Беда пришла вместе с третьей ложкой. Я запустил ее глубоко в варево и вынул полную каких-то – я не смог разобрать, каких именно – овощей. Я выпил большую часть бульона, а потом принялся пережевывать овощную смесь, замечая, что некоторые овощи оказались жестче, чем я предполагал. Еще мне попался твердый лист с острыми краями, который не очень-то понравился моим зубам и, вместо того чтобы радовать мой рот, слегка оцарапал мне нёбо и язык. Но я стоически жевал его, надеясь, что он станет помягче. Ничего не помогало. Джулия подошла к моему столу в тот самый момент, когда я попытался вынуть лист изо рта.

– Кажется, в суп попал кусочек меню, – сказал я, выплевывая на стол неаппетитную массу.

– Это сорго лимонное, – сказала Джулия. – Его и не положено есть.

– А для чего же тогда его кладут в суп? – удивился я.

– Для аромата. Оно придает супу пикантный аромат.

– Что ж, с этим не стану спорить, – кивнул я. – Еще раз скажи, как это называется?

– Сорго лимонное, – повторила она. И уронила на стол рядом с моей тарелкой листочек бумаги. – Вот твой счет, Лайонел.

Я потянулся к ее руке, но она быстро отдернула ее – как будто мы играли в какую-то детскую игру, – и на столе остался только листок.

– Горло соленое, – выдохнул я.

– Что?

– Смеющийся Горрог. – На этот раз я говорил громче, но не потревожил «Фудзисаки». Пока что. Я беспомощно посмотрел на Джулию.

– До свидания, Лайонел. – Она быстро отошла от моего стола.

Счет на самом деле оказался вовсе не счетом. На обратной стороне листка почерком Джулии было написано: «ЕДА В ДОМЕ. ВСТРЕТИМСЯ В ДВА ТРИДЦАТЬ НА МАЯКЕ ДРУЖБЫ. УЕЗЖАЙ ОТСЮДА!!!»

Я доел суп, осторожно отодвинув в сторону несъедобный листок сорго лимонного. Потом встал из-за своего стола и пошел мимо парней из «Фудзисаки» к двери, надеясь ради Джулии оказаться невидимым. Но когда я проходил мимо, один из них повернул голову и схватил меня за локоть.

– Тебе понравилась еда? – спросил он.

– Очень, – ответил я.

Это был тот самый человек, который – тогда еще в костюме монаха – ударил меня по спине. Лицо от еды у него раскраснелось, а глаза стали влажные и веселые.

– Ты тот ученик Джерри-Роси, что нарушил правила, – сообразил он.

– Боюсь, что так.

– Это хорошо, что ты решил приехать сюда, – сказал он. – Тебе нужен долгий сэссин. Помнится, у тебя проблемы с речью.

– Так оно и есть, – кивнул я.

Он хлопнул меня по плечу, и я в ответ тоже похлопал его по плечу, почувствовав подложенный в пиджаке подплечник, прошитый толстым швом. С трудом оторвав руку, я хотел уйти, но было, увы, слишком поздно. Туретт заставил меня обойти весь стол и прикоснуться ко всем остальным. Я пошел вокруг стола, дотрагиваясь до плеч всех этих дорогущих костюмов. Ребята из «Фудзисаки» восприняли это как побуждение к действию и стали в ответ тоже похлопывать меня по спине и плечам, обмениваясь при этом какими-то шутками по-японски.

– Гуси, гуси, га-га-га. – Я старался сдерживаться и произносил слова-тики почти спокойно. – Говор, говор, разговор.

– Говор, га-га-га, – сказал один из «Фудзисаки», поднимая брови, словно подчеркивая важность замечания, и резко хватая при этом меня за локоть.

– Монах, монах, марионетка! – выкрикнул я, торопясь вприпрыжку обежать стол. – Оружейная трава, чертово семя!

– А теперь иди отсюда, – потребовал тот, что первым решил похлопать меня по плечу.

– Съешьте меня, «Фудзисаки»! – завопил я и бросился к двери.

Вторая шхуна уже вернулась в док. Я пробрался назад через стоянку «Йосииз» и спустился с холма, осматриваясь по сторонам. Из трубы хижины Фойбла в небо по-прежнему поднимался дымок, а на причале было совсем тихо. Возможно, капитан шхуны заглянул к Фойблу, чтобы выпить с ним бутылочку джина. А может, капитан уже лег спать после тяжкого трудового дня, начавшегося в три часа утра. Время для ловли морских ежей. Если капитан спит, то он достоин зависти: я-то сам прямо с ног валился. Я обогнул хижину, подошел к противоположному концу причала и увидел, что паромная пристань тоже пуста, паром ушел на остров, а билетная касса закрылась до завтра. Ветер задул с океана, и все побережье выглядело запущенным, словно Мэн в ноябре принадлежал одним только чайкам, которые парили над выгоревшей от солнца пристанью.

