«Ты, — мысленно прошептала я ему, — ты нарушил закон?»
«Да».
«Какой закон?»
«Я объясню позже».
Я не хотела, чтобы он объяснял позже.
Что это значит, он нарушил закон? Означало ли это, что они могут бросить его в свою вампирскую тюрьму? Означало ли это, что ему придется нанять адвоката-вампира и предстать перед судом вампиров? Он только что признался, что нарушил закон! И он собирался признать свою вину?
Мне нужно было гораздо больше информации.
«Хорошо, тогда хотя бы скажи мне, что это за закон? Твое нарушение закона больше похоже на что, переход улицы в неположенном месте или убийство первой степени?»
Теперь одетый, он повернулся ко мне и поднял обе руки, обхватив мое лицо и притянув ближе к себе.
Его глаза пристально смотрели в мои, он повторил: «Я объясню позже».
Я почувствовала, как мое терпение, и без того доведенное до предела, лопнуло.
«Не-а, — возразил мой разум, — скажи мне хоть что-нибудь перед тем, как ты уйдешь».
Он улыбнулся, словно я его смешила.
Да! Улыбнулся!
Я поняла, что прищурилась.
Он наблюдал за мной, его глаза стали такими сексуально-вампирскими, я хотела бы, чтобы они мне сильно так не нравились, затем он пробормотал: «Господи, ты очаровательна».
Мой гнев вспыхнул, и вместо того, чтобы закричать, я раздраженно пробормотала:
— Парень, хотелось бы мне надрать тебе задницу.
Его руки оторвались от моего лица, молниеносно обхватив меня с вампирской скоростью, крепко прижимая к своей груди. Он откинул голову назад и расхохотался.
Обычно мне нравился его смех. Ладно, если быть честной с самой собой, обычно мне нравилось. И я не слышала его смех уже несколько недель. И, что еще хуже, хотя я и не хотела оплакивать эту потерю, но оплакивала. Каждый день. В течение трех вонючих недель.
Однако в этот конкретный момент я уже не оплакивала.
— Не смешно, — сердито пробормотала я ему в грудь.
Я почувствовала, как он поцеловал меня в макушку.
— Это что-то среднее между хождением по улицам и убийством первой степени, — сказал он мне.
Мне мало о чем это говорило.
«Это все, что я могу тебе сказать, зверушка».
У меня не было возможности ответить. Он взял меня за руку и повел нас вниз по лестнице.
Три вампира ждали нас внизу. Я знала, что Криштиану и Рудольф слышали то немногое, что мы говорили вслух. Было бы трудно пропустить взрыв смеха Люсьена, даже если бы у вас не было вампирского слуха. Оба они выглядели крайне удивленными.
Наш разговор шепотом заставил Марчелло перейти от угрюмого к откровенно враждебному взгляду.
Как можно непринужденнее Криштиану подошел к двери, открыл ее и вышел. Рудольф и Марчелло последовали за ним. Все трое остановились снаружи и стали ждать.
Люсьен повел меня до открытой двери.
«Запри за мной дверь. У Стефани есть ключ», — сказал он.
Вместо того чтобы кивнуть, я ответила: «Хорошо».
Затем он потребовал: «Поцелуй меня».
Он только что сказал то, что я подумала, что он только что сказал?
Мои глаза расширились, и я прошептала:
«Что?»
«Сделай это сейчас же».
Он сказал мне прислушиваться к его советам. Это было не совсем то, что можно было бы назвать советом, больше похоже на команду.
Тем не менее в этой тревожной ситуации я сочла самым разумным сделать так, как он приказал.
Поэтому наклонилась, положив руки ему на пресс, привстав на цыпочки и задрав голову. Он наклонил голову, и я прижалась губами к его губам, и его губы раскрылись. Еще один намек, которому я была вынуждена последовать, мой язык скользнул к нему в рот. В тот момент, когда мой язык коснулся его языка, его руки обхватили меня, зажав мои руки между нашими телами, притягивая меня к его большому, твердому телу.
Прошло три недели с тех пор, как он вот так меня целовал. В течение трех недель, даже во время кормления, он был идеальным джентльменом. Часто в те недели он касался своими губами моих перед сном. Или наклонялся и касался губами моей макушки, когда проходил мимо, пока я читала. Но на самом деле он меня так не целовал.
Очевидно, мое тело так сильно скучало по его поцелую, что я забыла о нашей аудитории. Моя голова склонилась набок, руки вырвались из наших зажатых тел, одна обхватила его за талию, другая зарылась в волосы, прижав его голову. Наши языки боролись, принимая, отдавая, заставляя мое тело гореть, а сердце биться быстрее.
Как и его смех, этот поцелуй придавал мне силы. Я требовала и брала, еще больше и еще больше, потому что прошло так много времени, я умирала с голоду по нему.
Он прервал поцелуй, отстранился, и я почувствовала, что ему не нравится тот факт, что ему пришлось прервать этот поцелуй.
— Я скоро вернусь, — пробормотал он мне в губы и отступил, но только после того, как я сделала глубокий успокаивающий вдох и кивнула.
Он вышел за дверь, и я наконец почувствовала воздух. Он снова сгустился от соблазнительной опасности, став таким густым, что в ту минуту, когда я почувствовала эту опасность, она чуть не задушила меня.
