– Нет. Братва.

– Русские?

– Так говорят слухи.

– Неужели эти грязные русские опять лезут в нашу политику?

– Да, чувак. А их мафия – это не шутка. Слышал, они убивают людей, как мух.

– Это страна закона.

Мужчина с сигаретой разражается смехом, размахивая рукой, чтобы отдышаться.

– Какие права человека? Эти монстры творят закон, куда бы они ни пошли.

– Ты хочешь сказать, что смерть Ричарда не так проста, как ее рисуют СМИ?

– Да, именно это я хочу сказать. Все это – отвлекающий маневр. – Ричард Грин, кандидат в мэры Нью-Йорка, был убит одним из бездомных в приюте, которым он руководил.

Я щурюсь на телевизор и хмурюсь. Моя фотография должна быть во всех новостях с надписью «разыскивается». Почему они даже не упомянули мое имя? Неужели полиция еще не дала конкретных заявлений в СМИ?

Но в этом нет никакого смысла. Мои отпечатки рук повсюду в кабинете Ричарда, и я, без сомнения, их главный подозреваемый. Так почему же я просто бездомный в его приюте? Даже мой пол не упоминается.

– Русские страшные, чувак». – говорит мужчина с сигаретой.

– Хуже, чем итальянцы?

– Прямо сейчас? Намного хуже. Их власть и влияние глубже, чем у любой другой преступной группировки. – Он бросает сигарету на бетон, не гася ее, и вместе с другом спешит на поезд.

Я иду туда, где они стояли, и гашу сигарету подошвой ботинка. Тема по телевизору сменилась на какие-то другие мировые новости, и я продолжаю смотреть на обгоревший окурок. Как огонь оставил черную линию на белой поверхности. Так что даже после того, как он исчез, улики остаются.

Как и моя жизнь.

Я касаюсь нижней части живота, где мой шрам аккуратно спрятан под бесчисленными слоями одежды. Он все еще горит, как будто мои пальцы в огне, прорываясь сквозь одежду и обжигая мою кожу.

Еще один протест голода исходит из моего желудка, и я вздыхаю, покидая станцию. Мне нужно пойти в более тихое место, потому что, хотя они и не раскрыли мою личность, в конце концов, они это сделают.

Разговор фанатов "Гигантов" продолжает звучать у меня в голове, пока я крадусь из одного переулка в другой, мои шаги легкие и быстрые.

Когда мужчина с сигаретой упомянул русских, единственной мыслью, которая пришла в голову, был незнакомец из сегодняшнего дня. Его акцент был очень русским, но не таким грубым, как я слышала раньше. Он был гладким, легким, почти так, как я представляла себе русскую королевскую семью, если бы они когда-нибудь выучили английский.

Мог ли он быть частью мафии, о которой упоминал мужчина с сигаретой?

Я внутренне качаю головой. С чего бы мне связывать его с мафией только потому, что у него русский акцент? Он мог бы быть русским бизнесменом, как те тысячи, которые постоянно кишат в Нью-Йорке.

Или шпионом.

Дрожь сотрясает мои внутренности при этой мысли. Мне действительно нужно обуздать свое буйное воображение. Кроме того, в каком мире шпион так привлекателен? Кроме Джеймса Бонда, но он вымысел. Русский незнакомец привлек к себе столько внимания, и самое странное, что он, казалось, ничего не замечал. Или, может быть, его это беспокоило, как будто он не хотел быть в центре внимания, но он все равно был вынужден занять эту позицию.

Я лезу в карман и достаю платок, который он мне дал. Окей, я выбросила его в мусорное ведро, но потом вытащила. Не знаю почему. Наверное, это была пустая трата времени.

Пробегая пальцами в перчатке по инициалам, я задаюсь вопросом, сделала ли его жена это и спросит ли она его о платке. Хотя, похоже, он из тех, кто задает вопросы, а не наоборот.

