Я задыхаюсь, моя рука непроизвольно поднимается, чтобы прикрыть рот. Я не могу представить, сколько сил потребовалось бы, чтобы сделать это с самим собой, зная, что ты либо умрешь навсегда, либо возродишься как монстр.

— Натчез охранял его в течение всего дня и ночи, которые потребовались ему для перехода, скрывая тело своего отца и Антуана от Кезии и Калеба. Затем, в последние мгновения перед тем, как Антуан изменил форму, с первыми лучами рассвета Ацила, жена вождя Натчезов, применила свою солнечную магию к телу Антуана.

— Тотем, — говорю я. — Тот, что вытатуирован у основания позвоночника.

— Да. В тот день он стал бессмертным — питаясь женщиной Натчез, которая создала магию, самой Ацилой, осушив ее до смерти. Это была жертва Натчезов магии: жизнь величайшего из них.

— Почему?

Я не могу себе представить, зачем кому-то предлагать себя таким образом. — Почему натчезы пошли на такую жертву?

— Они тоже пострадали, не забывай. И в одиночку у них не было сил удержать Кезию и Калеба. Я думаю, они хотели обеспечить безопасность своих людей — не то чтобы это помогло, в конце концов.

Джереми качает головой, хмурясь. — Есть какая-то история о сестре Антуана и мужчине из Натчеза, но когда я спросил, Антуан не стал говорить об этом, а мои родители не знали так много. Все, что я знаю наверняка, это то, что натчез держал ее в безопасности, пока все не закончилось.

Калеб и Кезия не знали, что он обратился, — продолжает Джереми. — Он ходил при дневном свете, как обычно, без какого-либо талисмана. У них не было причин подозревать его. Он застал их врасплох и украл их талисманы, затем отвел их в подвал и держал там. Новоиспеченные вампиры сильнее, по крайней мере на какое-то время, чем другие. Антуан знал, что если связывание сработает, ему придется оставаться в подвале, держа их, пока оно не будет завершено.

Джереми мрачно смотрит на меня, его лицо странно напоминает лицо Антуана в таком же настроении. — Он пошел в тот подвал, зная, что застрянет там навсегда, высыхая рядом с монстрами, которые уничтожили его семью.

— Как? — шепчу я. — Как он сбежал?

— Его братья.

Джереми кивает на лестницу. — Подвал был запечатан натчезами с их тотемом с обеих сторон, запирая магию внутри. Они также заблокировали туннели на случай, если что-нибудь случится, чтобы разорвать связь с подвалом. Но братья Антуана были в ярости. Их отец был мертв, а у их сестры было завещание, в котором говорилось, что она унаследует плантацию. Они были обмануты, как они это понимали, как в отношении их собственности, так и в отношении их шанса на бессмертие. Даже не выпив больше крови вампиров, они были достаточно жестоки. Они выследили знахаря, который наложил связывающее заклинание, и мучили его в течение нескольких дней, пока, наконец, не заставили его согласиться разорвать его. Братья вырыли яму в подвал с поля и дождались ночи, чтобы взломать дверь подвала.

Антуан мог слышать, как они приближаются. Он знал, что произойдет, если их план удастся. Зная, что Калеб и Кезия не смогут сбежать днем, он сам разорвал печать до наступления ночи. Тогда прошло несколько недель с тех пор, как он в последний раз ел. Он был наполовину безумен от жажды, когда вышел, и разорвал своих собственных братьев на куски. Натчез и знахарь снова закрыли печать до наступления темноты, поймав в ловушку Кезию и Калеба, но на этот раз с Антуаном на другой стороне. Но нарушение обязательств имело последствия.

— Кезия нашла выход, — шепчу я, едва в состоянии представить даже половину истории, которую я только что услышала.

— Она нашла способ проникать в умы других.

— Да. Антуан не монстр, Харпер. Он был вынужден стать тем, кто он есть. И даже если он сделал это неохотно, он все равно сделал это и потерял все в процессе. Он убил своего собственного отца и своих братьев, чтобы спасти сестру и остановить зло, которое, как он знал, иначе никогда не было бы остановлено. Вот почему каждого Мариньи, унаследовавшего этот особняк, учат исполнять свой долг. Антуан заплатил большую цену, чем кто-либо когда-либо должен был заплатить. Он несет этот груз, это бессмертное проклятие, чтобы следить за связыванием и гарантировать, что эти существа никогда больше не сбегут.

Его лицо поникает. — Мои родители не справились с этой обязанностью. Это наша вина, что ему пришлось вернуться сюда. Все это моя вина.