Все три вампира смотрели на меня, теперь без враждебности и без юмора. Можно было не читать их мысли, чтобы понять, что их глаза горят голодом. Не могла сказать с точностью, но чувствовала, что все дело во мне. И охотились они не за моей кровью, а за чем-то гораздо более глубоким.
Определенно чувствовалась угроза.
Люсьен повернулся ко мне, «Запри дверь».
Затем раздался свист, и они исчезли, и я увидела или услышала хлопанье дверей машины.
Я закрыла и заперла дверь. Затем так быстро, как только могли нести меня ноги, побежала к телефону и позвонила Стефани.
Ужас пронзил меня, единственное, о чем могла думать — это бежать.
Я столкнулась с чем-то очень сильным, мощным, меня окружала стальная лента, удерживая в плену.
— Лия, милая, что же это такое?
Потеря. Боль. Муки. Страх. Слишком много всего. Я не могла справиться.
Жар, жар, жар был слишком велик. Наносит непоправимый вред. Обжигает мне глаза. Обжигает горло.
Падение, резкое, неконтролируемое, что-то жесткое сжалось вокруг моей шеи. Я не могу дышать.
Я боролась со своей удавкой.
— Господи, Лия, успокойся. В чем дело?
Цепляясь за свою силу, слыша свое прерывистое дыхание, переходящее в мои душераздирающие рыдания. Пальцы заставили меня открыть рот, прижались к языку, ища источник моего удушья.
Необходимость. Необходимость. Отчаянная нужда. Прикосновение. Кожа. Тепло. Сила. Власть.
Его.
Нужда в нем.
Нуждалась в его руках, его дыхании, его присутствии, в нем.
Успокаивающий, утешительный, убаюкивающий.
Я должна была заполучить его. Если я его не найду, петля затянется, и я умру.
— Прошу тебя. — Это был мой голос, но я не узнала хриплый, грубый, мучительный шепот.
— Боже мой.
Где-то далеко зазвонил телефон. Моя тюрьма сдвинулась с места, я боролась безрезультатно.
— Люсьен, слава Богу. С Лией что-то не так. Она не может дышать, и я не могу понять почему. Она борется со мной, если я отпущу ее, боюсь, она причинит себе еще больший вред. Тебе нужно вызвать скорую помощь.
У меня перехватило дыхание. Мои легкие горели. Темнота надвигалась.
— Что? Ты с ума сошел? Она задыхается, черт возьми, вызови скорую!
Петля резко затянулась. Я боялась, что она свернет мне шею, поняла, что тот тошнотворный сдавленный звук, который услышала, исходил от меня.
— Послушай, Лия, милая, пожалуйста, послушай телефон... — настойчиво умолял женский голос.
— Милая... — Его голос зазвучал у меня в ухе.
Воздух наполнил мои легкие.
Я глотала его большими глотками.
— Подожди, я еду.
Мой разум свернулся в кокон, ничего не входило, ничего не выходило, ничего не происходило.
Кататония.
Затем пришел он, его руки обхватили меня, поднимая. Я сидела у него на коленях, тепло его тела окутывало, его объятия защищали меня с яростью.
Последствия отвратительного живого кошмара все еще держали меня в плену, хотя мои чувства возвращались, я была совершенно без сил. Слепая, немая тряпичная кукла в руках Люсьена.
— Как долго она находилась в таком состоянии? — Услышала я его вопрос.
— С тех пор, как ты поговорил с ней по телефону, но поверь мне, так даже лучше. До этого, клянусь, Люсьен, все выглядело и звучало так, будто она умирала, — ответила Стефани.
— Господи! — Слова Люсьена прозвучали как приглушенный взрыв. Его руки напряглись, до боли сильно. Это причинило мне боль и в то же время казалось прекрасным.
— Такое случалось раньше? — спросила Стефани.
— Ей стали сниться кошмары, — ответил Люсьен, его рука начала поглаживать мою спину.
— Кошмары? Люк, это был даже не кошмар. Это был полный п*здец. Мне семьсот пятьдесят лет, я повидала в своей жизни немало серьезного дерьма, но это был полный п*здец!
Стефани была не старше Люсьена.
— Расскажи мне точно, что произошло, — потребовал Люсьен.
Стефани не колебалась.
— Я услышала, как она стала кричать. Очень напряженно. Я прибежала вовремя, поймав ее, выпрыгивающую из кровати. Она задыхалась и плакала. Я думала, она просто расстроена тем, что произошло сегодня, — объяснила Стефани. — Потом поняла, что это нечто большее. Плач прекратился, удушье продолжалось. Она сражалась со мной так, как ни один смертный не сражался со мной раньше. Я не могла до нее дотронуться. Как будто ее душило что-то невидимое. Она боролась с ним и проигрывала. Затем ты позвонил, поговорил с ней, удушье прекратилось, но она обмякла и больше ни на что не реагировала. Честное слово, я даже подумала, что она умерла, но я слышала, как бьется ее сердце и как она дышит. Я положила ее в постель, она просто свернулась калачиком с открытыми глазами, уставившись в никуда. Думаю, можно с уверенностью сказать, что она меня напугала!
Люсьен ничего не сказал, но перестал гладить меня по спине, его рука скользнула мне под волосы и тепло обвилась вокруг моей шеи.
— Она все еще не в себе. Нам нужно вызвать врача, — объявила Стефани.
— Я в порядке, — прошептала я и пожалела, что это сделала.