Закидывая в рот пригоршню чипсов и ложась на диван, Матео вдруг ощущает тяжесть рядом с собой. Что-то прижимается к его ноге, и он, подперев голову рукой, видит, что возле его вытянутых ног уселся Джерри.

— Устал?

— Немного. — Он сконфуженно улыбается.

— Лола говорит, прошлой ночью ты мало спал.

Матео чувствует, как к его лицу приливает жар, но Джерри сдерживает улыбку, его глаза блестят.

— Э-э... Ну...

Джерри тепло смеется и хлопает Матео по ноге.

— Эй, ты же знаешь, что я просто прикалываюсь!

Матео корчит рожу и закатывает глаза в попытке скрыть свое смущение.

— Эй, — быстро произносит Джерри, как если бы почувствовал его неловкость. — Предстоят волнительные выходные! Очень жаль, что я не смогу прийти, но съемка была забронирована почти год назад.

— Знаю, знаю. Не беспокойтесь.

— Но мы, разумеется, запишем телевизионную трансляцию, чтобы посмотреть ее вечером.

— Дождитесь, пока я первый послушаю. А то вы можете оказаться в затруднительном положении! — с улыбкой подшучивает Матео.

Джерри улыбается в ответ, но его брови слегка хмурятся.

— Нервничаешь?

— Нет, — начинает Матео, однако отражающаяся на лице Джерри сердечность и пролегшая между бровей складка беспокойства напоминают ему о том, что здесь ему не нужно притворяться. Подобно своей дочери, Джерри, похоже, инстинктивно настроен на чувствительность каждого, кто его окружает. — Ну, вообще-то да. Все ждут, что я выиграю Национальный чемпионат, и это еще хуже. Я бы предпочел быть аутсайдером.

— О да, я понимаю. Но то, как ты справляешься с давлением на всех соревнованиях, просто поразительно. Да, мне легко говорить, но все же постарайся не волноваться, хорошо?

— Хорошо...

— Когда уезжаешь?

— Завтра утром, — отвечает Матео. — С командой едем на поезде час до Брайтона. А потом тренируемся в новом бассейне. Затем возвращаемся на ночь в отель, а утром начинаются отборочные.

— Так волнительно снова увидеть тебя по телевизору.

— Хм.

— Твои родители приедут посмотреть?

— У мамы назначена какая-то встреча. А папа — да, к сожалению. — Он встречается с взглядом Джерри и делает многострадальное лицо.

Джерри неодобрительно цокает языком и с кривой улыбкой качает головой.

— Твоя мама слишком много работает. Твои родители. — Пауза. — И тебя заставляют слишком много работать... Ты достаточно отдыхаешь?

— Со мной все нормально. — Матео чувствует, как слегка краснеет. С ним всегда происходит подобное от беспокойных взглядов Джерри. Как будто тот знает, что дома на него мало кто так смотрит.

Наклонившись вперед и потрепав его по волосам, Джерри говорит:

— Просто будь осторожен, ладно? Прыжки в воду не самый безопасный вид спорта в мире, и Лола очень сильно расстроится, если с тобой что-то случится. — На мгновение он замолкает. — И я тоже.

— Да бросьте. — Матео со смехом отмахивается от него. — Со мной все будет в порядке.

— О, я знаю. Тебя ждет большой успех. Но между нами, в тот вечер Лоле нужно немного уверенности, — шепотом говорит ему Джерри, склонившись вперед и заговорщически подмигивая.

— В чем?

— В вас двоих — как на ваши отношения повлияет то, что в следующем году ты станешь большой олимпийской звездой.

— Я не стану... — Вдруг Джерри привлекает все его внимание. — Лола думает, что это как-то повлияет на наши отношения?

— Мне кажется, что она иногда переживает по поводу некоторых девушек из женской команды. А еще визжащих подростков, что следуют за тобой и твоей командой по всей стране.

Матео смеется, но чувствует, как у него пылают щеки.

— Я с ними редко общаюсь. Это не... Вот глупая!

Джерри улыбается.

— Я тоже ей говорил, что не о чем волноваться, — заверяет он. — Я находился с вами рядом достаточно долго, чтобы заметить, что у вас действительно особые отношения.

Он хлопает Матео по колену, встает и уходит из сарая заварить чай. А Матео глядит ему вслед, пораженный мыслью о том, что Джерри впервые разрушил доверие своей дочери, рассказав ему о ее тревогах. Интересно, зачем ему вообще понадобилось это делать? Похоже на скрытое предупреждение — предупреждение не причинять боль его дочери...

Лола все еще играет на барабанной установке. На часах уже больше девяти, и скоро ему нужно возвращаться домой. Он оборачивается к ней и бросает на нее взгляд, который она быстро распознает.

— Ладно, ладно. — Она откладывает палочки и подходит к нему, небрежно приваливаясь к его руке и пролистывая новую партитуру Джерри. — Я хочу быть барабанщицей, — жалобно сообщает она ему. — Думаю, у меня хорошо получится.

— У меня от тебя еще сильнее болит голова, — парирует он. — Занимайся чем хочешь.

Она принимается напевать первые такты, а потом замолкает.

— Мне будет тебя не хватать в эти выходные.

— Нет, не будет, — подшучивает он. — Ты будешь слишком занята, танцуя на балу с вожделеющими тебя парнями.

