Бронвин была шокирована. Сердце щемило, когда она представляла, что пережил Брайс в машине и потом в больнице, но в тоже время ей было нестерпимо больно, ее переполняла ярость.

«Как он мог обвинить меня в том, что я бросила его раненого?!»

– Выходит, ты и в аварию из-за меня попал? Я же ненормальная, что сбежала, когда муж, в чей помощи и поддержке я так нуждалась, меня выгнал. Каюсь, виновна, – с сарказмом сказала она. – Но я отказываюсь слушать эту чушь, что я бесстрастно стояла и смотрела, как ты истекаешь кровью в машине, а затем ушла! О том, что ты был в аварии я впервые узнала несколько дней назад, когда ты появился в моей больничной палате. Меня не было на месте аварии, и знай я, что ты в больнице, то никак сила не удержала бы меня вдали. Я была бы у твоей кровати в мановение ока, потому что, даже несмотря на то в тот вечер ты относился ко мне, как грязи на своих подошвах, я любила тебя, любила до безумия!

Брайс хотел что-то сказать, но она подняла руку.

– Нет! Ты обвинил меня, теперь я должна защитить себя. Я не думала, что ты тут же бросишься за мной. Ты был так зол, что я подумала – тебе нужно время, чтобы успокоиться. Я поехала в наш пляжный домик в Найсне. По дороге я сделала только одну остановку, чтобы сходить в туалет, и добралась до места за пять с половиной часов. Я была уверена – как только ты успокоишься, то передумаешь насчет ребенка.

– Я видел тебя, – настаивал Брайс, явно не веря ей. – Видел собственными глазами.

– Ты сам говорил, что то терял сознание, то приходил в себя. Ты был в шоке, тебе было больно… Ты не думал, что возможно бредил, и видел то, чего не было?

Брайс нахмурился и покачал головой.

– Конечно, не думал, – усмехнулась Бронвин. – Ведь Брайс Палмер никогда не ошибается.

– Черт тебя побери! – рыкнул он. – Я знаю, что видел! Ты стояла там и равнодушно смотрела на меня.

Бронвин поняла – сейчас ничто не убедит Брайса в том, что ее не было на месте аварии. И она сомневалась, удастся ли это когда-либо. Похоже, он был твердо уверен в ее вине.

– То, что произошло между нами здесь, – она махнула на кровать, – было ошибкой. Ты застал меня врасплох. Это никогда не повторится. Я не позволю мужчине, который всего несколько часов назад сказал, что его передергивает при мысли о сексе со мной, так меня использовать. А теперь, извини, но мне нужно в душ.

Брайс похоже заблудился где-то в своих мыслях и едва ли заметил, как она ушла из спальни. На случай, если он, очнувшись, захочет высказать новые претензии, Бронвин заперла дверь в ванной. Она включила воду и встала под обжигающе горячие струи душа, но все равно никак не могла согреться. Ее била дрожь.

«Если Брайс последние два года верил, что я предала его, оставила раненого буквально на обочине, то понятно, почему он так сильно меня ненавидит».

Переубедить его будет очень сложно. Бронвин знала, как работает голова ее упрямого мужа. Скорее всего, в его представлении собственные грехи были заменены ее «непростительным предательством». Легче было винить и ненавидеть ее, чем признать – он сам виноват, что за один вечер потерял жену, ребенка и слух. Бронвин могла понять, почему ум Брайса совершил такую подмену, но не могла простить.

Ее замутило. Она согнулась и обняла живот руками. Когда тошнота отступила, она обессиленно сползла по облицованной плиткой стене на пол душевой, притянула ноги к груди и уткнулась лицом в колени.

Бронвин не знала, как долго просидела так: трясущаяся, с горящими от непролитых слез глазами, когда шум льющейся воды вдруг стих и струи перестали барабанить по спине. Она подняла голову и увидела возле душевой кабины Брайса.

– Я же заперла дверь, – растерянно пробормотала она.

– Ты забыла запереть другую.

Бронвин мысленно простонала, вспомнив, что эта ванная смежная между двумя спальнями.

– Давай, Брон… тебе нужно высушиться, иначе снова заболеешь, – сказал Брайс, покачивая в руках пушистое банное полотенце, которое она, почему-то не заметила раньше.

Она кивнула, однако не сдвинулась с места, и тогда Брайс прямо в одежде вошел в мокрую кабину и присел перед ней. Он накинул полотенце ей на плечи и помог подняться.

– Ты пробыла здесь почти час, – мрачно сказал он.

Бронвин отвернулась.

– Я н-никак не м-могла согреться, – стуча зубами, пробубнила она.

Брайс нахмурился. Похоже он не разобрал слов, но все же как-то понял, что она сказала, потому что крепко обнял и притянул к себе. Бронвин почти сразу перестала дрожать, и Брайс вывел ее из душевой, отпер дверь, завел в спальню и усадил на кровать. Встав на колени, он начал вытирать ее полотенцем.

– Ты промок, – по-дурацки сказала она, заметив мокрые пятна на его футболке и шортах.

Брайс смотрел прямо на нее, поэтому смог прочесть по губам. Он пожал плечами и ответил:

– Высохну.

Бронвин покосилась на окно, заметила, что на улице все еще темно, и проверила время по будильнику на прикроватной тумбочке: половина четвёртого утра.

– Почему ты пришел ко мне в спальню сегодня вечером? – хрипло спросила она.

Брайс все еще смотрел на нее, но в этот раз не ответил. Он отвел взгляд, вытер ее тело насухо, сходил в ванную, вернулся с полотенцем поменьше и промокнул ее волосы.

– Нужно высушить их, – пробормотал он. – Ты только выздоровела, неразумно ложится спать с мокрой головой. Где фен?

Бронвин указала на комод. Брайс поднял ее и, несмотря на протесты, отвел к туалетному столику и усадил на пуфик. Она посмотрела на себя в зеркало: изнеможенное слишком бледное лицо с большими лихорадочно горящими глазами, через распахнутое полотенце виднеется худое тело. Даже самой себе Бронвин казалась слишком тощей, и не могла не задаться вопросом, как Брайсу вообще захотелось прикоснуться к ней.

Между тем он включил фен и начал сушить волосы процеживая их сквозь пальцы. В его движениях чувствовалась какая-то грубоватая нежность.

– Я сама. – Бронвин потянулась к фену, но Брайс поднял его повыше и смотрел на нее в зеркало, пока она не опустила руку.

Когда он решил, что волосы достаточно сухие, то аккуратно расчесал, собрал в хвост и завязал его резинкой, которую нашел на туалетном столике.

Подняв Бронвин на руки, он уложил ее в постель, забрал влажное полотенце и укрыл одеялом. Забравшись следом, он притянул ее – все еще обнаженную и продрогшую – к себе и обнял.

Бронвин прижималась ухом к его груди, слушала биение сердца и думала:

«Что это было? К чему все это?»

Брайс молчал, и вскоре она расслабилась и снова уснула.