Глава 21

МЭТТ

— Позволь о тебе позаботиться, — шепчет Ноа мне на ухо.

Попроси меня остаться. Не превращай это в прощание.

Когда меня касаются губы Ноа, футбол кажется пустой тратой времени. Я готов все бросить ради стоящего передо мной человека, но он отказывается даже рассматривать такой вариант.

Одна-единственная причина. Вот все, что мне нужно. Всего одна причина остаться. Но даже этого Ноа мне дать не может.

И чтобы не упрекать его во всем этом дерьме, — чего я обещал никогда не делать, — позволяю Ноа пожирать меня, касаться и наслаждаться здесь и сейчас, вместо того, чтобы просто любить.

Его пальцы медленно расстегивают мои брюки, и у меня перехватывает дыхание.

— Быстрее, — молю я.

— Нет. Нужно медленно. Надо сделать все хорошо.

— Нет. Не будь милым. — Я не смогу сейчас этого выдержать.

Ноа запинается в движениях и отстраняется. Он смотрит настороженно, прежде чем на лицо вновь возвращается маска безразличия.

— Если хочешь именно этого. — Голос Ноа похож на рык, который заставляет мой член подпрыгнуть.

Без всякого изящества Ноа стягивает до лодыжек мои штаны и трусы, и я переступаю через этот ворох.

— В постель. На локти и колени. — Tон Ноа отстраненный, что напоминает мне о клубных перепихонах.

Отсутствие всякого интереса в глазах... и единственная цель — кончить. Ноа никогда не использовал со мной этот тон. Он просто режет по живому, но в то же время сейчас мне нужно именно так.

Чтобы Ноа вел себя как холодный и безразличный богатенький мальчишка, заботящийся лишь о себе. Потому что как бы сильно я внутренне ни сопротивлялся, очевидно, что это наше прощание. Может, у нас и есть еще несколько недель до моего отъезда, но мысленно мы оба уже закрылись, чтобы защитить себя.

Я подчиняюсь приказу и нервно содрогаюсь, услышав мягкий шорох падающей на пол одежды. Кровать за мной прогибается, сильные руки хватают за запястья и прижимают их над головой. От этого моя задница выпячивается еще больше, а лоб упирается в матрас.

Я физически не мог бы быть тверже, чем сейчас. Предвкушение, щемящая боль в сердце и сильная нужда буквально подталкивают меня умолять.

Я абсолютно готов, но Ноа не дает мне желаемого. Его губы нежно целуют меня в плечо, спускаются вниз по спине, добираясь до бедра, затем до ягодицы.

Я застрял в мучительной реальности, когда хочется большего, но нет сил заставить себя просить.

Когда язык Ноа добирается до расселины между ягодиц, я замираю.

— Э-м, что ты делаешь? — Сердце бешено колотится в груди.

— Тс-с. Молчи. Я о тебе позабочусь. — Он касается меня языком, и мой член буквально течет. По позвоночнику пробегает ток, живот сводит судорога.

— Блядь! — Мне еще никогда не делали римминг. В жизни не считал это чем-то важным, но, черт, когда язык Ноа дразнит и толкается в меня, тело превращается в трясущееся, бескостное желе.

Когда место языка занимает палец, я начинаю скулить.

— А будет еще лучше, детка, — шепчет Ноа. — Обещаю.

Его палец скользит вокруг колечка мышц, и мне больше всего хочется сейчас дотянуться до своего члена. Но стоит руке двинуться с места, Ноа моментально ее отталкивает.

— Даже не думай себя трогать. Я собираюсь сделать тебя своим, понял?

Я киваю.

— Я помечу тебя, буду любить так сильно, что всякий раз, когда другой будет делать это с тобой, ты будешь думать только обо мне.

Мне бы разозлиться, что Ноа хочет меня разрушить, но я понимаю, что это уже произошло. Я открылся и впустил Ноа, полностью готовый отступить, когда все закончится, но он пробрался так глубоко, что обратного хода нет. Он в моем сердце, под моей кожей, и всегда будет владеть частью меня.

Но вместо того, чтобы озвучить все эти мысли, я позволяю Ноа выполнить обещание.

Его пальцы и язык двигаются синхронно, дразня мою дырочку, яйца, член, не пропуская ни дюйма.

Когда, наконец, до меня доносится звук разрывающейся обертки презерватива, я вздыхаю с облегчением. Не знаю, сколько еще смогу выносить пытки Ноа и не сдаться на волю раскаленной, готовой извергнуться лавы внутри.

Я вцепляюсь в подушку с такой силой, что белеют костяшки пальцев.

— Я готов.

— Еще нет. — Покрытыми смазкой пальцами Ноа растягивает и дразнит, одновременно надевая презерватив.

Я ворчу, но когда он задевает простату, разражаюсь длинной бранной тирадой.

Ноа усмехается.

— Окей, думаю, теперь ты готов. — Оставив еще один поцелуй между лопаток, он выпрямляется и упирается членом в мою задницу.

А потом ничего не происходит. Воздух сгущается от тишины, и эта пауза меня нервирует.

— Да блин, Ноа, если ты сейчас же меня не трахнешь...

Одним плавным движением он врывается в меня.

— Блядь, ох, блядь... блядь!

Ноа застывает на месте.

— Черт, я сделал тебе больно? — Он пытается выйти, но я останавливаю.

— Даже не думай об этом, — цежу я сквозь зубы. — Так хорошо... Потрясающе. Хочу больше.

Бедра Ноа, будто проверяя, совершают короткие толчки.

— Мне не больно, — заверяю я.