Она не реагирует на его поддразнивания.

— Мне страшно смотреть на твои прыжки по телевизору, когда сама я не могу там быть. Я бы никогда не согласилась состоять в комитете бала выпускников, если бы знала, что он совпадет...

— Если на Олимпиаде я выиграю медаль, то удивлю тебя тем, что заберусь на трибуны и поцелую у всех на виду.

— Уж постарайся! — Она смеется. — А потом я удивлю тебя еще больше, прыгнув в бассейн!

Она поднимается с него и направляется к месту в центре комнаты, чтобы установить микрофон, а он в это мгновение толкает ее ногой.

Когда микрофон и усилитель наконец подстроены под нее, она запрыгивает на табурет и открывает партитуру, глядя на него с лукавой улыбкой.

— Готов к потрясению?

— Не совсем, благодаря трехчасовой ночи...

Ее улыбка меркнет за многострадальным взглядом.

— Ладно, ладно. — Матео садится и кладет подбородок на спинку дивана, когда Лола проигрывает первые аккорды, потом склоняется к микрофону и начинает петь.

Пока она поет, он наблюдает за ее профилем, устремленным в направлении окна, выглядывающим в сад, теперь растворившийся в сгущающихся сумерках. В доме напротив он различает на кухне Джерри, убирающего ужин. Лола раскачивает плечами в такт песни, почти пританцовывая под радостный ритм, а ее длинные красивые волосы, в которых отражается слабый свет голой лампочки, подпрыгивают у нее на спине. Как и всегда, когда она поет, ее щеки пылают румянцем, а глаза сияют. Лола — дочь музыкантов, довольно известных в свое время, а потому ей суждено показать свой талант. По этой причине она сначала получила музыкальную стипендию в Грейстоун, а теперь принята в Центральную Школу сценической речи и драматического искусства, где ее самое сильное в жизни желание стать актрисой начнет воплощаться. Но людей притягивает не просто чистое звучание и душевность ее голоса. В ней есть какая-то необъяснимая особенность, волшебная вспышка, которая во время ее выступлений зажигает все вокруг.

Десять вечера наступают слишком быстро — перед соревнованием ему нужно лечь пораньше: сон меньше восьми часов может повлиять на выступление. Джерри снова желает ему удачи и у ворот привлекает в свои медвежьи объятья, в нос бьет знакомый запах травы и табака от его любимой клетчатой рубашки. Лола настаивает на том, чтобы дойти с Матео до дома, а раз еще не темно, он ей это позволяет. Солнце еще не село, его последние оранжевые лучи касаются крыш и сверкают сквозь верхушки деревьев.

Держась за руки, они идут не спеша, медленно ступают по крытым листьями жилым улицам, все еще теплым, но уже тихим после жаркого насыщенного дня. С лип осыпается пыльца, словно золотая пыль, воздух тяжел от густого сладкого аромата летних цветов, растущих у живых изгородей и в палисадниках. Сумерки не спешат вступать в свои права, как можно дольше растягивая оставшиеся минутки, день не торопится заканчиваться. И вдруг Матео осознает, что тоже этого не хочет, он желает, чтобы эта прогулка длилась вечно. Обычно он с нетерпением ждет соревнований, даже если ему приходится уезжать за границу и бросать Лолу, но на этот раз все иначе — на этот раз ему не хочется уезжать.

— Если мы пойдем еще медленнее, то начнем идти обратно. — Спустя несколько минут молчания Лола бросает на него взгляд, прижимая язык к щеке в попытке сдержать улыбку.

— Эй! Тебе и не нужно было провожать меня...

— Да я шучу. — Обвивая руками его за талию, она притягивает его к себе и целует в ухо. — Знаю, что это всего на три дня, но я буду скучать по тебе.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты тоже поехала.

— И мне. Я в первый раз пропускаю твои домашние соревнования. Как и папа.

— Мне будет не хватать его огромного баннера. — Матео улыбается. — Блин, не могу поверить, что ты рассказала ему о том, что прошлой ночью я пробрался к вам!

— Что? Ты же знаешь, ему нравится, когда ты остаешься у нас!

— Нравится? Господи, Лола, по-моему, за всю историю родительства у тебя самый либеральный отец.

— Он такой только с тобой. Он тебя обожает. Ты для него как сын, которого у него никогда не было!

— А он для меня как отец, которого бы мне хотелось иметь!

Лола смеется.

— Твои родители... не самые простые люди, — дипломатично говорит она. — Но в глубине души ты знаешь, что они любят тебя и хотят для тебя самого лучшего.

— Знаю. Просто я все жду, когда же Лоик случайно назовет свою новую няню «маман», как это было со всеми предыдущими... — Он вдруг замолкает, чувствуя себя неловко, почти пристыженно. Как он может жаловаться на свою жизнь: свое привилегированное существование, свои возможности, своих родителей, — когда Лола и Джерри считают каждую копейку... — Ты... ты иногда думаешь о своей маме? — Он внимательно вглядывается в ее лицо в лучах угасающего солнца, боясь расстроить ее. Но они и раньше заводили об этом разговор, и Лола всегда была невозмутима насчет этого. Но он все равно не перестает гадать: каково это расти даже в самой счастливой обстановке, думая о том, как все могло сложиться.