3

Он бы не смог вернуться домой вовремя, если бы Лоле не хватило ума поставить будильник на четыре утра. Он поспешно одевается и целует ее, пока та, теплая и раскрасневшаяся ото сна, почти не просыпаясь, кутается в одеяло. Матео прибегает домой с первыми лучами солнца, прокрадывается сзади во все еще спящий дом, переодевается в плавки и спортивный костюм, но уже слышит, как отец начинает греметь ложкой. Он обнаруживает его сидящим в костюме на своем обычном месте, за кухонным столом, он пьет кофе, густой и черный как смола, из своей большой кружки. Отец как обычно протягивает ему банан и энергетический батончик, когда Матео входит с перекинутой через плечо спортивной сумкой.

Всякий раз, когда отцу можно прийти на работу позже, он подвозит сына на тренировку. А если рано утром не запланировано встреч, то даже может остаться на целых два часа. Хотя обычно ему приходится срываться на работу еще до окончания тренировки, и Матео вынужден ловить автобус прямо до школы. К несчастью, сегодня отцу не нужно быть в офисе до полудня, и он намерен высидеть все занятие — о чем он сразу сообщил сыну при встрече.

Они покидают дремлющий дом в привычном молчании и влезают на переднее сиденье отцовского «БМВ». Под шинами хрустит гравий, когда они едут по дорожке. Матео отворачивает лицо и смотрит в окно в надежде, что отец не заметит фиолетовые круги под его глазами. Несмотря на мучительно короткую ночь, он чувствует восторг от того, что провел это время с Лолой.

Люди полагают: раз он так долго занимается прыжками в воду — почти половину своей жизни, — то уже наверняка привык к ним, считает их легкими и переборол все свои страхи. Но на самом деле, прыгун никогда не победит все свои страхи окончательно. Он научился справляться с ними в возрасте тринадцати лет — тогда отец привел его к спортивному психологу, потому что он отказывался выполнять прыжок спиной. Бросаться назад и падать с десяти метров, не видя, куда летишь — о таком было слишком страшно даже подумать. Когда ему прочитал лекцию сначала Перес, а потом отец, Матео разрыдался в самом начале трамплина и отказывался сдвинуться с места. С тех пор он научился скорее контролировать свой страх, нежели перебарывать его, но тот всегда присутствует, и с каждым шагом вверх по бесконечным железным перекладинам лестницы его сердце бьется все чаще. А еще люди думают, что участвующий в соревнованиях прыгун — особенно самый лучший на десятиметровой вышке — не может бояться высоты. Но на деле прыжки в воду очень много говорят тебе о высоте: разница между заваленным прыжком с пяти метров и десяти огромна. Плохой вход в воду с десятиметровой вышки подобен автомобильной аварии — в лучшем случае у тебя перехватит дыхание, в худшем ты потеряешь сознание. Матео знает прыгунов, которые разбивали лица о воду при входе под неправильным углом и которые умирали. Когда прыгаешь, вращаешься и скручиваешься в воздухе со скоростью пятьдесят пять километров в час, лучше все делать правильно, иначе ошибка может стать фатальной.

Однако первоклассный прыжок — особенно тот, что высоко оценивается на соревнованиях, — практически неописуемый опыт. Прилив чистого адреналина, когда ты входишь в идеальную гладь; нарастающая эйфория, когда под водой до тебя долетает приглушенный звук аплодисментов со стадиона; внезапный всплеск необузданной энергии, когда ты выныриваешь на поверхность и ищешь глазами табло, где отображается счет; и рев толпы, когда огромные мерцающие цифры выводят тебя в лидеры — опережая твоих товарищей по команде, опережая всегда идеальных китайцев, опережая весь мир. Матео живет ради этих мгновений, с ними он расцветает — они помогают ему двигаться дальше: сквозь однообразные тренировки, часы в бассейне, часы в гимнастическом зале, часы в тренажерном зале. На горизонте всегда маячит новое соревнование, еще одно соревнование, которое необходимо выиграть...

Ошибка, конечно, болезненна — чертовски болезненна. Отвлекшись на огни, вспышки камер, развевающиеся баннеры и флаги, крики группы поддержки, ты тут же можешь лишиться концентрации, на долю секунды потеряться в воздухе, не вовремя оттолкнуться, не рассчитать оборот, неправильно войти в воду. И ты это знаешь, чувствуешь костями и мышцами в тот миг, когда ударяешься о воду. И будь то обычный прыжок или самый сложный в твоем наборе прыжков, которые ты тренировал каждый день на протяжении нескольких месяцев, тебе все равно больно. Это гораздо хуже болезненного приземления. Тебе будто вонзают кол в сердце. И ты нагибаешься в сторону, вытряхивая воду из ушей, стараясь игнорировать сочувствующие аплодисменты, пытаясь не терять самообладания, когда глядишь на табло и видишь, как твое имя в рейтинге спускается вниз. Но вот тут возникает злость — злость на самого себя, на вселенную. И то, как ты используешь эту злость, по словам его тренера и психолога, возникает разница между чемпионом и аутсайдером. Если ты сможешь направить эту злость, чувство несправедливости, на свои оставшиеся прыжки, то сумеешь снова отвоевать эти очки, иногда даже полностью вырваться вперед и побороться за победу в соревновании. Ты думаешь: «Я им покажу — покажу, на что способен, покажу, что не проиграю, меня нельзя победить, этот проигрыш — ничто». После этого возвращаешься на десятиметровую вышку и выполняешь идеальный прыжок. И знаешь, о чем думают твои соперники: «Черт, этого парня нельзя победить».

