– Он должен был приехать сюда, – сказала Джулия без намека на какие-либо чувства. Она говорила как человек, который положил себе за правило воспринимать мир исключительно практически. – Он просил меня подождать его здесь, но дольше я ждать не могу. Тони должен был приехать.

– Может, он пытался, – сказал я. – Думаю, он хочет добраться до «Фудзисаки», прежде чем кто-то доберется до него. – Я излагал эту теорию, внимательно вглядываясь в ее лицо в надежде увидеть хоть какие-то эмоции.

Ее лицо чуть дрогнуло. Джулия понизила голос:

– Не произноси тут этого слова, Лайонел, не будь идиотом. – Она огляделась по сторонам, но увидела лишь хозяйку и шеф-повара, специалиста по суши. «Не произноси тут этого слова»! Да уж, вдовушка унаследовала предубеждения покойного мужа.

– Кого ты боишься, Джулия? Ребят из «Фудзисаки», что ли? Или Матрикарди с Рокафорте?

Она посмотрела на меня, и я увидел, что горло ее напряглось, а ноздри затрепетали.

– Я не из тех, кто прячется от итальянцев, – заявила женщина. – И я не из тех, кому есть чего бояться.

– А кто же прячется?

Этот вопрос переполнил чашу ее терпения. Теперь ее гнев был направлен на меня – только потому, что я был тут, а человек, которого она хотела убить, был далеко отсюда и ей недоступен.

– Будь ты проклят, Лайонел! Чертов ты шут!

Утки в пруду, обезьяны на дереве, птицы в силках, рыба в бочках. Да, да, участников этой драмы стоило бы называть именами животных. Наконец-то я свел их вместе, догадался, как они связаны между собой. Я заберусь в свой «трейсер» и закончу дело. Осталось лишь соединить четкой линией всех этих обезьян, уток, рыб и птиц, хотя, признаться, мне казалось, что обезьяны ближе всего к монахам [19]. Монахи – вот звено, связующее две команды противников в этой игре. Я чувствовал, что близок к цели.

– Ты примешь у меня заказ, Джулия?

– Почему бы тебе не уйти, Лайонел? Прошу тебя. – В ее голосе слышались и жалость, и горечь, и отчаяние одновременно. Она хотела защитить нас обоих. Я должен был узнать – от чего.

– Я мечтаю попробовать юни, – заявил я. – Немного… мороженого для юных сирот… немного икры морских ежей. Должен же я понять, почему все от нее без ума.

– Тебе это не понравится.

– Икру можно подать на хлебе, как сэндвич? Сэндвич с салатом из юни?

– Юни не мажут на хлеб, – сказала Джулия.

– Ну что ж, тогда принеси мне большую тарелку с этим лакомством и ложку. Я ужасно голоден, Джулия.

Но она не обратила на мои слова внимания. Потому что дверь отворилась, розово-апельсиновый интерьер ресторана осветился бледными лучами солнца. Хозяйка поклонилась и повела членов корпорации «Фудзисаки» к столу, стоящему посередине комнаты.

Я замер от неожиданности. Их было шестеро, и они представляли собой зрелище, способное разбить мне сердце. Я был почти рад тому, что Минна мертв и не сможет увидеть, насколько точно шестеро среднего возраста японцев из «Фудзисаки корпорейшн» соответствуют тому имиджу «парней Минны», к которому мы всегда стремились, но которого так и не смогли достигнуть. Подтянутые, уверенные в себе, они были одеты в безупречно сидевшие черные костюмы с узкими галстуками, все до одного – в дорогих темных очках и сверкающих ботинках, кольцах и браслетах. На их губах играли едва заметные улыбки. Они были такими, какими бы мы не стали никогда, сколько бы Минна ни муштровал нас; это была идеальная команда, общность; все вместе они походили на плывущий остров харизмы и силы. Как плывущий остров, они кивнули шеф-повару, Джулии и даже мне, а потом подошли к своему столу, сняли очки и положили их в нагрудные карманы пиджаков, затем поснимали свои шикарные фетровые шляпы и повесили их на крючки вешалок, и я увидел, что их бритые головы сверкают в оранжевом свете. И тут я узнал одного из них, того самого, что говорил о возбуждающих средствах, привидениях, перистальтике кишечника, о пикниках и наказании, и тут я понял, понял абсолютно все! Я понял все, чего не понимал раньше, за исключением разве что того, кто такой Бейли. Конечно же, у меня вырвался громкий речевой тик:

– Я кричу морским ежам!

