ухом.

— Ты не могла... — начал я.

— О, да, — заверила она. — Во сне. Мне она снилась не раз.

— Но когда ты увидела фотографии...

Она покачала головой.

— В моих снах все выглядело по-другому. Как сейчас.

Я хотел спросить ее еще, но она отодвинулась. Казалось, Лора не хотела входить в комнату или находиться рядом с ней. Мне стало интересно, когда ей снились такие сны. И что в них происходило.

Льюис первым шагнул в проем. Я последовал за ним несколько мгновений спустя, мои ноги скользили по толстому слою пыли. Что-то пронеслось по стропилам над моей головой. Я посветил фонарем на потолок, но там лишь темнота. Когда-то здесь находился световой люк, но кто-то давно прибил к нему доски. Без света здесь действительно темно, очень темно. Думаю, именно в этот момент я впервые осознал то, что и так должно быть само собой разумеющимся — как только стену закрыли, никто не мог войти или выйти из этой маленькой комнаты.

Мы до последнего не трогали свертки на полу. Думаю, мы оба догадывались, что в них может быть. Я просмотрел стопку книг. В основном это оказались медицинские издания. Сверху лежали переплетенные копии старых медицинских журналов: первые тома «Ланцета», выпущенные в 1830-1832 годах, несколько лет «Медицинской газеты» и «Таймс», а также сильно обветшавший комплект «Британского и иностранного медицинского обозрения». Я нашел несколько учебников, датируемых серединой прошлого века: Лекции Ватсона о принципах и практике физики, позднее издание «Медицинской материи» Каллена, «Изучение медицины» Гуда и «Общая анатомия» Бишата.

На одном из стульев я обнаружил длинный, неглубокий деревянный футляр или ящик, почти погребенный под толстым слоем пыли и паутины. Смахнув их, я поднял его и отнес к столу. С одной стороны, имелся латунный замок, сильно заржавевший. Льюис протянул мне перочинный нож. Я просунул лезвие под замок и подтянул его вверх, взломав. Крышка поднялась, открыв темно-синюю бархатную обивку, на которой лежала коллекция хирургических инструментов с ручками из слоновой кости: скальпели, маленькая пила, щипцы, дрель и другие инструменты, которые я не смог назвать. Даже спустя столько лет их полированные поверхности блестели на свету.

Я отложил футляр и продолжил обыскивать комнату. Мы не знали, что ищем и есть ли вообще что-то конкретное, что мы могли бы найти. Мгновение спустя услышал, как Льюис тихонько позвал меня справа. Я пересёк комнату и присоединился к нему, где он стоял на коленях у стены.

— Взгляните на это, — сказал он.

На полу лежало несколько отрезков цепи, каждый из которых крепился к толстой скобе, привинченной к стене. На концах одних цепей были кожаные ошейники с пряжками, на других — металлические наручники. Ошейники оказались расстегнуты. Я почувствовал себя так, словно кто-то влил в меня ледяную воду. Я сразу же вспомнил девочку на фотографии, стоящую на четвереньках, с ошейником на шее.

Рядом с цепями стоял длинный стол. Если бы не медицинская атрибутика, я бы не догадался о его назначении так быстро. Мне стало интересно, зачем даже во времена до анестезии понадобилось снабжать его крепкими кожаными ремнями с латунными пряжками. Не так сложно догадаться о назначении прорезанных на поверхности канавок, ведущих к небольшим отверстиям в центре и на каждом углу.

В большом деревянном ящике лежала одежда, в основном платья, предназначенные для девочки лет восьми. Льюис поднял одно из них и развернул передо мной. Оно выглядело сильно поношенным, но все еще узнаваемым. Платье принадлежало одной из маленьких девочек на фотографиях.

— Мне тяжело, — сказал Льюис. — Мы пробыли здесь достаточно долго. Я не думаю, что нам стоит испытывать судьбу.

— Думаю, сначала нам следует осмотреть вот это, — указал я на покрытые паутиной свертки на полу. — В противном случае нам придется вернуться.

Он кивнул, но я почувствовал его нежелание. Он протянул руку и попросил перочинный нож. Я передал его без слов. Я хотел, чтобы именно Льюис открыл сверток. Он подошел к первому и опустился рядом с ним на колени. В длину сверток достигал трех футов, а по толщине напоминал корпус современного пылесоса.

Нож без труда разрезал веревку. Мешковина оказалась едва ли прочнее. Когда Льюис рвал ее, ткань рассыпалась, отбрасывая небольшие облака пыли и грязи ему в лицо. В считанные мгновения он сделал большой разрез вдоль свертка. Отложив нож в сторону, он потянул обе стороны отверстия в разные стороны. Мешковина порвалась с обоих концов, рассыпалась, открывая то, что лежало под ней. Я посветил на это фонарем.

Льюис тихонько выругался, с отвращением отстраняясь. Фонарь высветил нагромождение частично мумифицированных человеческих останков. Очевидно, тело разрубили и сложили в кучу без определенного порядка. На высохшем черепе еще сохранились волосы, длинные спутанные волосы, цвета старого золота. На пальце одной мумифицированной руки блестело маленькое кольцо. Одно стало ясно сразу: останки принадлежали ребенку.

Льюис встал. Я не мог оторвать взгляд от жалкой кучки на полу. В этот момент, совершенно без предупреждения, температура упала. Через несколько мгновений стало жутко холодно. Льюис потянул меня за руку.

— Ради Бога, — крикнул он, — уходим отсюда.

Я видел, как мое дыхание зависло в луче фонаря. Повернувшись, увидел Льюиса у проема, который манил меня. Затем, как будто в моем зрении произошла перемена, я осознал, что в комнате есть еще один источник света. Я оглянулся и увидел, что кто-то зажег масляную лампу на столе. При ее свете я увидел, что комната больше не находится в убогом состоянии, что пыль и паутина исчезли, и что кто-то стоит у дальней стены и наблюдает за мной. Это был мужчина в черном, с белым лицом, который последовал за мной в Венецию и Египет. Он улыбался.

«Их не научить, сэр», — сказал он. Его голос, казалось, доносился издалека или из глубины ямы. Этот голос я слышал во сне предыдущей ночью. Мужчина держал что-то в руке, что-то, что тускло блестело в желтом свете. По виду очень похоже на нож.

Я почувствовал, как кто-то дергает меня за руку, затем меня оттащили от фигуры в черном. Льюис тащил меня обратно через проем. Чердак за ним тоже изменился. На окне висели драные занавески, на одной стене висело зеркало, на длинном низком столе горели свечи в латунных подставках.

А потом меня потащили вниз по лестнице, наполовину спотыкающегося, наполовину падающего. Дверь оставалась открытой. Льюис протащил меня, схватил дверь и захлопнул ее. Его рука заметно дрожала, когда он поворачивал ключ в замке.

Голос соблазнительно прошептал мне на ухо.

«Дальше будет легче, сэр. Уверяю вас».

Я быстро огляделся. Рядом никого не было.