Все эти «тяни-толкай» разрывают меня на части. Предполагалось, что это будет просто секс, но нежность и забота Ноа все разрушают.

И все же, когда он выходит из меня и переворачивает на спину, я теряюсь в его прекрасных аквамариновых глазах. Не могу оторвать взгляда. А когда Ноа наклоняется и нежно-нежно меня целует, все желание протестовать растворяется. Он двигается во мне так, будто поклоняется божеству, и у меня не остается никаких сил сдерживаться.

Ноа обхватывает мое лицо ладонями. Боже, это уже слишком. Это не просто трах. Это... Не знаю что. Но я так этого хочу. Изнываю от жажды. И все-таки чувствую, что это конец.

Искренне надеюсь, что предсказание Ноа — ошибка. Потому что когда-нибудь, возможно, встречу кого-то, кто сможет сравниться с мужчиной, заполнившим меня. И тогда мне совсем не хочется думать о Ноа. Черт, я сейчас даже думать не могу о ком-то другом. Не тогда, когда весь мой мир находится в этой комнате.

Я подстраиваюсь под томные движения Ноа, но если он вскоре не прибавит темп, то реально доведет меня до слез, а этого никак допустить нельзя.

— Ноа, — хриплю я.

— Да, детка? Чего бы ты хотел?

— Я бы хотел, чтобы ты перестал быть киской и трахнул меня как следует.

Ноа разражается смехом, и я смеюсь вслед за ним, хотя это звучит принужденно даже для моих ушей, в которых отдается бешенных стук сердца.

Либо Ноа чувствует, что мне просто необходимо прекратить эту пытку, либо я умею лгать лучше, чем думал, потому что он откидывается на колени, приподнимет мою задницу и толкается сильнее.

Теперь, когда он больше не лежит на мне, мой член стоит колом, умоляя о прикосновении. Но учитывая, что Ноа снова и снова проходится по простате, я понимаю, что как только прикоснусь к себе, все кончится.

Я стараюсь блокировать слова «тесный», «горячий», «потрясающий», которые выдыхает Ноа, так же как и все другие, обозначающие нужду и привязанность, потому что знаю, что не дождусь того, чего на самом деле отчаянно хочу. Мне нужно услышать «навсегда» и «останься». Почувствовать потребность, не имеющую ничего общего с примитивной физиологией.

Ноа обещал меня пометить, но я не осознавал, что эти отметины навсегда. Боль в заднице пройдет, засосы исчезнут, но метка Ноа все равно останется во мне.

Никогда не думал, что сердце может хранить в себе столько тепла, и в то же время быть разбитым.

— Я близко, — предупреждает Ноа, и я откладываю приступ самобичевания.

— Прикоснись ко мне, — шепчу я. — Возьми меня с собой.

Всегда меня бери. Я глотаю последнюю мысль и кончаю с хриплым криком, стоит пальцам Ноа обхватить мой член.

Когда думаю, что уже все, Ноа выходит из меня, срывает презерватив и забрызгивает спермой весь мой живот. Это вызывает новую волну конвульсий, пока, наконец, Ноа не падает на меня как подкошенный.

Потные и задыхающиеся, мы остаемся приклеенными друг к другу, пока сперма на коже не остывает, а воздух не становится удушливым.

— Мэтт, я...

— Нам надо в душ.

Что нам реально нужно, так это отлипнуть друг от друга. Я пытаюсь столкнуть с себя Ноа, но он вцепился намертво.

— Скажи, что между нами все в норме.

Я киваю.

— Скажи, что ничего не изменилось. Мы же все еще друзья?

Я с трудом сглатываю:

— Лучшие.

Он же не требовал, чтобы я говорил правду.

***

      Когда Джей-Джей, который внезапно не только смирился, что я его так называю, но еще и настаивает на этом, открывает входную дверь, он нарочито громко кричит: «Уже безопасно входить?». Осторожно ступая, он выходит из-за угла, прикрывая глаза одной рукой, а вторую вытягивает вперед, чтобы ни во что не врезаться.

— Трахай меня, Мэтт! Сильнее! — выкрикивает Ноа, издавая пошлые звуки.

Джей-Джей издает девчачий визг и разворачивается, чтобы убежать, но наш хохот его останавливает. Он медленно оборачивается, подглядывая сквозь щель между пальцами. Увидев нас полностью одетыми, с открытым ноутбуком у меня на коленях, брат резко опускает руку.

— Не круто.

— Но ведь смешно же, — возражает Ноа.

— Чем вы тут заняты? — спрашивает Джей-Джей.

— Ищем квартиру в Чикаго, где вы с Мэттом будете жить. — Ноа сжимает мое бедро, и этот жест привязанности причиняет мне боль.

С самого полудня он стал более внимательным, чутким, использует любую возможность меня коснуться. Такое ощущение, что он нуждается в подтверждении близости, но вот что нужно мне — так это начать дистанцироваться. И так слишком тяжело будет уйти, а Ноа делает только хуже.

Он, что, смерти моей хочет?

— Ох, — отзывается Джей-Джей. — Ох...

На его лице ясно как день отражается разочарование.

— Что не так? — спрашиваю я.

Брат проводит рукой по своим лохмам.

— Я... эм-м, ну, в общем, я здесь работу нашел, но аренду сам никак не потяну.

— Что за работа? — спрашивает Ноа.

— Буду играть в группе. У них не так уж много концертов, но они очень неплохи. Даже в «Клубе Сохо» играли.

— «Клуб Сохо»? — Ноа вскакивает с дивана. — Ты серьезно? Там начинала херова туча известных бэндов.