Джулия изумленно оглянулась. Она, как и я, глазела на них, пораженная великолепием «Фудзисаки». Если не ошибаюсь, она никогда прежде не видела их, даже тогда, когда они маскировались под монахов.

– Сейчас я принесу ваш заказ, сэр, – наконец справилась она с оцепенением.

Я уж не стал напоминать, что еще толком ничего не заказал. По ее испуганному взгляду было видно, что она долго не выдержит. Джулия схватила меню в бамбуковом переплете, и я заметил, как дрожат ее руки. Я едва подавил желание взять ее за руку и успокоить – Джулию и свой синдром. Она снова отвернулась от меня и направилась в кухню, а проходя мимо «Фудзисаки», умудрилась еще и слегка поклониться членам корпорации.

Несколько бритоголовых повернулись и равнодушно посмотрели на меня. Я улыбнулся и помахал им, чтобы скрыть свое смущение. Они продолжили свой разговор на японском, звуки которого, отражаясь от ковра и полированного дерева, напоминали не то отдаленное пение, не то мурлыканье.

Я спокойно наблюдал, как Джулия вышла из кухни, приняла у них заказ на напитки и раздала меню. Один из костюмов не обратил на нее внимания – откинувшись на спинку стула, он жестами переговаривался с шеф-поваром, который устроил перед ним настоящее шоу. Остальные развернули занозистые меню и принялись обсуждать блюда, смеясь и тыкая наманикюренными пальцами в ламинированные фотографии даров моря. Я вспомнил монахов в «Дзендо», их бледную, немощную плоть, клочья седых волос под мышками, которые прятались теперь под костюмами за миллион долларов. Неужели передо мной сидят те самые люди? Да, это они, сомнений нет. Джулия ушла в кухню и вскоре вышла оттуда, держа в руках огромную дымящуюся суповую миску и маленький деревянный подносик. Со всем этим добром она прошествовала мимо представителей «Фудзисаки» к моему столу.

– Юни, – сказала Джулия, кивая на крохотный кусочек дерева. Там зеленел толстый слой какой-то пасты, кучка мелко нарезанной репы или редиски, а также кусок слипшихся сверкающих оранжевых зерен – икры морских ежей, решил я. Да тут и поесть толком было нечего. Зато дымящаяся миска выглядела многообещающе. Бульон в ней был молочно-белым, на его поверхности плавали овощи и кусочки цыпленка, и все это было украшено веточками какой-то диковинной петрушки.

– Я также принесла то, что тебе может понравиться, – спокойно проговорила Джулия, вынимая откуда-то из складок кимоно маленький керамический ковшик и палочки для еды. – Это тайский куриный суп. Съешь его и уходи отсюда, Лайонел. Пожалуйста.

«Тайский-куриный-что? – продолжил мой мозг. – Вечно кудахтающая курица».

Джулия вернулась к столику, за которым сидели члены корпорации «Фудзисаки», вынула книжечку для заказов и стала записывать то, что они говорили на своем шепелявом английском. Я осторожно переложил юни в ковшик: есть палочками – это не для меня. Липкие – остренькие и солоноватые – оранжевые шарики скатывались в мое горло; конечно, Джулия была права – не для меня такая пища. Я попытался смешать на деревянной подставке три ярких цвета вместе – оранжевые шарики, зеленую пасту и редисочную стружку. Комбинация получилась – обалдеть; щекочущий аромат немедленно наполнил носоглотку и забил ноздри. Да уж, похоже, эти продукты смешивать нельзя ни в коем случае. В ушах у меня зашумело, глаза наполнились слезами, и я издал звук, какой издает кошка, подавившаяся комком шерсти.

Разумеется, представители «Фудзисаки» и шеф-повар, специалист по суши, тут же вновь воззрились на меня. Я махнул рукой, багровея от неловкости, они махнули в ответ, отвели глаза и вернулись к своему разговору. Я зачерпнул немного супа, надеясь хотя бы им смыть отвратительный привкус с языка. Обратный эффект. Суп оказался отличным – достойный ответ и укор тому ядовитому взрыву, который ему предшествовал. Он погнал тепло к груди, плечам и вниз, к желудку. Я даже не разобрал, что попало в ковшичек – то ли лук, то ли кокосовый орех, то ли кусочек курицы, но вкус был замечательный. Тогда я набрал еще один полный черпачок супа – с цыпленком на этот раз – и позволил питательной жидкости снова обогреть мой пищевод. До этого мгновения я не понимал, насколько сильно продрог, как мне хотелось тепла и уюта. У меня было такое чувство, что суп в буквальном смысле слова согревает мое сердце.