Засовывая платок обратно в карман, я выталкиваю странного незнакомца из головы и делаю несколько поворотов, пока не оказываюсь в подземном гараже, который мы с Ларри часто посещаем.

Охранник храпит у входа, бормоча, о каком-то бейсболисте-идиоте. Чтобы проскользнуть мимо него, особых усилий не требуется. Теперь все, что мне нужно сделать, это уйти рано утром, пока он не проснется.

Гараж не большой и не шикарный, вмещает всего около сотни машин, и половина мест не занята. Только одна треть неоновых ламп работает, но даже если бы они все ослепили меня, это не имело бы значения. Я спала в местах и похуже, с более сильным освещением и более громкими звуками.

Ключ к безопасности – спать с одним открытым глазом. Не в буквальном смысле. Но в основном я сплю чутко, так что малейшее движение пробуждает меня.

Когда я сажусь на бетонный пол между двумя машинами и закрываю глаза, я хорошо слышу жужжание от наполовину разбитых фар и свист машин, проезжающих по улицам наверху. Я даже слышу бормотание охранника, хотя не могу разобрать его слов.

Если он остановится, я буду знать, что он проснулся, и мне нужно быть начеку. Он может вызвать полицию, а это последнее, чего я хочу в моей нынешней ситуации – да и вообще в любой ситуации.

Я стараюсь устроиться поудобнее в своей позе, хотя холод просачивается сквозь мои кости от стены позади меня и пола подо мной.

Я стараюсь не обращать внимания на урчание в животе и пульсирующую потребность напиться.

Я пытаюсь думать о том, что делать дальше, когда меня официально объявят в розыск.

Довольно скоро усталость берет свое, и я проваливаюсь в сон без сновидений.

Я не вижу снов. Никогда. После аварии мой разум словно превратился в чистый холст.

Бормотание прекращается, и охранник начинает говорить. Мои глаза распахиваются, и я смотрю на маленькое отверстие напротив меня, которое служит окном. Все еще ночь, и, судя по отсутствию гудящих машин, уже достаточно поздно, чтобы сюда не подъезжали другие машины.

И все же черная машина медленно въезжает в гараж. Здесь так тихо, что я бы не услышала его, если бы не была так настроена на шум внешнего мира.

Я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, затем натягиваю капюшон пальто на голову, чтобы полностью прикрыть ее. Только один мой глаз заглядывает в узкую щель.

Пока она не припаркуется на месте напротив меня, я буду в порядке. Логичнее выбрать одно из бесчисленных мест у входа.

Звук приближается, и я вижу черную машину. Я сжимаюсь в тесном пространстве между "Хендаем" и стеной, благодаря все святое за мою маленькую фигурку. Это помогает в моей схеме невидимости.

Но, делая это, я заблокировала свое видение того, что делает машина. Долгие секунды не слышно ни звука. Ни открывания дверей, ни писка замка.

Присев на корточки, я заглядываю под машину и вижу пару мужских ног, стоящих прямо перед "Хендаем". Я подношу руку в перчатке ко рту, чтобы заглушить любой звук, который могу издать.

Гнилой запах от того дерьма, к которому я прикасалась, вызывает чувство тошноты и рвоту.

Я дышу ртом, продолжая следить за его ногами. На нем коричневые ботинки, и он не двигается, как будто чего-то ждет.

Уходи. Убирайся!

Я повторяю мантру в своей голове снова и снова, как будто это заставит это случиться.

Мама часто говорила мне, что если верить во что-то достаточно сильно, то это сбудется.

И, как по волшебству, коричневые туфли уходят. Я вздыхаю с облегчением, но оно обрывается, когда сильная рука выдергивает меня из-за машины за капот.

Сила настолько сильна, что я на мгновение зависаю в воздухе, прежде чем громоздкий мужчина со страшными чертами лица говорит с русским акцентом.

– Поймал ее, босс.