А потом я приметил какое-то движение на скрытой за кронами деревьев стоянке, какой-то признак жизни. Я осторожно обошел паромную пристань и приблизился к стоянке, пытаясь рассмотреть, что там происходит. На стоянке находился здоровяк. Он стоял на ветру в рассеянных лучах солнца между своей машиной и автомобилем Тони и читал, либо просто рассматривал, какие-то бумаги. Возможно, это были документы из «Л amp;Л». Пока я наблюдал за гигантом, он прочел бумаги и – не то разочарованный ими, не то просто утомленный чтением – разорвал их сначала на две, затем на четыре части. Подойдя к краю пристани, туда, где море отделялось от асфальта широкой полосой из пивных банок, между которыми бродили морские уточки, великан бросил разорванные листки в воду, но волны и ветер подхватили их и разбросали по гравию и ветвям деревьев. Однако он еще не закончил. В его руках было еще что-то маленькое, черное и блестящее; да уж не звонить ли он собрался, подумал я. Но тут сообразил, что гигант держит бумажник. Порывшись в нем, гигант вынул свернутые купюры и сунул в карман брюк, после вышвырнул бумажник, похоже, более удачно, чем обрывки документов: во всяком случае, бумажник перелетел через скалы и упал в воду. Впрочем, мне с моего места не было видно, куда именно он упал, думаю, и гигант этого не видел, но чувствовалось, что это его ни капельки не волнует. Волноваться вообще было не в его натуре.

А потом он повернулся и увидел меня – смех-и-слезы-пропащего Эссрога.

Я кинулся бежать прочь, пересек паромную пристань и рыболовецкий док и помчался по направлению к холму, на вершине которого находился ресторан, а неподалеку мой автомобиль. Я бежал, слыша лишь свое тяжелое дыхание, шум крови в ушах и рокот океанского прибоя, но все эти звуки внезапно заглушил шорох колес: красный «контур» подъехал к ресторану как раз в то мгновение, когда я повернул ключ зажигания. Машина гиганта рванула к моей. Утес был совсем рядом, так что он мог без труда столкнуть меня в воду. Я дал задний ход, надеясь разминуться с ним, и его автомобиль завилял, катясь вперед и почти задевая припаркованные рядом грузовики. Мне удалось обдурить его, и я направил «трейсер» вниз, к шоссе № 1, уходившему на юг. Красная машина неслась справа от моей. В зеркало заднего вида я заметил, что гигант одной рукой держит руль, а в другой сжимает пистолет.

Минна и Тони. Я позволил этому здоровенному негодяю без хлопот и шума доставить моих друзей к месту смерти. Но со мной ему, похоже, придется повозиться.

Я вывернул руль влево, чтобы съехать с хайвея и скрыться в доках. Но гиганта было не обмануть. Он висел точнехонько у меня на бампере, словно красная малолитражка была такой же огромной, как и его тело, и могла без труда подпрыгнуть и накрыть мой «трейсер». Я принялся вилять вправо-влево, пытаясь оторваться от гиганта, висевшего у меня на хвосте, но он повторял каждый мой вираж. Лишь бы не подвел мотор «трейсера»! Асфальт кончился, уступив место гравию, я продолжал вилять, чтобы не съехать ненароком прямо в воду или на пристань. У меня появилась цель: я торопился назад на стоянку, где по-прежнему стоял «понтиак» Тони, в котором под передним сиденьем лежал так и не пригодившийся ему пистолет.

«Мненуженпистолет, – распевал мой мозг, а мои губы пытались подхватить мотивчик: – Мненуженпистолет, мненуженпистолет».

Пистолет, пистолет, пистолет, пли!

Я еще ни разу не стрелял из пистолета.

Я прорвался сквозь автоматические ворота, и они тут же захлопнулись за мной. «Контур» гиганта жевал мой бампер, металл при этом скрежетал и вздыхал. Я должен немедленно выровнять дыхание, выбраться из «трейсера», нырнуть в машину Тони и вытащить из-под сиденья пистолет. Я проехал слева от «понтиака», что дало мне возможность чуть оторваться от преследователя. Обрывки документов все еще тут и там вились в воздухе. Может, гигант окажет мне услугу, свалившись в океан – вполне вероятно, что такая мелочь, как Атлантика, не произвела на него ни малейшего впечатления и он просто не заметил ее.