Стоя на самой верхней вышке в «Эшвей Аква-центре», Матео выгибает шею, чтобы потянуть мышцы, и смотрит на белую бетонную крышу над собой. Отсюда бассейн кажется не чем иным, как маленькой прямоугольной полоской флуоресцентно-голубого цвета. За его пределами по дорожкам обычного бассейна вверх и вниз плавают крошечные люди, выполняя свою утреннюю тренировку. Звуки подскакивают и эхом окружают его, но здесь наверху он всегда чувствует себя странно отрезанным от всего, в своем собственном мире. Воздух горячий и влажный — он вытирается полотенцем, чтобы руки не скользили, когда в обороте надо будет держать ноги. Сорвать прыжок — одна из многих опасностей.

Задача подготовки к сложному прыжку с десятиметрового трамплина, будь то на соревновании или тренировке, — никогда не давать себе возможности представлять все то, что может пойти не так. Сегодня он отрабатывает один из самых трудных прыжков — «большой из передней стойки»: четыре с половиной оборота, согнувшись, — который его пугает. Но там внизу, совсем внизу, его ждут тренер и отец, прищурившись, глядят на него, уже оценивают его поведение, уверенность, количество времени, которое требуется ему для психологического настроя. Матео тянется и подпрыгивает на мысках столько, сколько ему позволено, пока не осознает, что ему придется это сделать.

Несколько раз пройдясь по трамплину взад и вперед, он наконец занимает позицию в самом его начале, дышит глубоко, закрывая глаза и представляя в голове каждое свое движение — каждую группировку, оборот и вращение, которые совершает его тело в воздухе при падении. Все движения отпечатаны в мозгу бесконечными «сухими» тренировками в поролоновой яме, на трамплине с лонжей, а также в бассейне. Он сосредотачивается на точке, приподнимается на мыски, считает вслух до трех и бежит четыре шага, отталкиваясь от доски и взлетая в воздух.

Он прижимает вытянутые ноги к груди и прокручивает четыре оборота. Глазами постоянно ищет воду — голубую полоску. Раз, два, три, четыре, пять. Затем вытягивается как можно сильнее и быстрее, левая ладонь обхватывает тыльную сторону правой, и входит в воду, будто стрела.

Больно. Он знает, что прыжок получился неидеальным, поскольку вакуум засасывает его вниз, замедляя до тех пор, пока он может развернуться и выскочить на поверхность. Над ним поднимаются пузырьки, он чувствует бурлящие воды, образованные его неуклюжим входом, и стремится к свету, выныривая с болезненным вздохом. Волосы облепляют лицо, хлорированные струйки воды заливают глаза. У него все болит. И хотя прыжок был не так ужасен, он уже знает, что перекрутил вход и приземлился слегка плоско, тем самым выбив из тела весь дух. Он взбирается на бортик и садится, хватая ртом воздух, когда к нему подходит Перес, жестикулируя в сторону огромного экрана на стене, проигрывающего в замедленном действии прыжок Матео и отмечающего его ошибку.

— На разбеге дал слишком много импульса и прыгнул слишком широко — вот почему перекрутил вход в воду.

— Знаю, — выдыхает он, тряся головой, чтобы из ушей вышла вода, а перед глазами перестало все раскачиваться.

— Ты до сих пор стремишься к более чистому исполнению, чем это требуется. Перестань беспокоиться об ударе о доску! — кричит его отец со своего пластикового стула возле бассейна.

Это не столько доска, сколько бетонная платформа толщиной в пятнадцать сантиметров. «Сам попробуй покрутиться в воздухе, когда она маячит у тебя перед лицом», — язвительно думает Матео.

Второй повтор на большом экране подходит к концу, и оба, тренер и отец, ждут, что он снова повторит прыжок. За двухчасовую тренировку совершать больше тридцати прыжков с высокой вышки — для него обычная практика. Один заваленный прыжок — и он уже анализирует свою ошибку. Он больше ее не совершит. Следующие двадцать девять будут идеальными. Матео вскакивает на ноги, берет полотенце, шагает к лестнице и снова начинает свой подъем.

Поглощая огромный, богатый протеинами завтрак в буфете «Аква-центра», он пытается объяснить Эли, как нужно вытягиваться в конце «большого прыжка из передней стойки», который тот старается выполнить уже несколько месяцев.

— Вся хитрость заключается в том, чтобы вытянуться, как только твоя макушка оказывается на уровне трехметровой вышки, — говорит он между поеданиями яичницы на тосте. — Если будешь ждать, пока окажешься с ней на одном уровне, слишком опоздаешь — потому что, на самом деле, на одном уровне с ней будут твои глаза.